[Тредиаковский В. К.] Предуведомление от трудившагося в переводе (с. I–CIV), Авторово житие (с. CV–CVIII)
Указание на первый том Барклаиевы Аргениды Предуведомление от трудившагося в переводе |
С. [3]–[9] С. I–CIV |
Авторово житие |
С. CV–CVIII |
Часть первая. Краткое содержание глав |
С. [2]–[8] |
Аргениды часть первая |
С. 1–218 |
Изъяснения на митологическия места находящияся в Аргениде часть первая |
С. 219–288
|
Часть вторая. Краткое содержание глав |
С. [2]–[7] |
Аргениды часть вторая |
С. 289–522 |
Изъяснения на митологическия места находящияся в Аргениде часть вторая |
С. 523–566
|
Погрешности в первом томе
|
С. [567–568] |
Пумпянский Л. В. Тредиаковский // История русской литературы. Т. III: Литература XVIII века. Ч. 1. М.; Л., 1941. С. 241–242; Carrier C. Trediakovskij und die «Argenida»: ein Vorbild, das keines wurde. München, 1991; Осповат К. А. Казнь автора: Дело А.П. Волынского, «абсолютизм» и проблема политической словесности в 1740 году // Новое литературное обозрение. 2018. № 3(151).
Описание русского издания – по экз. НБ СПбГУ (шифр: EI 19761). Оригинальный текст – по одному из многочисленных нюрнбергских переизданий (1703 г.), в которых имелось деление книг на главы (границы глав не всегда совпадают с принятыми у Тредиаковского, но заметных расхождений в тексте не замечено).
Первоначальная версия перевода была выполнена Тредиаковским в 1720-х гг. Ее рукопись хранится в Национальной библиотеке Украины имени В. И. Вернадского. См.: Николаев С. И. Ранний Тредиаковский. (Первый перевод «Аргениды» Д. Барклая) // Русская литература. 1987. № 2.
Meleander, quod opinor non ignoras, paternum avitumque Siciliae regnum tenet, mitissimi ingenii homo ; sed qui non saeculo, non hominum moribus aestimatis, ita caeterorum fidei credidit, ut sibi credi par esse ex virtute sentiebat. Illum quoque existimem nimia felicitate laboravisse. Nam sub initia imperii, quia pacata omnia erant, palam cupiditates solvit, lenes quidem & multis Principum familiares, quae tamen facilem prodiderunt, [p. 9] nec in iniurias idonea severitate acrem.
Мелеандр, о чем уповаю, что вам не безызвесно, от отца и прародителя имеет себе наследством Сицилийское государство, и с природы прекроткаго сердца человек: но не рассуждая ни о веке, ни о нравax людских, так он на чужую верность положился, как, чувствуя по своей добродетели, сам себе мог верить. Думал бы я, что ему чрезмерное его благополучие во вред обратилось. Ибо, по восшествии сперва на престол, видя что везде в его державе было тихо и спокойно, в явные он попустился роскоши, хотя и не безмерные, и многим [с. 16] из Государей обыкновенные; однако сии самые показали его, что он милостив, и за учиненныя себе оскорбления, пристойною казни жестокостию не был мстителен.
И уже неистовство и властолюбие вручили Ликогену оружие, только что не всенародно, на своего Царя. Поздно, и точно при самом начатии войны возбудился Мелеандр, и начал не забывать достоинства своего, и причины, для которыя облекся он в порфиру.
Certe ut ex domesticis nonnullos selegimus, ac veluti adoptamus nostras in curas ; fidemque eorum familiaritate & muneribus tam pensamus, quam sollicitamus in futurum ; Ita ni Princeps sibi quaesierit eiusmodi vicariam opem, iisdemque rationibus aluerit, non sufficiet publicis laboribus <…>.
Подлинно, как мы из домашних сами некоторых выбираем, и почитай приобщаем к нашим делам; а верность их благосклонностию и подарками награждаем, и впредь ея оными ж побуждаем: так ежели Государь не сыщет себе такия взаимныя помощи, и таким же образом ея не воспитает; то не станет его на всенародны труды, поистинне не станет <…>.
Laetus Rex hoc secreto, & ab his quoque cum Argenide diversus; Tua, inquit, aetas & sexus, mea gnata, expertem facerent publicorum consiliorum, nisi te disciplina & indoles erexisset ad magna ; & praeterea, quod utcunque sis foemina, tamen in te recumbit fortuna [p. 46] Siciliae, & viris imperatura es. Assuesce me vivo illis curis, sine quibus regia dignitas sustineri non potest <…>.
Приятно было Царю оное уединение, в котором он и от сих прочих служителей удалившись с Аргенидою, говорил: ваши лета и пол, любезная моя дочь, не долженствовали б вас допускать к советам государственных дел; ежели б вас наука и природа не зделала способною ко всему великому: а сверьх того, хотя вы и девица, однако на вас точно утверждается Сицилийское благополучие. Того ради, привыкайте, пока я жив, к оным попечениям, без которых Царское достоинство состоять не может <…>.
Est medius ordo, & velut equestris, ingeniorum quidem sagacium, & commodorum rebus humanis, non tamen in primam, quam celebramus, magnitudinem patentium.
Есть среднее состояние, как древнее конное Дворянство, умов хотя острых, и способных к делам человеческим; однако до первыя оныя великости, которую мы прославляем, не достигших.
Num praeterea uni Regi tantum solertiae, tantum animi superesse, ut possit aequari tot Optimatum ingeniis, qui in liberis urbibus ad publica consilia solent acciri?
К тому ж, имеет ли в одном Царе и найтись столько досужства и великодушнаго благоразумия, чтоб он мог сравниться толь со многими всех вельможей разумами, кои в вольных державах государственный совет обыкновенно управляют?
Neque enim sub Republica minus, quam sub Regno, leges sunt, magistratusque quibus obtemperes. Quae omnia eodem modo aut conveniunt aut abhorrent a naturae libertate. Si contineri sua sponte intra fines iustitiae posset genus humanum, tunc in pari omnium pietate non supervacua modo, sed iniusta essent imperia, quae cives iam sponte aequissimos ad inutilem servitutem adigerent. Sed cum ex vitiis mortalium haec felicitas sperari non possit, ea maxime forma regiminis ad naturam accedit, quae homines vetat extra leges naturae ipsius, virtutisque exerrare. Ut non intersit, pluresne an pauci imperent, sed in utro regimine sanctius cives agant.
Изволите знать, что как во всеобществах, так и в Царстве уставы, которым бы повиноваться. А все сие равным образом или согласно, или нет, с природною вольностию. Ежели б добровольно мог воздержаться в пределах справедливости род человеческий; то, для великия всех добродетели, не токмо излишное, но и не праведное было б повеление, которое граждан, добровольно уже справедливейших, принуждало б к бесполезному порабощению. Но понеже от злонравия человеческаго не можно благополучия сего ожидать: того ради, тот образ правления наибольше с естеством сходствует, который запрещает людям заблуждать, вышед за закон самаго естества и добродетели. Так что нет нужды в том, чтоб многим, [с. 168] или немногим власть иметь; но необходимая есть, дабы знать, в коем из сих правлений добродетельнее граждане живут.
Lusisti praeterea in permiscenda populi & optimatum potestate, quae utique diversissima est. Tu vero ad fucum & libertatis pompam, populum nominasti ; ad utilitatis vero speciem, retulisti Optimatum solertiam. Atqui, si respublicas intelligis, in quibus summum populo ius est ; quid prudentia illic Procerum possit ? Cum saepe ad imperitos, atque ignavos, populi levitas deferat fasces, cum factionibus, invidia, impetu, rapiantur vulgi studia; & plerunque fuerit ingens virtutis specimen, ab imperita multitudine male mulctari ? Sin illuc te refers, ubi Proceres omnia possunt ; pudeat istiusmodi senatui regnum, Anaximander, posthabere, & multiplicato numero dominorum, augere serviendi vilitatem. Nam pro unico Rege tot heros obtrudis, quot illic homines senatum constituunt.
К тому ж, вы непристойно смешали народную и вельможескую власть, для того что она весьма различна. Подлинно, вы для прикрасы и для великолепия в вольности отозвались к народу; а ради пользы присовокупили досужство вельможей. Но ежели вы чрез всеобщества разумеете те, в которых верьховнейшее право народ имеет; то какую в них силу благоразумие знатных людей иметь может? Ибо часто незнающих и ленивых лехкомыслие народа производит: также, возмущениями, завистию, и устремлением кипят народныя хотения; и притом, многократно бывало превеликия добродетели знаком, когда кто от нестройнаго множества пострадал. Буде ж вы к той стороне прибежите, где вся сила в одних вельможах; то такое правительствующее собрание предпочесть Царству, весьма стыдно, Государь мой, и умножив число Государей, умножить неволи подлость: ибо вы, вместо одного токмо Царя, столько поставляете Государей, сколько там людей, из которых [с. 169] состоит оный правительствующий совет.
Quae autem respublica? An illa popularis? In qua ad seditiones, ad furorem, ad captandi populi atque fallendi consilia, aptare se solent improbae ac factiosae mentes, adulatione, obsequio, suavitate orandi ; in qua denique vix est, ut eximia ingenia, & ambitu accensa, nisi ad publicam perniciem emineant ?
Какое ж сие всеобщество? Оное ль, в котором силен народ? то есть, в котором к бунтам, к неистовству, к улещиванию народных мнений, и к обману оных принаравливают себя злосовесныи и мятежныи умы ласкательством, повиновением, и сладостию красноречия? Словом, в котором едва бывает, чтоб и самыи изрядныи и ревнительныи разумы не для пагубы общества пред прочими сияли.
Pone vero tam regnum quam rempublicam, Principum vitiis tamquam affecta valetudine laborare; utribi faciliora expectes ad publicam sanitatem remedia? Nimirum et Regem & ipsius vitia mors saltem de medio tollet ; poteruntque a successoris indole sperari mitiora. At labem corrupti [p. 91] senatus non uniuscuiusque mors eluit, sed afflicti semel mores in deteriora semper labuntur, donec publicam salutem suo casu obruerint.
Извольте ж положить, что, как Царство, так и всеобщество, верьховных Правителей пороками, равно как зараженныя язвою мучатся, и от них страждут: то в котором правлении способнейшия могут найтись лекарства, для возвращения общаго здравия? Всяк скажет, что Царя, и его пороки, по крайней мере, смерть истребит; и [с. 171] можно от преемникова добронравия, надеяться лучшаго. А заразу поврежденнаго правительствующаго совета не каждаго кончина очищает; но однажды отравою напоенныи нравы, отчасу тяжеле ко всему худому валятся пота, пока всеобщаго здравия падением своим не обрушат всеконечно.
At in civilibus imperiis, quae opulentia viribusque consistunt ; quae populo quietem praestare, & contumaciam frangere impiorum armatis legibus debent, multa sunt, quae successionis utilitatem concilient: quorum praecipuum forte est ambitus Optimatum exarmandus, ne in regni spem audeant ipsum Regem violare.
Но в гражданских державах (которые богатством и силами утверждаются, [с. 177] и долженствуют промышлять народу тишину, а упрямство злотворцов сокрушать воруженными уставами) много того находится, что пользу наследия одобряет, из котораго всего может быть что самое главнейшее есть, именно ж, безмерное властолюбие вельможей приводить бы в бессилие, чтоб, надеясь получить себе царствование, не дерзали они насилием нападать на Царя.
Finge enim in nobilibus & inquietis gentibus, quas cernimus hereditario contineri imperio, hunc, quem laudas, electionis morem vigere; quid facturos Optimates existimas, nunc quoque vix Regem patientes? Iam haec illis accederet sui fiducia, posse se quoque regno potiri ; iam despectus in Regem, qui & ex illorum ordine fuisset, nec maiores liberos relicturus.
Извольте ж, прошу, положить, что у благородных и беспокойных народов, которых мы ныне видим воздержаваемых наследственным правлением, сие, похваляемое вами, обыкновение избрания есть в важности: то, что тогда делать имели б вельможи, чаете, которыи и ныне едва сносят Царя? Вот тотчас бы они начали излишно уповать, что могут себе получить престол; вот стали б показывать и презрение к Царю, которому б из их же состояния быть надлежало, и не могущему оставить своих детей высочайшими.
Minori tamen utcunque Reipublicae incommodo regnare electi Reges possunt, quam eligi. Nam in vividis gentibus, subtilique & exerto ambitu ferventibus, num quieta fore speres comitia ? [...] Quid deinde, cum in duos candidatos studia dividuntur, amboque in regnum se asserunt, ut nescias, uter vitio sit creatus?
Однако, не толь с великим вредом, некоторым образом, государству, царствовать избранныи Цари могут, коль быть избираемы. Ибо в острых народах, и тонким честолюбием кипящих, не надеетесь ли, чтоб государственныи съезды могли быть покойны? <…> Что ж, когда еще на двух Избранников голосы разделяются, и оба законными Царями себя провозглашают, так что и знать не можно, который из них несправедливо избран?
Quod si de publicis regiisque negotiis adeo facilis tibi notitia ; privatam rem tuam cur eadem scientia non protinus auges?
И понеже ты о всенародных и царственных делах толь способное имеешь знание; то чего ради тою ж наукою сам себе щастия не сыскиваешь?