Несколько прежде последняго Иерусалимскаго раззорения, Солон, один из сих мудрецов, дал Афинянам законы, и вольность основал на правосудии <...>.
Ch. XV. Dieu a fait dépositaires de sa justice les personnes constituées en Dignité, les Princes, les Souverains, les Juges, [p. 415] les Magistrats ; c’est à eux qu’il apartient de régler la déstinée des autres.
Гл. 15. Бог; учинил наместниками своего правосудия на земли, Монархов: а они уже; определяют от себя Министров, судей, и народных властей: которым суд, и росправу производить.
[Примечание: переводчик исказил структуру и содержание оригинального текста; дословно данный фрагмент можно перевести так – "Бог сделал хранителями своей праведности людей, состоящих в достоинстве князей, государей, судей, магистратов"].
Cet habile Politique fit ces règlemens pour s’assurer la couronne. Car ayant à faire à des hommes encore féroces, & qui ne se connoissoient pas bien en vrai mérite, il craignit qu’une trop grande familiarité ne lui attirât le mépris, & ne donnât lieu à des complots & à des conspirations contre une autorité naissante, qui ne manque jamais de faire des jaloux & des mécontens. Mais demeurant ainsi caché aux yeux du peuple, & ne se faisant connoitre que par les sages loix qu’il établissoit, & par l’exacte justice qu’il se piquoit de rendre à chacun, il s’attiroit le respect & l’estime de ses sujets.
Сей искусной политик [Деиоцес] зделал такия учреждения, для удержания при себе Королевской власти. Он имел дело с людьми грубыми и дикими, которые не знали в чем состоит прямое достоинство; и для того опасался он, чтоб снисходительное его обхождение не привлекло на него презрения, и не подало бы причины к бунтам противу начинающейся его власти, которая никогда от зависти и неудовольствия свободна быть не может; а пребывая таким образом скрыт от народных глаз, и оказывая себя пред ним чрез установление мудрых законов, и чрез делание всякому точной справедливости, доставлял себе почтение и уважение от своих подданных.
De toutes les Vertus d’Aristide, dit Plutarque, la plus connue, & celle qui se fit le plus sentir, fut sa justice ; parce que c’est la Vertu dont l’usage est le plus continuel, dont les fruits se répandent sur un plus grand nombre de personnes, & qui est comme le fondement & l’ame de tout emploi & de toute administration publique. De là vint que, quoique pauvre & du simple peuple, il mérita le surnom de Juste : surnom véritablement royal, ou pour mieux dire véritablement divin, mais que les Princes & les Grands n’ambitionnent guères, parce qu’ils n’en connoissent pas la beauté & l’excellence.
Из всех добродетелей Аристидовых, говорит Плутарх, самая важная и самая славная была его справедливость, потому что плодами ея пользоваться могли многие люди, и что она почесться может за основание и существо всех публичных чинов; и от того произошло, что Аристид хотя был убог, и от простонароднаго произхождения, однако заслужил себе наименование справедливаго, наименование самое Королевское, или лучше сказать самое божие. Государи и вельможи не стараются о приобретении сего имени, не ведая его доброты и преимущества.
Les voleurs infestoient les grands chemins, la police étoit inconnue, & la justice hors d’activité. Les seigneurs de Quitzau & de Nevendorff, indignés du joug odieux que portoit leur patrie, firent une guerre ouverte aux sous-tyrans qui l’opprimoient. Dans cette confusion totale, & pendant cette espece d’anarchie, le peuple gémissoit dans la misere, les nobles étoient, tantôt les instrumens, tantôt les vengeurs de la tyrannie, & le génie de la nation abruti par la dureté de l’esclavage, & par la rigueur d’un gouvernement [p. 214] barbare & Gothique, demeuroit engourdi & paralytique.
Воры наполняли большия дороги грабежем, Полиция была незнаема, а Юстиция не имела своего действия; почему Китцские и Ниендорфские владетели, будучи раздражены ужасным игом, которое несло их отечество, учинили явную войну сим тираннам, которые их подавляли. В сем общенародном смятении и во время сего рода безначальства народ стенал в бедности, благородные были или орудиями или отмстителями тирании, а народныя одураченныя жестокостию рабства и [с. 190] суровостию Варварскаго и Готфскаго правления, мысли, пребывали столь онемелыми, как будто находилися в параличе.
J’ai souvent entendu raisonner Platon sur cette matiere. Il blâmoit la Monarchie, la pure Aristocratie & le Gouvernement populaire. Jamais, disoit-il, les loix ne sont en sûreté sous ces administrations, qui laissent une carriere trop libre aux passions. Il craignoit le pouvoir d’un Prince, qui, seul législateur, juge [p. 49] seul de la justice de ses loix. Il étoit effrayé dans l’Aristocratie, de l’orgueil & de l’avarice des Grands, qui croyant que tout leur est dû, sacrifieront sans scrupule les intérêts de la société à leurs avantages particuliers. Il redoutoit dans la pure Démocratie, les caprices d’une multitude toujours aveugle, toujours extrême dans ses desirs, & qui condamnera demain avec emportement ce qu’elle approuve aujourd’hui avec enthousiasme.
Многократо слыхал я Платона о сем разсуждавшаго. Он порицал монархию, чистую Аристократию и народное правление. Никогда, говорил он, законы надежны не бывают под сими правлениями, попущающими страстям излишнюю волю. Он боялся Государя, которой, как один законодавец, един судит и о правосудии его законов. Он ужасался от Аристократии по гордости и сербролюбивой скупости вельмож, которые мня что все им принадлежит, не сумняся на жертву предают пользы общества своим особливым прибыткам. Он опасался от прямаго народнаго правления своевольства черни всегда слепыя, всегда необузданныя в желаниях своих, осуждающия с яростию за утро то, что сего дни с возхищением выхваляла.
Странной был бы тот политик, как законодавец, удостоверивая себя что доволно только издать законы, чтоб люди оным повиновалися. Он ничего еще не сделал, когда учредил только права каждаго гражданина, и положил твердые пределы правосудию.
La Loi nous [p. 76] prescriroit à nous autres Athéniens la police la plus sage dans nos délibérations publiques, pour nous empêcher d'être inconsidérés, & nous forcer de peser & d’examiner avec maturité les intérêts de la Patrie; que si nous devenions prudens, ce seroit pour l’intérêt de nos passions, & non pour celui de la République.
Tout Législateur qui ignore sur quelles vertus la justice, la prudence & le courage doivent être, pour ainsi dire, entés; tout Législateur qui ne sait pas préparer les hommes à les aimer & les pratiquer, verra que ses loix inutiles n’auront fait aucun bien à la Société.
Нам Афинянам [с. 91] закон предписывал бы самой мудрой порядок в собраниях народных, дабы воздержать нас от неразсудности, и принудить к зрелому уважению и разсматриванию польз отечества; и ежели мы от того сделаемся умнее, будет сие в пользу страстей наших, а не для республики.
Всякой законодавец неведущий на каких добродетелях правосудие, мудрость и храбрость должны быть, так сказать, привиты; всякой законодавец, которой не умеет приготовить людей к тому, чтоб они законы любили и исполняли, увидит, что напрасные его законы никакого добра обществу не сделали.
Non non, mon cher Aristias, lui, répondit Phocion, je le sçais, on n’est point un Tyran, quand on n’usurpe [p. 185] une autorité courte & passagere, que pour rétablir & affermir la liberté publique. Quand la Loi regne, tout Citoyen doit obéir ; mais quand par sa ruine la Société est dissoute, tout Citoyen devient Magistrat ; il est revêtu de tout le pouvoir que lui donne la justice, & le salut de la République doit être sa suprême Loi.
Нет, нет, дорогой мой Арист, ответствовал ему Фокион, ведаю я, что тот не тиранн, кто похищает краткую и временную власть, для того только, чтоб возстановить и утвердить вольность народную. Когда закон царствует, каждый гражданин должен повиноваться; но когда разорением онаго общество [с. 223] разрушается, в таком случае каждый гражданин становится градоначальником. Он вступает во всю силу, которую дает ему правосудие; а спасение республики должно ему быть высочайшим законом.
Si vous examinez les formalités de la justice, par rapport à la peine qu’a un citoyen à se faire rendre son bien ou à obtenir satisfaction de quelque outrage, vous en trouverez sans doute trop : Si vous les regardez dans le rapport qu’elles ont avec la liberté & la sureté des citoyens, vous en trouverez souvent trop peu ; & vous verrez que les peines, [р. 152] les dépenses, les longueurs, les dangers même de la justice, sont le prix que chaque citoyen donne pour sa liberté.
Если вы изследуете обряды суда во взаимности с трудностию предлежащею гражданину к отсысканию своего имения, или к получению удовольствия в какой либо обиде: то вы найдете без сомнения оные пространными; ежели вы посмотрите на оные в той взаимности, какую они имеют с вольностию и безопасностию граждан; то вы часто найдете оныя весьма сократительными, и вы увидите, что труды, убытки, волокиты и самыя в судах [с. 153] опасности не что иное, как дань, которую каждый гражданин дает за свою вольность.
Ce qu’il y a de plus nécessaire, & peut-être de plus difficile dans le gouvernement, c’est une intégrité sévere à rendre justice à tous, & sur-tout à protéger le pauvre contre la tyrannie du riche.
Неотменно нужно и не без затруднения в правлении наблюдать строго непорочность в показании правосудия, а особливо в покровительстве бедных от насилия богатых.
L. 243. C’est dans cette derniere, que le Sénat qui rend la justice à Amsterdam, tient ses séances. Il est composé de vingt-quatre Sénateurs et de douze [p. 10] Bourgmestres, dont les charges sont à vie ; et il a le gouvernement politique et législatif pour tout ce qui regarde cette Capitale. Des douze Bourgmestres, il y en a quatre en exercice, dont trois changent tous les ans ; et c’est le Stadhouder qui nomme à leurs places, ainsi qu’à celles des autres villes de la République. Il choisit de plus neuf Echevins pour les affaires civiles et criminelles ; et l’on appelle de leurs jugemens à la Cour provinciale. Les Sénateurs, élus par le peuple, envoient des Députés aux Etats de la province, et ceux-ci aux Etats-Généraux. Le Bailli ou Lieutenant de Police est chargé de faire arrêter les malfaiteurs ; et la justice est rendue avec autant de sagesse que d’intégrité et de promptitude.
П. 235. В сей последней Сенат, отправляющий правосудие в Амстердаме, держит свои [с. 5] заседании. Он составлен из двадцати четырех Сенаторов и двенадцати Бургомистров, имеющих сии должности по смерть. В нем замыкается все политическое и законодательное Правление во всем касающееся до сей Столицы. Из двенадцати Бургомистров, четверо безпрерывно отправляют должность, из них трое переменяются ежегодно. На места их, равно как и в других городах Республики, назначает Статгудер. Сверх того выбирает он девять градоначальников для гражданских и уголовных дел: Приговоры их переносятся в Провинциальный Приказ. Сенаторы, избираемые народом, посылают Депутатов в Штаты Провинции, а сии в Генеральные Штаты. Баилиф, или Полициймейстер имеет должность брать злочинников: правосудие воздается с мудростию, скоростию и безпристрастием.
<…> il étudia les causes accidentelles qui retardent ou accélèrent la chute des Empires, les fautes des Rois, les erreurs des peuples, l'effet des passions, l’ambition, le ferment le plus destructeur de tous les états. Il en tiroit des conséquences, des régles de conduite pour éterniser par sa modération, par sa justice avec ses voisins, par sa fermeté avec ses rivaux, par son desinteressement avec tous, par son amour pour ses sujèts, cette antique monarchie dont il alloit être dépossédé.
<…> случайныя причины, которыя отсрочивают или ускоряют упадок государств, ошибки Государей, заблуждения народов, следствия страстей, любочестия, сильнейшей причины разрушения всех государств. Из того извлекал он следствия, правила поступления, дабы умеренностию своею, правосудием с соседями, твердостию с противниками, безкорыстием со всеми, любовью своею к подданным, превечить древнюю Монархию, которой ему должно было лишиться.
Tout le monde croit être homme d'Etat et des Siécles entiers ont fait effort pour en produire quelques uns. L'homme d'etat n'est rien [р. 13] en apparence et il est tout en réalité. Il n'est ni missionaire, ni ministre des autels, mais il sait que la religion est la prémiere legislation du monde, le lien le plus fort de toutes les societés, le pivot de tous les trônes, la consolation de tous les cœurs et le frein de toutes les passions; il la protége, la défend et la respecte.
Il n'est pas magistrat, il ne sait pas ce que les loix disent dans tous les cas, mais il sent ce qu'elles doivent dire. Il révère leur antiquité, il y touche avec circonspection, il administre par elles et par elles il prévient les délits au lieu de les punir. Il entretient l'harmonie du corps politique et sa justice vigilante veille continuellement à la sureté des personnes, à la propriété des choses et au bonheur de tous.
<…> Son génie expireroit dans les opérations matérielles du financier subalterne, mais législateur de la finance, il anime par elle le corps politique, multiplie ses forces et accroit sa puissance. Il veille egalement aux intérets du proprietaire, du commerçant, du créancier de l'Etat, du salarié et du pauvre.
<…> [P. 15] En un mot l'homme d'Etat livré à une seule passion qui fait taire toutes les autres, l'amour de la gloire, met son bonheur dans le bon heur public et sa récompense dans l'opinion de la postérité; soutenu par le sentiment de ce qu'il vaut, il oppose à la calomnie ses vertus et à l'envie ses succès; <…> il est la providence de son pays et le ministre de tous les siécles, car il répare le passé, gouverne le present et prepare l'avenir.
Всякой человек думает быть Министром, но целыя столетия старались произвесть токмо нескольких. Министр ничто с виду, но все в самом действии. Он ни проповедник, ни священнослужитель, но знает, что религия есть первой закон света, крепчайший союз всех обществ, основание всех престолов, утешение всех сердец и преграда всех страстей; он ее покровительствует, защищает и почитает.
Он не судья, но знает, что законы предписывают во всяком случае, но чувствует, что они повелевать должны. Он чтит их древность, с осторожностию прикасается к ним, управляет ими и предупреждает преступления вместо наказания их. Он сохраняет согласие в политическом корпусе и его бдительное правосудие беспрестанно печется о безопасности лиц, о собственности вещей и благополучии всех.
<…> [С. 24] Способность его пропала бы в вещественны трудах нижняго Казначея, но имея верховную власть в заборе государственных доходов, он ими возбуждает политической корпус, умножает его силы и распространяет власть. Он равно печется о пользе владельца, купца, заимодавца Государственнаго, живущаго на жалованье онаго и беднаго человека.
<…> [C. 27] Одним словом: Министр следуя единой страсти, заглушающей все прочия, любви к славе, поставляет все свое благополучие в благополучии общества и награду свою во мнении потомства; подкрепляем чувством своей цены, противопоставляет клевете свои добродетели, а зависти свои успехи; <…> он провидение Государства своего и служитель всех веков, поелику исправляет [с. 28] прошедшее, управляет настоящим и приготовляет будущее.
Между тем составляется 3 е собрание. При начале своем думает оно, что уничтожило Королевское достоинство и желает уже судить Короля. Бездельники, по какому праву дерзаете вы быть судьями Государя вашего? Но они не внемлют ни гласу правосудия, ни воплю человечества.
Voules-vous ruiner absolument votre patrie et pour quel interêt? pour [р. 59] LA LIBERTE? et quelle liberté n'aviés vous pas ? quelle est faction honnete qui vous etoit défenduë? pour L'EGALITE? y croyés-vous ?
vos chefs en vous flatant, pour vous asservir, vos orateurs fougueux qui vous subjuguent et vous méprisent sont-ils vos égaux ? <…> N'avés vous pas trouvé l'Egalité dans son veritable temple dans les tribunaux? Est-il un grand Seigneur que vous n'ayés pas pu traduire en justice et que vous n'ayés pas fait condamner?
<…> Voyés l'Angleterre si grande, si généreuse, si amie de la vraie liberté et si ennemie de l'anarchie, un moment incertain se décider par vos crimes.
Хотите ль непременно разорить отечество ваше и для какой пользы? ДЛЯ ВОЛЬНОСТИ? Но какой вольности не имели вы прежде? ДЛЯ РАВЕНСТВА? И вы тому верите? Начальники ваши льстящие вам для покорения вас, необузданные ваши витии, угнетающие вас и презирающие, равны ль вам? <…> Не находили ль вы равенство в истинном его храме, в судилищах? Не на всякаго ли Вельможу могли вы искать суда и получить удовольствие?
<…> Воззрите на Англию, толь [с. 110] великую, толь великодушную, толь приверженную к истинной вольности и толь отвращенную от безначалия, некоторое время недоумевающую при ваших злодеяниях.
L. 366. La ville de Palerme a des Magistrats particuliers. Le Capitaine-Justicier, Chef de la Noblesse, rend la justice criminelle. Cette charge, quelque importante qu’elle soit, le cede à celle de Préteur, chargé de l’administration de la ville et des provisions. Il est député du royaume, chef de l’ordre domanial dans le Parlement, et jouit de [p. 217] toutes les prérogatives du Vice-Roi, pendant son absence.
П. 354. Город Палерма имеет особых властелинов. Капитан исправник, глава дворянства, чинить правосудие в уголовных делах. Сколь сия должность ни важна, уступает однако Претору, коему поручено надзирание над городом и съестными припасами. Он есть Депутат Королевства, и пользуется всеми преимуществами Вицероя в его отсутствие.
L. 370. Les Directeurs de chacun de ces départemens donnent des audiences réglées certains jours de la semaine. La Consulte Royale est le Conseil légal du Prince, pour les affaires de grace et de justice. En son absence, c’est le Gouverneur Général de la Toscane <...> qui y préside.
П. 357. Правители каждаго из сих департаментов слушают всех просителей в положенные дни в неделе. Королевская Консулата есть законной совет Государя для дела милости и правосудия. В отсутствии его председательствует в нем Генерал-Губернатор Тосканской.
L. 372. <...> les Rois de Sardaigne ont toujours la plus grande attention à choisir des Magistrats aussi savans qu’integres et laborieux pour rendre la justice : ils ont fait choix également de Prélats, dont la science et les moeurs pouvoient être propres à instruire et à édifier des peuples qui vivoient dans une crasse ignorance.
П. 359. <…> Сардинские Короли стараются всегда выбирать начальников правосудия из людей ученых, правдивых, трудолюбивых. Равномерно в Прелаты производят они особ, коих знание и нравы способны к наставлению и к примеру народа, но ныне живущего в самом глубоком невежестве.
L. 329. La Justice est administrée à Padoue par un Sénateur Venitien d’un âge déjà avancé, que la République y envoie sous le nom de Podestat. <...> Ce Gouvernement, un des plus considérables de l’Etat, ne doit être confié qu’à un Patricien du premier rang et d’une prudence conformée, [pP. 293] qui puisse assujettir la Noblesse à la plus grande subordination.
П. 318. Правосудие в Падуе чинится одним Венецианским Сенатором зрелых лет, котораго Республика посылает туда со званием Подестата. <…> Сия Губерния, наибольшая в области, должна вверяема быть Патрицию, первой степени и дознаннаго благоразумия, которой бы мог приневолить дворянство к подчиенности.