Mais quand on pourroit aliéner sa liberté comme ses biens, la différence seroit très grande pour les Enfans qui ne jouissent des biens du Pere que par transmission de son droit, au-lieu que la liberté étant un don qu'ils tiennent de la Nature en qualité d'hommes, leurs Parens n'ont eu aucun Droit de les en dépoüiller ; de sorte que comme pour établir l'Esclavage, il a fallu faire violence à la Nature, il a fallu la changer pour perpetuer ce Droit ; Et les Jurisconsultes qui ont gravement prononcé que [p. 156] l'enfant d'une Esclave naîtroit Esclave, ont decidé en d'autres termes qu'un homme ne naîtroit pas homme.
Il me paroît donc certain que non seulement les Gouvernemens n'ont point commencé par le Pouvoir Arbitraire, qui n'en est que la corruption, le terme extrême, & qui les raméne enfin à la seule Loi du plus fort dont ils furent d'abord le reméde, mais encore que quand même ils auroient ainsi commencé, ce pouvoir étant par sa Nature illégitime, n'a pu servir de fondement aux Droits de la Société, ni par conséquent à l'inégalité d'institution.
Sans entrer aujourd'hui dans les recherches qui sont encore à faire sur la Nature du Pacte fondamental de tout Gouvernement, je me borne en suivant l'opinion [p. 157] commune à considerer ici l'établissement du Corps Politique comme un vrai Contract entre le Peuple & les Chefs qu'ils se choisit ; Contract par lequel les deux Parties s'obligent à l'observation des Loix qui y sont stipulées & qui forment les liens de leur union. <…> [P. 158] Le Magistrat, de son côté, s'oblige à n'user du pouvoir qui lui est confié que selon l'intention des Commettans, à maintenir chacun dans la paisible jouissance de ce qui lui appartient, & à préferer en toute occasion l’utilité publique à son propre intérêt.
Но когда бы можно было отчуждать вольность свою так, как имение; то разность была бы крайне велика для детей, которые имением отца своего пользуются только по преданию его права; вместо что, как вольность есть дар, который они от природы как человеки получили: то родители их не имели никакого права лишить их оной; так что естьли для установления невольничества, надлежало причинить насильство природе, то надлежало ея переменить, дабы непрерывным было сие право; и Юрисконсюльты, которые с важностию изрекли, что младенец раждающийся от невольницы, сам невольник, изрекли то в других словах, что человек родится не человеком.
Таким образом, кажется мне весьма то подлинно, что не только правления не начались властию самопроизвольною, которая есть ни что иное, как только повреждение оных, крайнейший предел, и которая их приводит наконец к единому закону сильнейшаго, противу коего оныя были с начала защитою; но еще, когда бы и таковым образом оне начались, то сия власть будучи по своей естественности не законная, немогла служить основанием правам общества, и следовательно и неравенству установленному.
Не входя ныне в изыскания, какия нам еще осталось учинить о естественности договора основательнаго во всяком правительстве [с. 97], я ограничиваю себя, следуя общему мнению тем, что приемлю здесь установление общества политическаго, как подлинный договор между народом и начальниками им избранными; договор, по которому обе стороны обязываются к сохранению законов по общему условию учрежденных, и составляющих узы их соединения. <…> Начальники с своей стороны обязываются не иначе употреблять власть ему вверенную, как по намерению поручающих содержать каждаго в спокойном обладании ему принадлежащаго, и предпочитать во всяком случае пользу общества
L’esclavage est la ressource du peuple. Cette nation guerrière, invincible du temps de Charlemagne, est en proie aux insultes des Normands, pirates sans discipline, sans honneur. On n’en sera point étonné, si l’on réfléchit sur les discords civiles, & sur les maux inséparables de l’anarchie. L’état de société étoit alors un état de guerre. Ce mot dit tout.
Что же следует до всего простонародия, то было все оно в невольничестве; почему сей военный и во время Карла великого непобедимый народ учинился добычей и предметом ругательства Норманнов, или такого народа, который был не иное что, как незнающие никакого порядка ни чести морские разбойники. Сему никто не удивится, если только рассудить о тогдашнем несогласии граждан, и о тех бедствиях, которые бывают с безначалием неразлучны; ибо как все общественное состояние было тогда состоянием военным, то сего самого уже и довольно к изъяснению прочего.
370. Das Privat-Leben verdient den Vorzug. Die Ehre und Einkünfte öffentlicher Aemter kommen an Werth dem Vergnügen des Privat-Lebens bey weitem nicht bey. Dieses ist frey und ruhig: jene sind unruhig und sklavisch.
370. Приватная жизнь заслуживает преимущество. Честь и доходы публичных чинов не могут сравниться с достоинством и удовольствием приватной жизни. Приватная жизнь изполнена спокойствия и вольности, а публичная напротив того изполнена безпокойств и невольничества.
L. 353. Ils minent sourdement le gouvernement féodal, sujet par-tout à de très-grands inconvéniens, mais plus particuliérement en Italie, où les peuples vifs et sensibles rejettent avec indignation les fers de l’esclavage, et se découragent par des traitemens injustes.
П. 342. Они подрывают изподтиха [с. 138] феодальное правление, повсюду подверженное великим неудобствам, а особливо в Италии, где народ живой и чувствительной с негодованием свергает иго невольничества, и теряет терпение, когда несправедливо с ним поступают.