The military state includes the whole of the soldiery, or such persons as are peculiarly appointed among the rest of the people for the safeguard and defence of the realm. In a land of liberty it is extremely dangerous to make a distinct order of the profession of arms. In absolute monarchies this is necessary for the safety of the prince, and arises from the main principle of their constitution, which is that of governing by fear; but in free states the profession of a soldier, taken singly and merely as a profession, is justly an object of jealousy. In these no man should take up arms, but with a view to defend his country and its laws: he puts not off the citizen when he enters the camp; but it is because he is a citizen, and would wish to continue so, that he makes himself for a while a soldier. The laws therefore and constitution of these kingdoms know no such state as that of a perpetual standing soldier, bred up to no other profession than that of war <…>.
Военное состояние заключает в себе всех ратных или таких людей, кои из числа народа особливо определены для безопасности и защищения государства.
В том государстве, где народ вольностию напитан, крайне опасным почитается иметь навсегда учрежденную регулярную армию; но в самодержавном Монаршеском государстве такое учреждение армии весьма нужным почитается для безопасности Государя, которой принужден управлять свой народ больше страхом оружия, нежели предписанными законоположениями. Напротив того в вольном государстве солдатская служба, [с. 177] заведенная на всегдашнем своем продолжении производит ненависть и подозрение в народе. В таких вольных государствах никто не должен принимать оружия иначе, как токмо с намерением для защищения своего отечества и закона. И приемлющий в таком намерении оружие не слагает с себя звания гражданского, но для того единственно, что он гражданин и желает быть всегда гражданином, делается на время солдатом и в поход идет. И так для сей причины законы Аглинские не позволяют и ныне иметь в государстве регулярной армии, состоящей из людей ни к чему другому невоспитанных, как токмо к одной войне <…>.
Тогда все Государство разделено было на следующия малыя владения <…>.
The same love of independence, the same dread of slavery, and the same attachment to their country, animated the respective nations to the same deeds of heroism; and in both instances victory was followed by the same glorious consequence: for the Swiss, as well as the Greeks, owe the rise and preservation of their liberties to that magnanimous and [p. 62] determined valour which prefers death to living under the servile domination of an arbitrary despot. The people still celebrate the anniversary of this victory, which insured their independence for ever <...>.
Здесь [в Гларисе] такая же любовь к вольности, как и в Греции, тот же страх порабощения и та же привязанность к отечеству возбудили народ к оказанию героических действий; да и в обоих случаях следствия победы были равномерно славны: [с. 68] ибо Швейцарские жители так как и Греки одолжены началом и соблюдением своей вольности тогдашним в ср[а]жении успехам и тому благородному мужеству, которое предпочитает смерть рабству. Народ и ныне торжествует ежегодно сию победу, уверившую их навсегда о их независимости.