Es überreichete einer Heinrich dem Grossen, Könige in Franckreich, ein Anagramma auff dessen Nahmen, (Borbonius) welches lautete: Bonus Orbi, Orbus Boni. Der König fragte ihn, was dieses hiesse? Worauff jener antwortete, daß, als Se. Majestät ein [S. 8] Hugonot, Sie Bonus Orbi gewesen; nachdem Sie aber Catholisch worden, wären Sie Orbus Boni.
Славному Королю Францусскому Генрику четвертому, по прозванию Великому, поднес некто анаграмму на Королевское имя Бурбон. Король сего подавателя спросил: что такое ты мне подносишь? Я имею честь подать анаграмму на имя Вашего Величества. А о чем эта анаграмма? Она ваши Королевския добродетели хвалит, а особливо то прославляет, что Ваше Величество, оставя Реформатской закон, Католическую веру принять изволили.
Nechst eurer Schuldigkeit gegen Gott, rathe ich euch, daß ihr euren König getreu seyn möget: Verkauffet niemahls Ehre umb Verrätherey.
Eine sichere und glückliche Unterthänigkeit ist höher zu schätzen, als eine gefährliche und auffrührische Freyheit. Herrschaft ist der Freyheit gröste Sicherheit, denn gleichwie der Unterthanen Gehorsamb der Fürsten Stärcke, also ist derselbe ihre eigene Sicherheit.
Dannenhero entkräfften die, so die höchste Gewalt schwächen, ihre eigene Sicherheit. Gestattet niemahls, daß die Würde ihrer Person beflecket werde; denn die kräfftigste Art des Ungehorsambs ist diese, daß erstlich der Ruhm ihrer Person beschmitzet, und darauff ihre Macht übern Hauffen geworffen wird.
Gleichwie Auffruhr ein Unkraut von geschwinden Wachsthumb ist, also verwelcket es auch eben so plötzlich; Und der Knotte, welcher in Verrätherey geknüpffet ist, wird durch Argwohn leicht wieder zertrennet.
После должности к Богу, дружески я тебе советую, что бы ты природному своему Государю верен был.
[C. 12] Чести на измену никогда и ни для чего не меняй.
Безопасное и щастливое подданство, лучше всякой страшной и возмутительной вольности. Власть, наибольшая безопасность свободе; ибо как повиновение подданных, главная сила владетеля: так в томже самом послушании, единая сила и безопасность всех подданных состоит. По сему те люди собственную безопасность с благополучием вредят, которые высочайшую власть умаляют. Не только не позволяй, но при случае и живота своего за сие не пощади, чтоб всевысочайшее достоинство Государя твоего не повреждено, а верховная честь священной его персоны, ни от кого и никаким образом не оскорблена была. Главная сила непокоривости в том состоит, чтоб сперьва славе Монаршей персоны ущерб нанести, а потом бы, ежели можно, и силу его опровергнуть; за что последнюю каплю крови своей пролей. Как возмущение скоро родится и ростет: [С.13] так с равною скоростию вянет, сохнет, и исчезает.
Und der Ausgang hat uns gelehret, daß die Unterthanen, nachdem sie die ungereimte und unziemende Dinge wahrgenommen, welche aus ihren eignen Verfahren entstanden, diejenige Gewalt, so sie durch ihren Auffruhr an sich gebracht, damit aber nicht umbzugehen gewust, ihren rechten Besitzer wiedergeben müssen, ehe sie ihnen zum Untergang gereichet; denn eine unumschränckte Freyheit reibet sich selbst auff.
Ihr müsset auch dieses wissen, daß die Endabsichten des gemeinen Volcks, wenn sie unter auffrührischer Freyheit verborgen liegen, von dem Zweck Souverainer Printzen weit unterschieden sind.
Dem menschlichen Geschlecht ist hoch und viel daran gelegen, daß es dasjenige unterstütze, so desselben eigne Sicherheit angehet, und solche Künste zernichte, wodurch über seinen Untergang gerathschlaget wird.
Euren Fürsten untherthänig seyn, ist eure Schuldigkeit, und auff seine Güthe ein gutes Vertrauen setzen, wird eurer Klugheit gemäß seyn.
Ein Fürst thue was er wolle, so ist davor zu halten, daß es aus erheblichen Ursachen [S.26] geschehen; wenn er etwas befiehlet, so ist jedermann verbunden zu glauben, daß er es zu befehlen guten Fug und Recht habe: Seine Handlungen sind offenbahr, aber seine Gedanken sind verborgen: Es ist unsere Schuldigkeit das eine zuertragen, und wieder das andere nicht zu murren: Denn der Könige Bücher sind mit dunckeln Zeichen geschrieben, welche wenig Leute aufflösen können, und ihre Verrichtungen sind tieffen Flüssen gleich, wovon wir zwar den Lauff des Strohms sehen, die Quelle aber oder den Grund davon nicht wissen.
Самая практика не однократно уже показала, как подданные начавши Богу противныя и опасныя дела увидели, [С. 15] что им в безумных своих начинаниях устоять, а возмущением похищенной власти удержать и править невозможно; то принуждены были оную законному и от Бога поставленному своему владетелю назад отдать: ведая, что тело без головы стоять не может, а неопределенная вольность сама себя съедает. Ведай себе, что в неспокойстве тлящиеся замыслы подлаго народа, от намерения самовластных Государей так различны, как песок от золота; а далеки, как земля от неба. Сие роду человеческому нужняе всего, дабы то всеми силами содержать и подкреплять, что до собственной его безопасности касается; а все те хитрости разрушать, которыми на его падение умышляют. Верным подданным Государю своему быть, то твоя должность: а на милость его уповать, в том особливая мудрость состоит. Что бы Монарх ни делал; то надобно думать, что он сие для важных причин делает. Чтоб [c. 16] Государь ни приказал, о том всякому должно верить, что владетель справедливо и законно повелевает. Дела повелителя явны, а мысли его весьма тайны. То наша должность, чтоб Монаршей воли повиноваться; а на дела его отнюдь не роптать. Царския книги такими темными литерами писаны, что немногие их читать могут: а дела их подобны глубокой реке. Всяк на реку и на быстрое течение оныя смотрит; а дна у реки никто не видит, и глубины ея знать не может.
Ein getreuer Unterthan wird (wie ein guter Soldat) als eine Mauer stehen; Wunden empfangen; durch seine Narben Ruhm erlangen; und im Tode selbst seinen Herrn loben, vor den er fället; auch diesen göttlichen Befehl allezeit in seinem Munde führen: Fürchte Gott, und ehre den König.
Seyd eingedenck, daß die Könige lange Hände haben, sie ergreiffen von weiten, und ihre Schläge, wenn sie treffen, sind gefährlich.
Верной подданной, равно с добрым салдатом, так крепко должен стоять, как стена. Не только нужду терпеть, но и раны принимать готов. Он и при самой своей смерти Государя своего хвалить станет, за котораго умирает; а притом сие Божие слово, до последняго издыхания во устах своих иметь будет: [c. 18] Бога бойся, Царя чти.
Помни, что у Монархов руки долги. Владетели далеко достают. Удары их не только страшны, но и смертельны. Божиим помазанным не прикасайся.
Als König Ludwig dem zwölfften in Franckreich, durch einige von seinen Räthen gerathen wurde, daß er diejenigen straffen möchte, die seine Feinde waren, da er noch Hertzog von Orleans war, antwortete er Fürstenmäßig, daß es mit dem Ruhm eines Königs in Franckreich nicht übereinkäme, die Beleidigungen zu rächen, so dem Hertzog von Orleans angethan worden wären.
Королю Францусскому Людовику второму надесять по вступлении на престол, стали придворные его советовать, что бы Король всех тех наказал, которые его Величество в бытность Дюком Орлеанским озлобили. Только Король на сие предложение с монаршим великодушием такой ответ им дал: «Полно нестыдно ли Королю Францусскому будет за те озлобления мстить, которыя Дюку Орлеанскому учинены»?
Und seine [S. 331] Ehre in einem guten Gewissen, durch eine willige und sorgfältige Beobachtung aller seiner Pflichten aus Unterwerfung gegen Gott, und in dessen Beyfalle suchen, in einer wahren Niedrigkeit und Demuth des Herzens gegen ihn, als den Quell aller Vollkommenheit und den Geber aller guten Gaben, in der Empfindung aller seiner eigenen Unwürdigkeit suchen, das ist die höchste Staffel des Verlangens nach Ehre, auf welche sich die Menschen, so verschieden ihre Gaben und Fähigkeiten, so verschieden ihr Rang, ihre Geburt, Erziehung und ihre natürlichen Neigungen sind, dennoch empor schwingen können. Welche rühmliche Bemerkung für die Würde des Menschen, daß alle die wahre Ehre durch Pflicht und Demuth erlangen können!
Durch sie steigst du zum göttlichen Geschlechte, Und ohne sie sind Könige nur Knechte
[...] и свою честь в доброй совести, чрез свободное и попечительное наблюдение всех своих должностей из покорения к Богу, и в похвале онаго искать, в истинной низкости и смирении сердца пред Ним, яко пред Источником всякаго совершенства, и Подателем всех хороших дорований <sic!>, в чувствовании всего своего недостоинства искать, есть высочайший степень желания чести, до котораго люди, как бы ни были различны их дарования и понятности, их чин, рождение, воспитание и их природныя склонности, однакож восходить могут: какое похвальное примечание для достоинства человека, что все истинную честь, чрез должность и смирение получит могут?
Чрез оную ты восходишь до Божественнаго рода, а без оной Цари, суть только рабы.
Kein Stand und keine nützliche Lebensart ist ohne Ehre. Die Ehre des Landmanns ist, daß [S.345] er die Pflichten seines Standes auf die beste und nützliche Art zu erfüllen trachtet. Dies ist die Ehre des Handwerkers und des Künstlers, des Gelehrten und des Tagelöhners, des Königes und des Unterthanen, des Vaters und des Kindes, der Hausfrau und der Auwärterinn.
Нет состояния, нет рода жизни полезнаго без чести. Честь крестьянина в том состоит, чтоб старался должности своего состояния наилучшим и полезнейшим образом исполнять. Сие есть честь рукомесленника и художника, ученаго и наемника, Царя и подданнаго, отца и сына, хозяйки и служанки.
Sind unsere Schätze nicht oft ein Raub der List und der Macht? Können sie uns nicht durch unzählige Zufälle, die wir weder vorher sehen, noch verhüten können, entrissen werden? Ein König sey noch so mächtig, wird er darum wohl sicher seyn? Ist es nicht auch mächtigen Königen schon begegnet, daß sie im Elende gestorben, nachdem sie lange mit ihm gerungen hatten?
Наши сокровища не часто ли суть добычею коварства и власти? Они чрез безчисленныя случаи, которыя мы ни предвидеть, ни предупредить не можем, не могут ли отняты быть? Король пускай будет столько силен, будет ли он для того безопаснее? Разве и с сильными Королями уже не встречалось, что они в бедности умирали, после как они долго с оною боролись?
Legen Sie durch Ueberwindung der Hindernisse, die Sie itzt in dem Laufe Ihrer Pflichten aufhalten und von dem Wege des Fleißes und der Tugend abführen wollen, legen Sie durch Verachtung des Spottes, der Ihnen bey einer strengen Beobachtung Ihrer Pflicht begegnen [S. 448] kann, durch Verachtung des Beyfalls, den Sie erhalten würden, wenn Sie den verführerischen Beyspielen und Lockungen der Angesehnen und Ungesitteten folgen wollten; legen Sie, sage ich, dadurch schon itzt den Grund zu dem Muthe, künftig wenn Sie, als Männer, die Sache des Amts, der Wahrheit und Religion führen, durch keine Menschenfurcht, durch keine Lobsprüche, durch keine Drohungen der Fürsten und Könige sich beugen zu lassen, und durch den Gedanken an Ihre Pflicht über alle Schrecken des Lebens zu siegen.
Полагайте чрез преодоление препятствий, которыя вас теперь в течении вашея должности удержать и с пути прилежания и добродетели совратить хотят, полагайте чрез презрение ругательства, которое [с. 70] с вами при строгом наблюдении вашей должности встретиться может, чрез презрение похвалы, которую бы вы получили, ежели бы вы обманчивым примерам и прелестям знатных и не благонравных следовать хотели; полагайте, говорю я, чрез то уже теперь основание к бодрости, чтобы вам впредь, когда вы как мужи будете защищать звание, истинну и веру, ни чрез страх человеков, ни чрез похвалы, ни чрез угрожения Князей и Королей не преклониться, и чтобы чрез размышление о своей должности весь ужас жизни преодолеть.
Der Ursprung dieser Reiche fällt vermuthlich in den Anfang des 19ten Jahrhunderts. Das assyrische ward unter dem Könige Ninus vorzüglich mächtig, und breitete seine Herrschaft nicht allein über das babylonische Reich, sondern auch über einen noch größern Theil von Asia, und über Aegypten aus. Es bestund in dieser Größe unter seinen eigenen Monarchen bis auf den Anfang des 32sten Jahrhunderts der Welt, da unter dem Könige Sardanapal sich der medische Statthalter Arbaces, und der babylonische Statthalter Belesis gemeinschaftlich empörten, und jener die assyrische Oberherrschaft über einen großen Theil von Asia, an sich und Medien brachte. Allein, Arbacis Nachfolger blieben nicht lange bey derselben, sondern die Assyrer fielen zuerst, und nachmals auch die Babylonier ab, und machten wieder besondere Reiche aus.
Произхождение сих царств учинилося уповательно в начале 19 столетия. Ассирийское царство при царе Нине было в особливой силе, и утвердило свою власть не только над всем царством Вавилонским, но так же и над большею частию Асии, и Египтом. Оно под державою собственных своих монархов пребыло в сей великости даже до начала 32 столетия от сотворения мира, когда при царе Сарданапале Мидийский наместник Арбас, и Вавилонский [с. 61] Велизис сообщась взбунтовалися, и первый притяжал себе Ассирийскую верховную власть над великою частию Асии, и над Мидиею. Однако Арбасовы переемники имели оную не долго, но сперва Ассирияне, а по том и Вавилоняне отпали, и составили паки особенныя царства.
Dieser Bakar wird als der nächste Stammvater der neuern iberischen Könige angesehen. Unter seinen Nachkommen ist vornehmlich König Alexander zu bemerken, welcher die iberische Monarchie unter seine 3 Söhne in 3 Theile vertheilete.
Сей Бакар почитается ближайшим прародителем новых Иверских царей. Между его наследниками наипаче знатен царь Александр, разделивший Иверскую монархию для 3 своих сыновей на 3 части.
Hierauf ward ihr oberster Befehlshaber, Gottfried von Bouillon, Herzog [S. 332] von Nieder-Lothringen, zum Könige von Jerusalem ernannt. Dieses Königreich währete bis 1187, da unter dem letzten Könige, Guido von Lusignan, der ägyptische Sultan Salahaddin Jerusalem eroberte.
После сего верховный их начальник, Готтфрид Буиллонский, герцог нижней Лотарингии, избран был Иерусалимским королем. Королевство сие продолжалося даже до 1187 года, в котором при последнем короле, Гуиде Лузинянском завоевал Иерусалим Египетский султан Салааддин.
Der König ist ein uneingeschränkter Herr, und keinesweges dem türkischen Kaiser unterworfen. Das Reich ist nicht erblich, sondern derjenige Prinz aus dem königlichen Hause besteiget den Thron, welcher sich entweder durch Macht oder andere Mittel auf denselben zu schwingen weiß.
Король здешний есть самодержавный государь, и ни в чем нимало Турецкому императору не подчинен; что же до государства касается, то оное не наследственно, но тот принц из королевскаго дома возходит на престол, который или силою или другим каким либо средством к тому достигнет.
333. Счастлив тот Государь, который велик правосудием, и народу за его повиновение доставляет вольность.
330. Ein König und ein Tyrann, sind sehr verschiedene Charaktere: Jener regiert sein Volk nach Gesetzen, worinn es willigt; dieser nach seinem unumschränkten Willen und Gewalt: Jene Regierungsart heißt man frey: diese, tyrannisch.
330. Государь и Тиранн суть весьма различныя между собою свойства: первый правит народом по законам, а второй по своей неограниченной власти и насилию: первый образ правления называют вольным, а второй тиранским.
Die Gesetze des Staates gebieten uns Gehorsam gegen den Fürsten, und gestatten keine Verbindung, die dieser höchsten Pflicht entgegen ist.
[S. 83] Man muß daher nie der Sklave der Großen seyn; oder man läuft Gefahr, treulos gegen seinen Fürsten zu werden, wenn diese es sind.
Nur zu oft wird die Ehrlichkeit eines Dieners des Königs in das Interesse oder den Stolz eines Großen verwickelt, und der Schwache, an den Banden der Hofkunst geleitet, wird an seinem Fürsten zum Verräther.
Законы государства повелевают нам повиноваться Государю, и не дозволяют быть никакой связи, противоположной сей высочайшей должности.
[C. 97] И так не будь никогда невольником вельмож, а иначе подвергнешь себя опасности сделаться вероломным к Государю своему, когда они суть таковы.
Часто честь слуги Государя вмешивается в интерес или гордость какого нибудь вельможи; и слабый, водимый дворским искуством, делается изменником Государю своему.
Am klügsten thut der, der seinem Herzen so lange gebietet, bis er überzeugt ist, ob der, dem er sich ergeben will, auch selbst ein treuer geprüfter Diener seines Fürsten ist; ob er mit Freundes Wärme an seinem Könige hangt, und nur für ihn lebt: ob er nicht durch seine Gefälligkeiten, durch seine freygebige Freundschaft auf Dienste rechnet, die sich mit dem Gehorsame und den Pflichten des treuen Unterthans nicht vertragen.
Весьма благоразумно делает тот, кто повелевает сердцу своему дотоле, пока уверен бывает, что тот, кому он предаться хочет, есть сам верный и испытанный слуга Государя своего, что он с горячностию друга привязан к Царю своему и живет только для него, и что он при своем благорасположении и свободной дружбе не имеет в виду таких услуг, кои не согласуют с повиновением и должностями верно-подданнаго.
Keine bürgerliche Gesellschaft, keine Regierungsart würde je bestehen können, wenn jeder Einzele sich ungescheuht dem Gehorsam entziehen dürfte, den er seinen Vorgesetzten schuldig ist, so bald er Recht zu haben glaubte, sich über das Haupt des Staates zu beklagen:
Jeder würde, von seinen Leidenschaften getäuscht, Scheingründe hervorsuchen, seine Widersetzlichkeit auch gegen den besten Regenten zu rechtfertigen.
[S. 82] Dreymal glücklich der Staat, wo der König Vater seiner Unterthanen ist, wo die Unterthanen ihn als Vater ehren, als Vater lieben!
Glücklich das Reich, wo des Fürsten einziges Bestreben ist, seinem Volke eine Glückseligkeit zu verschaffen, die seine ferne Nachkommenschaft überlebt, und wo das Volk dankbar den weisen Fügungen seines Beherrschers gehorcht, und ebenfalls sich bestrebt, der Vatersorge würdig zu seyn, die um die Ruhe seiner Kinder die Ruhe des Fürsten raubt!
Никакое гражданское общество, никакой образ правления стоять не может, когда всякой частной человек будет безстыдным и безстрашным образом не повиноваться, чем он обязан своим начальникам, как скоро будет думать иметь право жаловаться на главу государства.
Тогда всяк, оглушаем будучи от страcтей своих, стал бы изыскивать причины и оправдывать непокоривость свою самому наилучшему правителю.
Трикраты щастливо то государство, где Государь есть отец подданных своих, где подданные почитают и любят его как отца!
[С. 96] Блаженна та страна, где единственное стремление Государя есть доставить народу своему такое благополучие, которое бы пережило позднейших его потомков, и где народ благодарственно повинуется мудрым велениям своего обладателя, и равномерно старается быть достойным того отеческаго попечения, которое, ради покоя детей своих, отнимает покой у Государя!
Die Aufrechthaltung der bürgerlichen Gesellschaft, das allgemeine Wohl der Völker fodern von jedem
In einem monarchischen Staate ist der Unterthan schuldig, dem Könige seine Ehrfurcht und Gehorsam zu leisten: in einem
Dieses Gesetz leidet keine Ausnahme; ist mit der Erhaltung des
Непоколебимость гражданскаго общества и общественное благо народов требует от каждаго члена государства подчиненности законам онаго.
В Монархическом государстве подданный обязан Государю своему уважением и повиновением: а в Республиках надобно повиноваться начальникам.
Сей закон не терпит никакого исключения. Он существенно сопряжен с сохранением