Sed quis locus convocando nunc ex tota gente concilio, cuius necessaria est tributis indicendis authoritas? Stupuit Poliarchus, liberis regnis assuetus. Non ergo ius regium, non regionis discrimina, satis populum cogere ad tributa; nisi ipse per homines a se legatos consentiat? Scilicet nervos imperii, id est, aerarium, in potestate populi esse; Hunc arbitrum rerum, & suorum Regum Regem uno hoc iure publicis omnibus coeptis, consiliis, viribus, moderari? Certe non regnandi veras leges hoc pati; non cum summi imperii nomine convenire.
Но где время на созвание ныне из всего народа общаго съезда, коего власть весьма есть [c. 513] нужна к наложению податей? Изумился Полиарх, удивляясь к вольному правлению привыкшим: так ни Царская власть, ни государственное бедствие не могут довольно принудить народ к податям, буде он сам, чрез присланных от себя, на то не согласится? Сие значит, что вся сила державы, то есть казна, во власти находится у народа! Сей располагая все по своей воле, и будучи над Царями своими Царем, по одной сей власти все общия предприятия, намерения, и силы в своих руках имеет? Поистинне, не терпят сего прямыи способы царствования; и с именем верьховнаго правления сие не сходствует.
И сталося древнее по[д]тве[р]ждение и избрание о[т] всего народа любо бе[з]сумнения нача[л]ны кн[я]зи иепископы и шляхта бо[л]шую имели почесть и силу (л. 55) втом, обаче о[т] некоторых уже веков прочиих всех неприпустивши доелекцыи императора точию и[з]бирают седм, и по и[з]мирению оснабдугенском осмь пе[р]веишии кн[я]зи о[т]того[ж] чину нареченны електоры...
Facta autem fuit antiqua illa adprobatio & electio ab universo populo; etsi Procerum, Principum scilicet, Episcoporum & Nobilium, plurimum heic valuisse autoritatem, extra dubium sit. Ab aliquot tamen iam seculis, caeteris omnibus exclusis, Imperatorem eligunt septem, & post (p. 117) Pacificationem Osnabrugensem octo primarii Principes, ab isthoc officio Electores dicti...
Ad tertium, Vulgat se nimis ita Princeps. Fortassis, si in rebus aliis: at haec per se talis est, ut reverentiam sui gignat, vel terrorem. Videmus in cottidianis istis iudicibus, quam plebecula eos veneretur & timeat, etiam illa innoxia, & cui nihil cum iis negotii est aut fuit. Bene a Deo ita facti sumus, vereri hoc numen & nomen ipsum Iustitiae, & quicunque ei administrant. Quanto magis in Principe, si se non mandare tantum (in occulto id fit) sed exercere, cum summa potestate, ostendat? Et sane nihil hic familiariter aut comiter fit: verba, gestus, aspectus, apparatus, omnia tristitiae aut severitati propiora. Ergo hoc facessat; quartum videamus, de Odii metu. Incurret in id, inquiunt, si severe iudicat; in Iniustitiam, si remisse. Extrema accipiunt, & eunt extra ipsas Iustitiae metas. Quid? an semper damnationis materia? fac esse: in ea ipsa certe alter sic deprimitur, ut alter allevetur. Hunc laedis, illum iuvas; ergo ab illo Odium, ab hoc Gratia, paria sunto. Sed nego etiam in severitate crebra, odia excitari populariter: & contra est in rectis animis, qui acclinant se magis ad tales & [p. 138] attrahuntur. In aspectu illa offendunt, cogitata & cum usu publico collata, delectant. Videsne ut in medicina quoque tristia & taetra saepe propinentur, sed salutis caussa? itaque ab hoc fine, adeo non odimus medicos, amamus & laudamus. Simillimum in Iustitia: a cuius acerba sectione aut ustione salus generis humani pendet: & quis id vel e plebe nescit? Iam de Remissione, non abnuo naturas quasdam ad mitiora semper inclinare: & quid mali erit? imo sit nobis talis Princeps.
Третие неполезное глаголют быти того ради, и яко чрез частое сообщение и явление царя к народу некако честь царская умаляется; правда то, аще сообщается и позорствует себе ради иныя некия вины; аще же правосудия ради часто присудствует народному собранию, то и честь умножается, и страх возрастает; видим то в малых и в повседневных судиях, како от всего народа почитаеми есть и вси их боятся: не точию согрешающии, но и ти, иже никакого порока в себе не слышат; аще же простыя судии [л. 111] таковой от народа чести сподобляются, то что имамы рещи о царе, иже како осудит, иначе быти не может, от чего же самых слов, мановений или от самого точию взора страх и ужас в сердцах людских раждается; но разсудим и четвертое противное, глаголют бо, яко аще з грозою будет судити, то вскоре возненавидят его, аще же сострадателно и простително, то удоб погрешит противу правды; зде зри, како противницы наши крайния точию предлагают нам и за пределы правосудия ступают; что же, всегда ли на суде смертныя вины судятся? Но да будет и тако, и на самом том суде колико един уничижается, толико другий возвышается, сей осуждается, ответ же оправдается, от того ненависть, от сего же любовь и благодарение, и сия равно едина другому противится, обаче неправда то, яко грозная казнь раждает царю ненависть от народа, паче же противное видим в человецех, правду любящих, иже радуются и благодарят, егда видят грозное и жестокое злых наказание; самы точию взор жестокия казни умаляет нас и смущает, егда же размыслим и разсудим ползу общую, яже оттуду раждается, абие утешаемся; зриши ли врачевскую хитрость: коль краткое** и невкусное питие подают болящим ради здравия, иногда же и тело режут; оба[че] за то [не] ненавидим их, но паче любим и благодарствуем; подобное видим и в жестокой казни, от жестокого бо виноватых резания или сжения здравия бывает целому государству, паче же реку, всему роду человеческому; и кто того, аще и о[т] простейших, не весть? А что глаголют, [л. 111 об.] яко нецы милосердствуют и послабляют виноватым, не прекословлю тому, яко мнози от естества милосерди суть и сострадателни; и кое убо зло отсюду?