L’histoire de l’empire romain est ce qui mérite le plus notre attention, parce que les Romains ont été nos maîtres & nos législateurs. Leurs loix sont encore en vigueur dans la plûpart de nos provinces : leur langue se parle encore, & longtems après leur chûte, elle a été la seule langue dans laquelle on rédigeât les actes publics en Italie, en Allemagne, en Espagne, en France, en Angleterre, en Pologne.
История Римская достойна величайшаго нашего примечания: для того что Римляне учителя и законодавцы наши; их права во многих наших провинциях поныне в полной силе, их язык употребителен еще теперь, и долгое время после их падения он был единственным языком, которым писали все крепости в Италии, в Немецкой земле, в Ишпании, во Франции и в Польше.
Il est certain, du moins, que le plus grand talent des chefs est de déguiser leur pouvoir pour le rendre moins odieux, & de conduire l’état si paisiblement qu’il semble n’avoir pas besoin de conducteurs.
Je conclus donc que comme le premier devoir du législateur est de conformer les lois à la volonté générale, la premiere regle de l’économie publique est que l’administration soit conforme aux lois. *C’en sera même assez pour que l’état ne soit pas mal gouverné*, si le legislateur a pourvû comme il le devoit à tout ce qu’exigeoient les lieux, le climat, le sol, les mœurs, le voisinage, & tous les rapports particuliers du peuple qu’il avoit à instituer. Ce n’est pas qu’il ne reste encore une infinité de détails de police & d’économie, abandonnés à la sagesse du gouvernement : mais il a toujours deux regles infaillibles pour se bien conduire dans ces occasions ; l’une est l’esprit de la loi qui doit servir à la décision des cas qu’elle n’a pû prévoir ; l’autre est la volonté générale, source & supplément de toutes les loix, & qui doit toujours être consultée à leur défaut. Comment, me dira-t-on, connoître la volonté générale dans les cas où elle ne s’est point expliquée ? Faudra-t-il assembler toute la nation à chaque évenement imprévû ? Il faudra d’autant moins l’assembler, qu’il n’est pas sûr que sa décision fût l’expression de la volonté générale ; que ce moyen est impraticable dans un grand peuple, & qu’il est rarement nécessaire quand le gouvernement est bien intentionné car les chefs savent assez que la volonté générale est toûjours pour le parti le plus favorable à l’intérét public, c’est-à-dire le plus équitable ; de sorte qu’il ne faut qu’être juste pour s’assurer de suivre la volonté générale. Souvent quand on la choque trop ouvertement, elle se laisse appercevoir malgre le frein terrible de l’autorité publique.
À la Chine, le prince a pour maxime constante de donner le tort à ses officiers dans toutes les altercations qui s’élevent entr’eux & le peuple. Le pain est-il cher dans une province ? l’intendant est mis en prison : se fait-il dans une autre une émeute ? le gouverneur est cassé, & chaque mandarin répond sur sa tête de tout le mal qui arrive dans son département.
[Примечание: выделенный фрагмент опущен переводчиком].
Известно по крайней мере, что наилучший дар начальников, скрывать власть свою, дабы она не столько противна была, и править обществом так тихо, чтобы казалось, будто нет нужды в правителе.
И тако заключаю, как первой долг законодавца соглашать узаконения с волею общею, так первое правило хозяйства народного наблюдать, чтоб все распоряжения согласны были с законами. Довольно в истинную, ежели законодавец по своему долгу снабдил во всем, чего требовало местоположение, воздух, доход, нравы, соседство, и все участные связки в народе, которыя он должен устанавлять. Совсем тем еще безчисленныя мелкости исправления и хозяйства остаются единственно мудрому разсудку правления; но в таких случаях имеет оно два неложныя правила, по которым поступать должно; первое, разум закона долженствующий служить к решению в случаях, которых прежде предвидеть было не возможно. Другое, воля общая, източник и прибавление всех законов, у которой всегда должно в недостатке спрашиваться. Как скажут мне узнать волю общую в таких случаях, где она неизвестна? Не ужли собирать весь народ при всяком нечаянном приключении? Тем [c. 19] меньше надобно его собирать, что нельзя верно положиться, будет ли значить разсуждение его волю общую, что средство сие совсем невозможное в великом народе, да оно и редко нужно, когда правление хорошо вразумляет, и начальники уже ведают, что воля общая всегда с стороны полезнейшей народу, то есть с стороны справедливейшей; так остается только быть справедливу, чтоб верно следовать воле общей. Часто ежели она когда явно тронута бывает, со всею страшною уздою власти народной она оказывается.
В Китае Государь почитает непоколебимым правилом винить начальников в приключающихся замешательствах между их и народом. Недостаток ли в хлебе, в которой области? Воевода сажается в тюрьму. Сделается ли где возмущение? Градоначальник сменяется и всякой правитель отвечает головою своею за всякое нестроение, случившееся в его правительстве.
Une Nation qui se dépeuple pour aller au loin habiter de nouvelles terres, quelques riches qu'elles soient, devient bien–tôt également foible partout. Sa force doit être dans le lieu de sa domination. Toutes les Colonies ne la tirent que de [p. 51] là, ou deviennent bien–tôt independantes, Le Légisateur doit plutôt rapeller ses Sujets, & perdre tout ce qui est par delà ses limites, que de s’affoiblir chez lui ; car alors il perdra insensiblement son Païs & ses Colonies.
Народ, который себя, так сказать, обезлюживая, учреждает поселения в других землях, приходит всегда и везде в слабость, сколько бы новонаселяемые им земли богаты не были. Сила его должна пребывать в том же месте, где и владычество, так, чтобы все поселения силу свою получали от него; а в противном случае они сделаются неподвластными. Правительство долженствует больше стараться вызывать своих подданных из-за границы, и отступиться от всего того, что оно вне оных не имеет, нежели в своей внутренности производить себя в слабость: ибо в таком случае оно не чувствительно может потерять и свою землю и поселения.
С’est avoir peu examiné la Police génerale, de dire, qu’il faudroit laisser juger la question de l’Esclavage, aux Esclaves [p. 66] & non aux Maitres. Proposez la question s’il doit y avoir des Laboureus, des Valets, des Soldats de Milice, & faites la leur juger : Ils proposeront tous l’égalité ; mais comme le Législateur sçait l’impossibilité de cette égalité, с'est à lui d’examiner & de juger quelles subordinations assurent mieux la tranquillité, & le bien être du total de sa Nation.
Утверждать, что вопрос о рабстве должно отдать на рассмотрение самим невольникам, а не господам, есть худое иметь понятие о всеобщих учреждениях. Если задать вопрос: надобны ли в народе земледельцы, слуги, солдаты и войско; и отдать оный им самим на рассмотрение: то все они предложат во всём равенство. Но как правительство знает невозможность сего равенства, то его должность будет рассматривать, какие именно классы в подчинениях могут лучше утвердить общее спокойствие и благосостояние всего народа.
Les nouveaux Législateurs sur de meilleurs principes, ont augmenté par des representations l’or & l’argent, parce qu’il leur a encore paru insuffisant à la quantité de gages necessaires pour les besoins & la rapidité des échanges ; <…> & cette Politique plus sage, soutient depuis plusieurs siécles la liberté des Etats qui s’en sont servis, & y entretient la force & l’abondance.
Новые законодатели умножали золото и серебро ещё и изображениями; потому что они думали, что золото и серебро само собою было недовольно к великому числу платежей, даемых за надобности, и неспособно для скорости обменов. <…> И сия разумная политика через многие уже века сохраняет вольность тех государств, которые оною пользовались, также подкрепляет их силу и изобилие.
Par le titre de ce Mémoire, & par ce qui a été dit, on [p. 16] voit bien qu’il ne regarde pas le Commerce des Particuliers entre eux ; mais la maniere dont le Législateur peut procurer à sa Nation les facilitez de se servir avantageusement de toutes ses productions.
Из надписи сей книги и из того, что выше сказано, можно видеть, что она не будет рассуждать о купечестве приватных людей между собою, но о тех способах, через которые правительство может доставлять своему народу удобность употреблять в свою пользу всё то, что его земля производит.
Les Lacédémoniens avoient aussi bâti un temple à Lycurge leur législateur, comme à un dieu <…>.
Лакедемоняне соорудили также храм и своему законодателю Ликургу, так как богу.
<…> transmettons à la postérité la mémoire de ses lois, le plus bel éloge qu’on puisse faire de son législateur.
On ne considere ordinairement Lycurgue que comme le fondateur d’un état purement militaire, & le peuple de Sparte, que comme un peuple qui ne savoit qu’obéir, souffrir, & mourir. Peut-être faudroit-il voir dans Lycurgue celui de tous les philosophes qui a le mieux connu la nature humaine, celui, sur-tout, qui a le mieux vu jusqu’à quel point les lois, l’éducation, la société, pouvoient changer l’homme, & comment on pouvoit le rendre heureux en lui donnant des habitudes qui semblent opposées à son instinct & à sa nature.
<…> предадим потомству и их законы, яко самую лучшую похвалу их законодателей. Обыкновенно Ликурга почитают основателем государства единственно военного, а спартанский народ таким народом, который умел только повиноваться, терпеть, и умирать. Но надлежало может быть видеть в Ликурге и такого человека, который наилучше проникнул в естество человеческое; а наипаче, который лучше всех дознал, до какого степени закон, возпитание, общежительство могут переменить человека, и каким образом можно сделать его благополучным, вкоренением в него таких навыков, которые кажутся совсем противными его склонностям и его природе.
Lycurgue, fort différent de tant de médiocres législateurs,
<…> il voulut former des corps capables de soutenir les mœurs fortes qu’il vouloit donner ; c’étoit à l’éducation à inspirer & à conserver ces mœurs, elle fut ôtée aux peres, & confiée à l’état ; un magistrat présidoit à l’éducation générale, & il avoit sous lui des hommes connus par leur sagesse & par leur vertu.
Ликург, будучи совсем отменен от других незнатных законодателей <…> старался и тела их устроить так, чтоб они могли питать в себе суровый нрав, который он вложить в них хотел. Но как вперять и питать в них сии нравы есть дело возпитания; то оно отнято было у родителей и вверено государству. Один начальник смотрел за сим всеобщим возпитанием, и имел в своем ведомстве других людей известнаго благоразумения и добродетели.
Le gouvernement & les mœurs de Sparte se sont corrompus, parce que toute espece de gouvernement ne peut avoir qu’un tems, & doit nécessairement se détruire par des circonstances que les législateurs n’ont pu prévoir <…>.
Правительство и нравы спартанские испортились: ибо никакое правительство не может избежать сей судьбины, и оно неотменно должно разрушиться от тех обстоятельств, которых законодатели предусмотреть не могли.
Les premiers législateurs de la Grece ne proposerent pas à ses peuples des doctrines abstraites & seches ; des esprits hébétés ne s’en seroient point occupés <…>.
Первые Греческие законодатели не предлагали своим народам никаких умозрительных и сухих наук: тупые их разумы не захотели бы за них [c. 4] и приняться.
Pour moi, je suis de l’avis de ceux qui ne voyent dans cet ancien législateur de la Grece, qu’un bienfaiteur de ses habitans sauvages qu’il tira de la barbarie dans laquelle ils étoient plongés <…>.
Чтож касается до меня, то я последую мнению тех, которые в сем древнем Греческом законодателе ничего больше не находят, кроме благодетеля тамошних диких жителей, который извлек их из того варварства, в коем они были погружены <…>.
Rhadamante, celui qui mérita par son intégrité la fonction de juge aux enfers, fut un des législateurs de la Crete.
Радимант, заслуживший своим правосудием чин судии в аде, был из числа законодателей Критских <…>.
Mais le peuple toujours inquiet, ne fit que changer de vûe & d’objet: il revint à la Loi Terentilla, & demanda au Senat qu’à la place de ces Jugemens arbitraires que rendoient les Magistrats, on établît enfin un corps de Loix connuës de tous les Citoyens, & qui servissent de regle dans la République, [p. 5] tant à l’égard du gouvernement & des affaires publiques, que par raport aux differends qui naissoient tous les jours entre les particuliers.
Le Senat ne s’éloignoit pas de cette proposition: mais quand il fut question de nommer les Législateurs, il prétendit qu’ils devoient être tous tirez de son Corps <...>.
<...> но всегда безпокойный Народ, покидая одни требовании, начинал другия с новым видом и намерением. Он паки возвратился к Терентиллову Закону, и требовал от Сената, чтоб на место самовластных Приговоров Правительских, выдано было Уложение с согласия всех Граждан, которое бы могло служить правилом, как во всенародных делах, так и в тяжбах, кои каждый день произходили между особноживущими.
Сенат не отдалялся от сего предложения; но в выборе Законодавцев он хотел, чтоб они все были из Благороднаго Общества.
Ce prince mérita le titre de législateur. Il établit solidement le droit d’appel aux justices royales, & ce fut un des meilleurs expédiens pour affoiblir l’extrême autorité des seigneurs. Il défendit absolument les guerres privées, que l’anarchie féodale avoit rendues légitimes. Il substitua les preuves juridiques au duel. Mais les désordres triomphèrent encore longtemps de la législation <…>.
Сей государь заслуживает быть назван законодателем; ибо учредил он постоянное право для отзыву в королевские суды, что и было самым лучшим средством к ослаблению чрезвычайной силы вельмож. Он запретил точным образом тайные войны, которые во время поместного безначалия почитались за законные; а вместо поединка приказал ведаться судом. Но [c. 274] над сим его узаконением закоренившиеся беспорядки будут еще торжествовать долгое время <…>.
Ce prince, si redoutable aux Maures, donna un code à ses sujets, pour fixer la jurisprudence trop incertaine. Saint Ferdinand fut aussi législateur. Il établit le conseil royal de Castille ; il commença le corps de lois appelé las partidas, auquel Alphonse X, surnommé le Sage, son successeur, mit la dernière main.
Сей государь столь страшной Маврам издал подданным своим закон к решению весьма сомнительных дел, да и святой Фердинанд был также законодатель; ибо учредил он королевский совет в Кастилии, и начал делать собрание законов, называемое лас партидас, которые наследник его Альфонз X, прозванный благоразумным, окончил.
Depuis que les seigneurs s’étoient ruinés pour les croisades ; que les peuples avoient été affranchis de la servitude ; que l’appel aux justices royales étoit solidement établi ; que les parlemens composés de jurisconsultes suivoient des principes constans ; [p. 38] que les rois ordonnoient en législateurs, & recouvroient les principaux droits de la souveraineté; chaque jour l’anarchie féodale tomboit en ruine.
С того времени, как знатные господа разорились от крестовых походов; когда народы освобождены от рабства; когда отзыв к королевским судам утвержден постоянным образом; когда парламент, составленный из законоведцев, следовал постоянным правилам, когда короли повелевали так как законодатели, и приобретали главнейшие права самодержавия: то поместное безначалие непрестанно развивалось и упадало.
[…] & depuis Noé jusqu'aux Législateurs des différentes Nations qui ont peuplé la terre, si l'on refusoit au Fondateur des Chinois les connoissances traditionelles qui pouvoient le plus contribuer au bonheur commun, présent & à venir. Quoi qu'il en soit, accordons-les lui par pure libéralité, si nous trouvons quelques difficultés à les lui accorder par raison & par justice; & voyons comment il a pu, au moyen de ses trigrammes, les communiquer aux hommes grossiers qu'il instruisoit.
[…] от Ноя даже до законодавцев разных народов, населивших поверьхность земную, естьли отречемся присвоять основателю Китайскаго государства знания по преданиям, коими всего наипаче поспешествуется блаженство общее, настоящее и грядущее. Но как бы то ни было , присвоим ему оныя хотя по [c. 33] снисхождению, буде находим затруднения поступить на то по здравому разсудку и справедливости. Посмотрим, как он с помощию своих триграмм вразумить мог человеков грубых, как мог научить их.
L'intention des Legislateurs étoit d'affoiblir le vice par les loix, & de donner de la force à la justice. Cette intention n'est pas moins louable que ses effets sont utiles aux peuples, lorsque les loix s'exécutent avec ponctualité, & que la négligence du souverain, ou la corruption du magistrat ne les affoiblit point par l'injustice; mais on ne voit que trop souvent, que plus valet favor in Judice, quam lex in Codice.
Предмет законодавцев был тот, что бы истребить законами порок и дать силу справедливости. Такое намерение не меньше [с. 6] похвально, как полезны народам действия законов, когда оные исполняются с точностию, и нерадение земных владык, или лакомство правителей не приведут их в бессилие не правосудием своим; однако же весьма не редко видим, что plus valet favor in judice, quam lex in codice, т. е. благосклонность на суде действует больше, нежели строгость в законе.
<...> de faire pour l’utilité des hommes tout ce que demande la condition de Législateur et de Roi <...>.
<…> все то делать для пользы человеков, чего от тебя требует состояние Законодателя и Государя.