C’est alors qu’à la voix du devoir qui ne parle plus dans les cœurs, les chefs sont forcés de substituer le cri de la terreur ou le leurre d’un intérêt apparent dont ils trompent leurs créatures. C’est alors qu’il faut recourir à toutes les petites & méprisables ruses qu’ils appellent maximes d’état, & mystères du cabinet. Tout ce qui reste de vigueur au gouvernement est employé par ses membres à se perdre & supplanter l’un l’autre, tandis que les affaires demeurent abandonnées, ou ne se font qu’à mesure que l’intérêt personnel le demande, & selon qu’il les dirige. Enfin toute l’habileté de ces grands politiques est de fasciner tellement les yeux de ceux dont ils ont besoin, que chacun croye travailler pour son intérêt en travaillant pour le leur ; je dis le leur, si tant est qu’en effet le véritable intérêt des chefs soit d’anéantir les peuples pour les soûmettre, & de retirer leur propre bien pour s’en assûrer la possession.
Тогда то голос должности недействующей больше сердцами, начальники принуждены заменять криком угроз. Или блистанием мнимой какой не есть пользы, которую они обманывают тварей своих. Тогда то они имеют прибежище ко всем бездельным и презрительным хитростям, называя их правилами общества и тайностями кабинета. Вся остальная сила правления употребляется членами его на погибель взаимную, свергать друг друга, а дела останавливаются и лежать, или есть ли когда и делаются, так разве польза какая ни есть участная того требует, и как ей угодно. Наконец вся хитрость сих великих народоправителей состоит уметь так залепить глаза людей, в которых им нужда, дабы каждый думая работать для своей пользы, работал для их; говорю для их, ежели бы в самой вещи могла быть истинная польза начальников во унижении народов, для лучшего покорения, или в разточении их имений для вернейшего овладения самим оными.