Là, ils demanderent par de grands cris, qu’on leur remît vif le véritable Vizir, aussi-bien que le Reis Effendi, et toutes les autres Créatures d’Ibraïm; et dirent, que, puisqu’Achmet n’avoit pas tenu ses promesses, et qu’il vouloit toujours en dépit des Loix proteger le Ministre qui avoit desolé l’Empire, il ne méritoit plus de regner, et qu’il faloit le détrôner pour mettre en sa place le Sultan Mahmoud, qu’ils avoient déja proclamé Empereur.
Так кричали они весьма, требуя чтоб им отдан был жив прямой везирь, также и Реис-Эффенди, и все другие временщики Ибраимовы, и говорили, что понеже Ахмет не устоял в своем обещании, и что он хочет противу законов защитить министра, которой роззорил Империю, то недостоин он больше государствовать, и что надлежит его свергнуть с престола, а посадить на его место султана Магмута, котораго уже они объявили императором.
Dieu étant le Principe de toutes Choses, le Souvérain Maître des Rois, et celui seul qui les fait Régner heureusement <...>.
Понеже Бог всему начало, самодержавный Государь всех царей, и един дающий им благополучное царствование <…>.
Mais on ne sait pas seulement quel roi régnoit alors à Babilone ; <…>.
On ne sait autre chose dans ces ténebres de l’histoire, sinon qu’il y avoit depuis très-longtems de vastes empires, & des tyrans dont la puissance étoit fondée sur la misere publique ; que la tyrannie étoit parvenue jusqu’à dépouiller les hommes de leur virilité, pour s’en servir à d’infames plaisirs au sortir de l’enfance, & pour les employer dans leur vieillesse à la garde des femmes ; que la superstition gouvernoit les hommes ; qu’un songe étoit regardé comme un avis du ciel, & qu’il décidoit de la paix & de la guerre, &c.
<…> однако, не известно, какой царь тогда государствовал в Вавилоне <…>.
Ничего другаго не известно в сей исторической тьме, кроме того, что издавна были пространные государства, что тираны утверждающие власть свою на бедствиях народных, коих мучительство простиралось до безчеловечия, для гнусных забав своих лишали мужей во младости мужественности их, а в старости употребляли к охранению жен, что суеверие владычествовало людьми, что сны были почитаемы за небесное предвещание, что ими возжигалися войны и постановлялся мир и проч.
GÉOGRAPHIE, s. f.
Ce fut enfin sous son regne que la description générale du monde, à laquelle les Romains avoient travaillé pendant deux siecles, fut achevée sur les mémoires d’Agrippa, & mise au milieu de Rome sous un grand portique bâti exprès.
ГЕОГРАФИЯ
Наконец это было при ево державствовании, что описание света, над которым Римляне трудились два века, было совершено с записок Агриппы, и поставлено среди Рима под великим портиком, нарочно для того сооруженным.
En établissant la volonté générale pour premier principe de l’économie publique & regle fondamentale du gouvernement, je n’ai pas cru nécessaire d’examiner sérieusement si les magistrats appartiennent au peuple ou le peuple aux magistrats, & si dans les affaires publiques on doit consulter le bien de l’état ou celui des chefs. Depuis long-tems cette question a été décidée d’une maniere par la pratique, & d’une autre par la raison ; & en général ce seroit une grande folie d’espérer que ceux qui dans le fait sont les maîtres, préféreront un autre intérêt au leur. Il seroit donc à propos de diviser encore l’économie publique en populaire & tyrannique. La premiere est celle de tout état, où regne entre le peuple & les chefs unité d’intérêt & de volonté ; l’autre existera nécessairement par-tout où le gouvernement & le peuple auront des intérêts différens & par conséquent des volontés opposées. Les maximes de celle-ci sont inscrites au long dans les archives de l’histoire & dans les satyres de Machiavel. Les autres ne se trouvent que dans les écrits des philosophes qui osent reclamer les droits de l’humanité.
Утвердя волю общую начальным положением хозяйства народнаго, и правилом основательным правления я не щел нужным изпытать прилежнее, правители ли принадлежат народу? Или народ правителям? И в делах народных, на добро ли общества или на добро начальников смотреть должно? Давно уже сей вопрос разрешен с одной стороны опытом, с другой стороны разсудком; и великое бы дурачество было вообще надеяться, чтоб те, которые действительно властители, предпочли чужую пользу своей. К стате сего надобно еще разделить хозяйство на народное и утеснительное. Первое есть всего общества, где царствует между народом и начальников единственность пользы и воли; второе неизбежно пребывать будет всегда там, где правление и народ будут иметь пользы разныя, следствием и воли противуположенныя. Правило сего пространно [c. 14] описаны в историях и сатирах Maxиавеля, прочия находятся только в сочинениях тех Философов, которые дерзали возстановлять права человечества.
Mais quoique le gouvernement ne soit pas le maître de la loi, c’est beaucoup d’en être le garant & d’avoir mille moyens de la faire aimer. Ce n’est qu’en cela que consiste le talent de régner. Quand on a la force en main, il n’y a point d’art à faire trembler tout le monde, & il n’y en a pas même beaucoup à gagner les cœurs ; car l’expérience a depuis long-tems appris au peuple à tenir grand compte à ses chefs de tout le mal qu’ils ne lui font pas, & à les adorer quand il n’en est pas haï. Un imbécille obei peut comme un autre punir les forfaits : le véritable homme d’état sait les prévenir ; c’est sur les volontés encore plus que sur les actions qu’il étend son respectable empire.
Но хотя правление не есть властитель закона, однако довольно быть защитником его и иметь тысячу способов сделать его любезным; в сем только состоит дар царствования. Когда имеешь силу в руках, великая ли хитрость, чтоб весь свет дрожал, и мудрено ли уловить сердца; опыт сему давно уже нас научил, что народ своим начальникам часто приписывает больше зла, нежели они когда ни есть ему сделали, и обожает их, когда только не ненавидит. Малоумный также может наказывать за преступления, когда только слушаются его; а прямо государственный человек умеет их упреждать, и больше над волями, [c. 18] нежели над делами распространяет власть свою почтения достойную.
Je ne sache rien de si magnanime que la résolution que prit un Monarque qui a régné de nos jours, de s’ensevelir plutôt sous les débris du trône, que d’accepter des propositions qu’un Roi ne doit pas entendre : il avoit l’ame trop fiere pour descendre plus bas que ses malheurs ne l’avoient mis ; & il sçavoit bien que le courage peut raffermir une Couronne, & que l’infamie ne le fait jamais.
Я не нахожу ничего столь великодушнаго, как принятое царствовавшим во дни наши неким монархом намерение, лучше погрести себя под развалинами престола, нежели принять предложения, которых государь не должен и слушать: благородство его души возпещало унизить себя больше, нежели сколько его злополучия требовали; и он знал, что мужество может опять утвердить престол, и что безчестие никогда подобных действий не производит.
Comme mes Lecteurs ne tireroient qu’une instruction imparfaite d’une Histoire semblable du regne de Charles-Quint, s’ils n’avoient pas quelque connoissance de l’état de l’Europe avant cette époque, j’ai voulu y suppléer par une Introduction ; & ce travail a produit un volume préliminaire, où j’ai entrepris d’indiquer & de développer les événemens & les causes, dont l’action a opéré toutes les [p. xiv] révolutions successives qui se sont faites dans l’Etat politique de l’Europe depuis la destruction de l’Empire Romain jusqu’au commencement du seizieme siecle. J’ai présenté un Tableau des progrès de la Société dans ce qui concerne non seulement l’administration intérieure, les loix & les moeurs, mais encore l’exercice de la force nationale qu’exigent les opérations des gouvernemens au dehors ; enfin j’ai décrit la constitution politique des principaux Etats de l’Europe au moment où Charles-Quint commença son regne.
Как мои читатели приобрели бы несовершенное знание Истории о государствовании Карла Пятаго, ежели бы не имели некотораго познания о состоянии Европы прежде сего летосчисления, то я принял намерение дополнить оную введением; и сей труд составил предуведомительную книгу, в которой я предприял показать и [л. 5] изъяснить произшествия и причины, которых действие произвело разные перевороты, последовавшие в политическом состоянии Европы от разрушения Римской Империи до начала шестагонадесять века. Я предложил краткое начертание о приращениях сообщества, соответственно не только внутреннему правлению, законам и нравам, но и употреблению народной силы, которой требуют дела правлений вне отечества; на конец я описал политическое постановление знатнейших Европейских государств того времени, в которое Карл Пятый начал царствовать.
<...> cette Princesse n’avoit qu’une Religion de politique ; aussi est-il certain que depuis sa naissance, & pendant un regne aussi long que fut le sien, on n’a remarqué que de la politique dans toute sa conduite : de laquelle on a toûjours pû juger, qu’elle n’avoit d’autre but, que de faire paroître une entiére indifference de Religion <...>.
<...> принцесса сия следовала единой токмо вере политической: и подлинно, с самаго ея рождения и во все время столь продолжительнаго государствования, не примечено ничего, чтоб не согласовалось с политикою во всем ея поведении, из котораго всегда можно было судить, что она не имела другова предмета, как только изъявлять совершенное безпристрастие в вере <...>.
On mit aussi en deliberation dans la Chambre des Communes si les Parlemens assemblez sous le regne de Marie, & le Parlement d’alors, sous celui d’Elisabeth pourroient passer pour legitimes, vû que les deux Reines n’avoient pas pris dans les lettres de Convocation, la qualité de Chef de l’Eglise Anglicane, affectée aux Rois d’Angleterre.
Сверх того предложили нижней камере на разсмотрение, могли ли почитаться законными собрании парламентския созванныя [с. 351] в государствование Марии и в правление тогдашняго парламента, по той причине, что королева, созывая оныя, в писмах своих не принимала на себя, «достоинства главы церкви Аглинской, даннаго королям их».
L. 272. Dans un Etat despotique, un Roi est nécessaire ; mais quel qu’il soit, son gouvernement est indifférent pour les esclaves, qui ne connoissent point la liberté. Dans un royaume libre, il est essentiel que celui qui occupe le trône, soit plutôt homme [p. 408] que Roi. Chez un Prince souverain, le desir de faire des conquêtes passe pour une vertu ; ce n’en est point une chez une Nation indépendante, où l’on n’est grand, qu’autant qu’on est cher à son peuple ; où le peuple n’aime dans le Souverain, que les vertus qui rendent son regne heureux. <...> Dans un gouvernement libre, le Roi ne représente que dans son Sénat.
П. 260. В самовластном Государстве Король нужен: но кто бы он ни был, правление его не трогает невольников незнающих вольности. В Государстве вольном, нужно чтоб сидящий на престоле был больше человек, а не Король. В самодержавном Государе склонность к завоеваниям почитается за добродетель; но нет оной в народе независимом, где великим можно быть только по любви своих подданных, где народ в Государе своем любить только добродетели делающие правление его счастливым. <…> В вольном правлении Король представляет только в Сенате.
П. 260. Не Государь, но законы должны царствовать над людьми: Государь есть только Министр и хранитель оных.
Il regnoit alors dans tout le royaume une grande fermentation ; [р. 29] On crut devoir l'augmenter: La Police de Paris fut absolument paralysée. On disoit tout, on imprimoit tout, on faisoit tout. Les révolutionnaires se rassemblerent publiquement, écrivirent dans les provinces, soulevèrent tous les esprits, calomnierent tous les gens en place. <…> Ils devoient flater M. Necker d'être le ministre de la nation contre le Roi et Louis XVI. d'être l'heureux temoin du bonheur de la nation.
В то время по всему Государству владычествовало великое смятение; за нужное почли увеличить оное: Парижская полиция была в совершенном расслаблении. Говорили, печатали, делали все, что хотели. Революционисты общенародно собирались, писали в провинции, возмущали все умы, клеветали всех чиновников <…> . Хотели ласкать Г. Неккеру, что он министр нации против Короля, а Людовик XVI, что он щастлиый очевидец благоденствия народнаго.
Государю, царствующему правосудно, вся земля есть вместо храма, а все честные люди представляют пред ним лице Священников и Министров.
В сие время он воздвиг храм Справедливости, и обратил все свое внимание на тех, которые в прежде бывшее правление государства употребили доверенность Императорскую на утеснение народа.
<...> à les faire régner essentiellement sur leurs Sujets, par la justice et la magnanimité, la bonté et la prudence.
Он царствовал над подданными своими правосудно, великодушно, снисходительно и благоразумно.
П. 105. Мексика. Царствующая в Тласкале вольность привлекала в нее чужестранных со всех сторон.
П. 106. Мексика. Он знал о бедности и стенании народа, но утеснение полагал в числе наиразумнейших правил политики, и уже на пятнадцатом году царствования по таковым началам лишился престола и жизни.
L. LVII. Un prince qui veut régner avec autorité à la Chine, doit se conformer à cette maxime. Si sa conduite n’y répond pas, il tombe dans le mépris ; et quand les peuples cessent d’estimer leurs souverains, ils ne tardent guère à secourer le joug de l’obéissance.
L. 340. Ce prince gouverna injustement, et ne voulut regner que par le terreur ; ce qui donna lieu à une revolution qui rendit le Gouvernement aristocratique. Le Peuple, sensible aux bienfaits de ceux qui l’avoient [p. 184] délivré du Tyran, se soumit à leur conduite ; mais bientôt les Plébïens se sentirent dans les chaînes de la servitude ; le moment de la mort de Tarquin fut précisément l’époque où les Nobles commencerent à les opprimer. Le Peuple n’eut plus de part à l’Administration ; et toute la puissance passée dans les mains du petit nombre, devint oligarchique.
П. 329. Сей Государь правил неправедно, и хотел править единым только страхом; что произвело замешательство, учинившее правление аристократическое. Народ, чувствуя благодеяние освободивших его от тирана, подчинил себя их поведению; но вскоре плебеяне познали тягость оков рабства, и час смерти Тарквина была точная эпоха, когда дворяне начали их угнетать. Народ не имел больше участия в правлении: вся власть, вошед в руки малаго числа, учинилась олигархическою.