La prosperité de la Religion est différente de celle des Empires ; un Auteur célèbre disoit qu’il étoit bien aise d’être malade, parce que la maladie est le vrai état du Chrétien. On pourroit dire de même que les humiliations de l’Eglise, sa dispersion, la destruction des Temples, les souffrances des Martyrs sont le tems de sa gloire, & que lorsqu’aux yeux du monde, elle paroit triompher, c’est le tems ordinaire de son abaissement.
Щастие веры разнствует от щастия Государства, славной Автор написал что он желал бы быть больным, понеже болезнь есть состояние християнина. Можно притом сказать что низвержение церкви, ея разсеяние, разорение храмов, терпения мучеников есть время ея славы, и когда казалось что она пред глазами торжествовала, то было обыкновенное время ея унижения.
Les affaires de l’Empire se brouïlloient d’une terrible maniere. Aprés la mort d’Alexandre, le Tyran Maximin qui l’avoit tué se rendit le maistre, quoy-que de race Gothique. Le Senat luy opposa quatre Empereurs, qui perirent tous en moins de deux ans. Parmi eux estoient les deux Gordiens pere et fils cheris du Peuple Romain. Le jeune Gordien leur fils, quoy-que dans une extréme jeunesse il montrast une sagesse consommée, défendit à peine contre les Perses l’Empire affoibli par tant de divisions.
Дела империи были в ужасном замешательстве. По смерти Александра, Тиран Максимин, которой его убил, зделался Государем, хотя был и Гетскаго рода. Сенат ему противопоставил четырех Императоров, кои все меньше двулетнаго времени погибли. Между ими были два Гордиана, отец с сыном, любимые народом Римским. Юнейший Гордиан сын их, хотя и в самой младости, оказывал совершенную мудрость, с трудом оборонил противу Персов ослабевшую империю от толь многих раздоров.
Les Empereurs convoquoient ces grandes assemblées par l’autorité souveraine qu’ils avoient sur tous les evesques, ou du moins sur les principaux, d’où dependoient tous les autres, et qui estoient alors sujets de l’Empire.
Императоры ззывали на сии великия собрания самодержавною своею властию, которую они над всеми Епископами имели, или по крайней мере над Главными, от коих и прочие зависили, и были тогда подданными империи.
Ch. III. <…> qui veille à la conservation des Particuliers et des Empires en général.
Гл. 3. <…> неусыпным оком смотрит сохранения всякаго человека особливо; и целых Государств, вообще.
Ch. X. Le jour de la Fête du Grand Mogol, on le met dans une balance pour le péser ; s’il est plus gras et plus pésant que l’année précédente, on publie cette grande nouvelle par tout l’Empire, et l’on fait des réjouissances extraordinaires. Les Grands de la Cour et le Peuple lui font pour plus de trente millions de présens <…>.
Гл. 10. В имянины великаго могола; сажают сего монарха самого, на золотые весы, для такой пробы: тяжел, или легче, он стал: против прошлаго году. Ежели потяжелел; то сию радость, во всем ево государстве публикуют: и для сего, чрезвычайныя торжества делают. Вельможи, генералы, придворныя, купечество, и народ; приносят ему даров на тритцать миллионов <…>.
Ch. II. La souveraine Puissance de Dieu éclate principalement dans le Gouvernement [p. 17] des Nations, et des Empires. On en a vû dans un souverain dégré de prospérité et dont la puissance paroissoit inébranlable, qui ont été renversées dans un moment.
Гл. 2. Пресильная власть и Держава Божия, больше всего видна в правлении народов, и Государстве; из которых многие по цветущему своему состоянию казались непобедимыми: но потом в один час пали, и разорились.
On objectera peut-être que les Empires fondés sur les loix des Fiefs, n’ont jamais été durables, ni puissants. Mais il n’y a rien au monde de si contradictoire que le plan des Romains & celui des Barbares : & pour n’en dire qu’un mot, le premier étoit l’ouvrage de la force, l’autre de la foiblesse ; dans l’un la sujétion étoit extrême, dans l’autre, l’indépendance ; dans les pays conquis par les Nations Germaniques le pouvoir étoit dans la main des Vassaux, le droit seulement dans la main du Prince : c’étoit tout le contraire chez les Romains.
Может быть возразят, что основанные на Фейдальных законах государства не были никогда долговечны, ниже сильны; но ничто в себе большаго противоречия не заключает, как принятое разположение у Римлян и у Варваров: и кратко сказать, перьвое основано было на силе, другое на слабости: в одном подданство доходило до крайности, в другом независимость: в завоеванных Германскими народами странах власть была в руках у васаллов, одно только право в руках у государя: у Римлян со всем противное сему было.
Pour prévenir les trahisons continuelles des Soldats, les Empereurs s’associerent des personnes en qui ils avoient confiance : & Diocletien, sous prétexte de la grandeur des affaires, régla qu’il y aurait toujours deux Empereurs & deux Césars. II jugea que les quatre principales Armées étant [р. 204] occupées par ceux qui auroient part à l’Empire, elles s’intimideroient les unes les autres ; que les autres Armées n’étant pas assez fortes pour entreprendre de faire leur Chef Empereur, elles perdroient peu à peu la coutume d’élire ; & qu’enfin, la dignité de César étant toujours subordonnée, la puissance partagée entre quatre pour la sûreté du Gouvernement, ne seroit pourtant, dans toute son étendue qu’entre les mains de deux.
Для предупреждения безпрерывно бывающих от воинов измен, императоры стали избирать таких себе сообщников в правлении, на которых они полагались: и Диоклетиан под видом обширности государственных дел учредил, чтобы всегда было два императора и два Кесаря. Он разсудил, что разделенное на четыре главныя части воинство, будучи под начальством имеющих участие в правлении, само себя устрашать будет; что другия войска, будучи не в силах сделать своего предводителя императором, мало по малу отвыкнут от избрания новых государей; и что напоследок Кесарское достоинство будучи всегда подчинено, могущество, разделенное между четырьмя для безопасности правления, будет во всем своем пространстве находиться в руках только у двоих.
L’histoire de l’Empire Grec, c’est ainsi que nous nommerons dorénavant l’Empire Romain, n’est plus qu’un tissu de révoltes, de séditions & de perfidies. Les Sujets n’avoient pas seulement l’idée de la fidélité que l’on doit aux Princes : & la succession des Empereurs fut si interrompue, que le [р. 261] titre de Porphyrogenete, c’est-à-dire, né dans l’appartement où accouchoient les Impératrices, fut un titre distinctif que peu de Princes des diverses Familles impériales purent porter.
История Греческой империи, ибо сим именем будем мы впредь называть Римскую империю, составлена вся из бунтов, возмущений, и измен. Подданные и понятия не имели о оказании должной государям верности: и порядок в наследстве престола столь часто прерывался, что название Порфироднаго, то есть родившагося в тех покоях, где императрицы разрешались от бремени, было отличным наименованием, которое не многия князья разных императорских поколений могли носить.
L’histoire des siécles passés instruit le nôtre de cette vérité, & nous servirons à notre tour de leçon à nos neveux. Examinez ces révolutions qui ont détruit tant d’Empires; ce sont autant de voix par lesquelles la Providence crie aux hommes: Défiez-vous de vos passions, elles ne vous flattent que pour vous tromper.
История минувших веков научает наш век той истинны, и мы по очереди своей послужим примером нашим потомкам. Разсмотрите все премены, которыя столько Имперей разорили, не столькож ли представляют они гласов, которыми Провидение вещает людям: Не доверяйте страстям вашим; они льстят вам только для обмана вас же.
J’ai jetté les yeux sur un plus grand théâtre, & j’ai vû les passions, comme autant de furies, porter la désolation dans toute la terre, changer les Magistrats en ennemis de la société, fouler aux pieds les loix les plus saintes de l’humanité, & détruire dans un instant: les Empires les plus formidables. <…> [p. 40]. Je n’ose, Phocion, marcher sans votre secours ; je n’ose entrer seul dans le sanctuaire de cette politique sublime, qui n’a d’autre instrument, ni d’autre appui que la vertu; je craindrois de le profaner.
Поглядел я на больший еще того позор и увидел страсти, как фурии, наносящие разорения по всей земле; переменяющия градоначальников в неприятелей обществу; попирающия под ноги святейшие человеколюбия законы; разрушающия в миг сильнейшия Империи. <…>. Не смею я, Фокион, далее поступать без вашей помощи; не смею я один войтить во святилище политики, которая другова орудия, ни другия подкрепы не имеет, как только добродетель.
Ежели порок тот испортив уже всю совокупность граждан, владычествует столь же безстыдно, сколь и самовластно, вы только его раздражалиб и заготовлялиб ему новую победу, ежелиб нападать стали на него прямо и явно.
Il fit des efforts inutiles pour les rappeller à leur ancienne vertu ; & au lieu de ce titre de fondateur d’une Monarchie puissante & florissante qu’il croyoit mériter, il vit avec chagrin qu’il n’avoit été que le corrupteur des Perses, & ne laissoit à ses successeurs qu’un Empire bien moins solidement affermi que celui qu’il avoit reçu de ses peres.
Тщетно он трудился возвратить их к древней их добродетели; и вместо того титла, что [c. 209] он основатель сильной и процветающей монархии, котораго мнил он быть себя достойным, с печалию усмотрел, что он был только повредитель Персов и не оставлял своим наследникам, как токмо Империю весьма с меньшею твердостию укрепленную, нежели та, которую получил он от своих предков.
Comptez les vertus & les vices d’un Peuple ; & comme Jupiter, qui, selon les Poёtes, a pesé dans ses balances d’or la destinée des Républiques & des Empires, vous sçaurez les biens & les maux auxquels il doit s’attendre. Vous ne serez point un bon Citoyen, mon cher Aristias, si dès à présent vous ne vous préparez à être un jour un excellent Magistrat.
Изочтите добродетели и пороки какого либо народа, и подобно Юпитеру, которой, сказывают стихотворцы, весил на златых своих весах судьбину республик и Империй, вы узнаете добро и зло, каковых оному народу себе ожидать должно. Не будете вы добрым гражданином, дорогой мой Арист, ежели отныне не приуготовите себя быть превосходным градоначальником.
Un imbécille obei peut comme un autre punir les forfaits : le véritable homme d’état sait les prévenir ; c’est sur les volontés encore plus que sur les actions qu’il étend son respectable empire.
Слабосильный, но которому повинуются, в состоянии как и другой кто злодеяния наказывать; истинный министр государственный искусно оные предупреждает и больше над волею, нежели над действиями простирает свое почтенное царство.
Un imbécille obei peut comme un autre punir les forfaits : le véritable homme d’état sait les prévenir ; c’est sur les volontés encore plus que sur les actions qu’il étend son respectable empire.
Слабоумный, коему повинуются, может также как и другой, показывать злодеяния: истинный государственный человек знает предупреждать оныя; он более еще над волями, нежели над делами распространяет свое почтенное владычество.
Il s'éleva avec les romains, législateurs du monde, dont les loix ont ſurvêçu à leur Empire.
Следовал возвышению Римлян, законодателей мира, коих узаконения остались и по разрушении их Империи.
La Foi & la Religion sont l'appui le plus ferme, & le plus solide fondement d'un Empire ; l'Etat s'augmente à mesure qu'elles prennent de l'accroissement, & leur diminution est cause que dans un Royaume les choses tombent en décadence, & déperissent insensiblement. Que le Prince sçache que c'est particulierement à la foi qu'il est redevable de la soumission très parfaite qu'il trouve dans l'esprit des peuples ; mais en récompense, la foi exige du Prince l'établissement de ses mysteres, de ses verités & de ses ceremonies.
Вера и закон суть наикрепчайшие подпоры и наитвердейшее основание государства. Государство приумножается по мере как распространяется вера и закон, когда ж оне в упадке, то все государство придет в беспорядок, да и невидимо погибнет. Государь должен ведать, что он единаго толко верою утвердить может совершенную покорность в сердцах народа; напротив того вера в награждение себе требует совершения таин своих, утверждения истинны своея и отправления службы к богу.