Telle est la glorieuse nécessité que la Justice impose au [p. 67] Magistrat, lorsqu’elle imprime sur son front le sacré caractere de son autorité. Image vivante de la loi, il faut qu'il marche toujours, comme elle, entre deux extrémités opposées ; & que s'ouvrant un chemin difficile entre les écueils qui environnent sa profession, il craigne de s’aller briser contre l'un, en voulant éviter l'autre.
Такова есть знаменитая должность, кою правосудие возлагает на судью, начершая на челе [с. 15] его священное знаменование своея власти. Представляя живый образ закона, долженствует он подобно оному шествовать между двух сопротивных крайностей; и отверзая себе трудный путь посреди окружающих звание его пучин, да страшится он низвергнуться в едину, желая избежать другия.
Disons-le donc hardiment : Il est plus honteux de céder à la faveur, qu'il n'est glorieux de lui résister. La véritable grandeur d'ame rougit en secret des applaudissements qu'elle est forcée de recevoir, lorsqu'elle a goûté le plaisir si pur de [p. 68] triompher de la faveur, en s'immolant à la Justice.
И так скажем смело: более стыда в уступлении лицеприятию, нежели славы в противуборствовании оному. Истинное великодушие тайно стыдится восклицательными хвалениями, кои принуждено оно принимать, вкуся чистейшее удовольствие от возторжествования над лицеприятием, чрез принесение себя на жертву правосудию.
Il s'éleve du fond de notre cœur une secrete fierté & un orgueil d'autant plus dangereux qu'il est plus subtil & plus délicat, qui nous révolte contre le crédit & l'autorité : ce n'est point l'amour de la Justice qui nous anime, c'est la haine de la faveur. On regarde ces jours éclatants où l'on voit les plus hautes Puissances abbatues, consternées, captives sous le joug de la Justice, comme le triomphe de la Magistrature. C'est alors que le Magistrat recueille avec plaisir les louanges d'un Peuple grossier, qui ne lui applaudit que parce qu'il croit que l'injustice est la compagnie inséparable de la faveur ; & goûtant avec encore plus de satisfaction les reproches des Grands qu'il a sacrifiés à sa gloire, il se flatte du faux honneur de mépriser les menaces de la Fortune irritée, dans le temps qu'il ne devroit songer qu'à appaiser la Justice.
Из глубины сердца нашего возстает тайная гордыня, тем паче опасная, чем она проницательнее, возмущаюшая нас противу силы и власти: не любовь к правосудию побуждает нас, но ненависть к лицеприятию. Торжественными для судейства почитают те звучные дни, в кои зрят наисильнейшие власти устрашенны, низверженны и порабощенны правосудию. Тогда-то судья в веселии собирает похвалы, приносимыя ему от невежественнаго народа, [который для того [с. 19] единственно хвалит его, что почитает лицеприятие сопряженно с неправосудием], и с вящшим [sic!] еще удовольствием вкушая укорения вельмож, пожертвованных от него славе своей, ласкает себя ложною честью презирать угрозы раздраженнаго щастия, в то время, когда б он долженствовал помышлять токмо о укрощении правосудия.
<…> n'être sensible ni à la fausse gloire de s'élever au-dessus de la plus redoutable puissance, ni à la fausse honte de paroître succomber à son crédit ; & se charger volontairement des apparences odieuses de l'iniquité, pour servir la Justice au prix de toute sa réputation, par une constante & glorieuse infamie <…>
<…> Не быть чувственну ни к ложной славе, превзойти наистрашнейшую власть; ни к ложному стыду, казаться покоряющимся ея силе, и охотно принять на себя гнусный вид несправедливости, дабы с потерянием всей славы своей, чрез постоянное и знаменитое претерпение поношения, [с. 20] услужить правосудию.
Никогда правосудие не будет принуждено страшиться силы и возвышения его разума. Не убоится, дабы не обратил он против закона оружие, врученное ему от онаго для защищения своего, и чтоб похитил от него власть, коея он хранителем токмо для соделания его владычества.
Чем более просвещенный, тем паче повиновенный судья, желающий соделать себя истинно великим, низлагает все свое величие у престола правосудия.
En effet, depuis la naissance de la Monarchie Françoise, l’Histoire ne nous fournit point de Regne plus memorable par de grands evenemens, plus rempli des merveilles de l’assistance divine, plus [p. 8] glorieux pour le Prince, & plus heureux pour les Peuples, que le sien ; Et c’est sans flaterie & sans envie que tout l’Univers luy a donné le surnom de Grand : non pas tant pour la grandeur de ses victoires, comparables toutefois à celles d’Alexandre & de Pompée, que pour la grandeur de son ame & de son courage. Car il ne ploya jamais, ni sous les insultes de la Fortune, ni sous les traverses de ses ennemis, ni sous les ressentimens de la vengeance, ni sous les artifices des Favoris, & des Ministres ; il demeura toûjours en mesme assiete, toûjours maistre de soy-mesme, en un mot toûjours Roy & Souverain, sans reconnoistre d’autre superieur que Dieu, la Justice, & la Raison.
В самом деле, со дня основания Французской Монархии, История не являет нам царствования толико знаменитаго великими [с. 10] произшествиями, толико исполненнаго чудным вспоможением Божиим, толико славнаго для Государя и толико благоденственнаго для Народа его: приобретшаго от всей вселенной без ласкательства и зависти проименование Великаго; не столько по славным своим победам, могущим без сомнения, сравнятся [так!] с Александровыми и Помпеевыми, сколько и по великости души его и мужеству. Ибо он не колебался никогда ни от коловратностей щастия, ни от препон неприятелями ему поставляемых, ни от мстительнаго памятозлобия, ни от ухищрений любимцов и Министров; а пребывал всегда в одном расположении, владея сам собою; словом сказать, он был всегда Государем и Самодержцем, не признавая над собою другой вышней власти кроме Бога, правосудия и разсудка.
Das Amt eines Kadilaschirs macht den, welcher es bekleidet, zur Würde eines Muftis fähig. Auf die Kadilaschirs folgen die Moulahs, deren es zwei Klassen gibt. Diejenigen, welche zur ersten Klasse gehören, bekommen eine Besoldung, die täglich 500 Asper beträgt, und haben die Gerichtsbarkeit eines Pascha von drei Rosschweifen, und über die Kadis, die von selbigem Gouvernement abhängig sind. Diejenigen, welche zur zweiten Klasse gehören, sind Richter geringerer Provinzen, und haben unter ihrer Gerichtsbarkeit blos die Kadis der kleinern Städte und Dörfer, und folglich sind ihre Einkünfte nur geringe. Die Kadilaschirs werden gemeiniglich aus der ersten Klasse gewählt, und können folglich Kandidaten zur Würde eines Mufti werden. Die Moulahs und Kadis werden als Rechtsgelehrte und Geistliche zugleich angesehen; denn da ihre Religion sowohl, als ihre Gesetze, von Muhamed herkommen, so machen die Türken keinen Unterschied zwischen diesen beiden Ständen. Die Moulahs machen ein ansehnliches Korps aus, und ihnen wird von dem Monarchen mit besonderer Achtung begegnet.
Из Кадилаширов производятся в Муфтии. По Кадилашире следуют Mоулaги, которых имется два рода: принадлежащие к первому классу получают ежедневно по 500 аспровов, и имеют достоинство трех—бунчужного Паши. Принадлежащие ко второму классу бывают Кадилами деревень и местечек; чего для и доходы их меньше. Kадилаширы выбираются всегда из первого класса, почему и могут быть кандидатами на достоинство Муфтия. Моулаги и Кадии считаются весьма учеными, знающими правосудие и веру. Моулаги составляют особливой корпус, и Султан их весьма чтит.
Но яко в мире пребывати мало случается ради действия исповеданием того ради надо[б]но и сие во[с]прияти и[з]ложение еже ча[с]ти поелику на[д]лежит до правосудия на [б]рани всяче[с]ки сра[в]няет <...>