Eclairés l’un et l’autre des lumieres qu’ils avoient puisées en Europe, ils projettoient de s’enfoncer dans l’Asie, lorsqu’ils reçurent nouvelle que le feu de la guerre s’allumoit sur les frontieres de Pologne; et ils crurent que leur premier devoir étoit de défendre leur patrie. C’est la grande vertu des Républiques.
Просветив разум свой знаниями приобретенными в Европе, намерены они были ехать внутрь Азии, но услышав, что на польських пределах возжегся огонь войны, подумали, что главная их должность состоит в том, чтоб защищать отечество. Сия есть наибольшая добродетель республиканцов.
L’ambition & l’interêt firent éclater le ressentiment des premiers de Rome. On reprocha publiquement à Tiberius qu’il ne vouloit attribuer au peuple la disposition du Royaume d’Attalus, que pour s’en faire mettre la Couronne sur la tête. On l’accusa même de se vouloir faire le tyran de son propre pays; & il y en avoit qui publioient qu’il s’étoit saisi par avance du bandeau Royal, & de la robe de pourpre d’Attalus. Mais ces bruits injurieux, & qui venoient de l’animosité des Grands, ne convenoient guéres au caractere de Tiberius. Jamais personne ne fut plus Républicain que ce Tribun. Tout ce qu’il avoit fait au sujet du partage des terres, n’avoit eu pour objet que de rapprocher la condition des pauvres citoyens de celle des riches, & d’établir une espece [p. 371] d’égalité entre tous les citoyens.
Властолюбие и жадность к богатству воздвигли мщение Первоначальных в Риме. Явно укоряли Тиверия, что он отдавал Народу разпределение [с. 462] Аталовых Областей единственно в том виде чтоб возложить на себя Корону. Его обвиняли к тому, что он желал соделаться тираном своей отечественной Области; и некоторые разглашали, что он заране похитил к себе Царской венец и порфиру Аталову. Но сии несправедливые слухи произошедшие от злобы Вельмож, ни мало не сходствовали со нравом Тиверия. Ни когда ни кто Республиканин не мог иметь большей любви к Республике, какую сей Трибун доказывал. Все что он произвел касаясь до раздела земель, имело едину только цель, чтоб приближить состояние бедных к состоянию богатых, и возставить некторое равенство между всеми Гражданами.
Les gens de bien comme Caton, Ciceron, Catulus & plusieurs autres, tous zélez Républicains, regardoient cette puissance excessive de quelques citoyens, leurs richesses immenses, & l’attachement particulier des armées pour leurs Generaux, comme la ruine de la liberté. Ils ne pouvoient souffrir que sous [p. 262] prétexte de servir leur patrie, ces Grands se perpetuassent dans des Charges dont l’autorité suprême les exposoit à la tentation de se rendre les maîtres.
Добродетельные люди, как Цицерон, Катон, Катул и многие другие ревностные Республикане, почитали сие чрезмерное великомощество некоторых Граждан, их неизчетныя богатствы, и особую привязанность войск к своим Полководцам, гибелью вольности. Они не могли сносить чтоб под видом принесения услуг своему Отечеству, сии Вельможи навсегда оставались в должностях, с которыми соединенная Высочайшая власть приводила их к безпрестанному покушению соделаться вечными Властителями.
Auguste <…> résolut <…> de retenir toujours la souveraine puissance; mais sans prendre le titre de Roy si odieux dans une Republique. Il rejetta par la même raison celui de Dictateur perpetuel qui avoit coûté la vie à son grand oncle, & il se contenta de la qualité ordinaire d’Empereur, que les [p. 424] soldats pendant le tems de la Republique donnoient aux Generaux victorieux, & qu’il ne prit que pour accoûtumer les Romains sous un nom connu, à une autorité nouvelle & jusqu’alors inconnuë. Il conserva en même tems toutes les charges & les dignitez de l’Etat. <…> quoique dans le fond ces differentes dignitez dépendissent d’une puissance superieure qui les faisoit agir suivant ses vûës & ses interêts. <…> [p. 425] Ce Prince par une conduite si habile, accoûtuma insensiblement des hommes libres à la servitude, & rendit une Monarchie nouvelle, supportable à d’anciens Republicains.
Август <…> вознамерился удержать на всегда Самодержавную власть, но не принимая имени Царя, нетерпимаго в Республике. Он отверг для сей же причины и имя всегдашняго Диктатора, которое было причиною смерти его деда, а удовольствовался обыкновенным названием Императора, которое [с. 534] воины во времена Республики давали победоносным Полководцам, и которое он взял в том виде чтоб приучить Римлян, под известным именем, к новому и неизвестному до толе Властительству. Он оставил при том все Чины и Достоинствы Государственные. <…> хотя в сущности сии разныя Достоинствы зависели от единаго вышняго Властительства, которое действовало ими по своим видам и пользе. <…> [с. 535] Сей Государь, толь искусным [с. 536] правлением, приучил непринужденно вольных людей к рабству, и соделал новую Монархию, сносную бывшим Республиканам.
La guerre de Hollande continuoit toujours. Henri protégeoit les braves [p. 46] républicains, qui depuis tant d’années résistoient à la puissance espagnole. Il eut la gloire de leur procurer un titre d’indépendance, que leur invincible courage n’avoit pu encore obtenir.
Голландская война продолжалась непрестанно, а Генрих покровительствовал сим храбрым республиканцам, которые толь много лет противился целой Испанской силе; да и получил он себе ту славу, что мог им доставить название независимых, чего по сие время не могли они еще достать всею своею непобедимую храбростью.
Les ouvrages des anciens, l’histoire de tant de fameuses républiques, ne pouvaient manquer de nourrir l’esprit républicain dans les ames où il commençait à se développer. Le parlement, quoique retenu encore par des liens sort étroits, montra des-lors plus de hardiesse <…> la chambre s’éleva contre cet acte comme donnant atteinte à la liberté des élections & aux privileges du parlement. Elle prétendit avoir seule le droit d’expédier les ordres pour remplir les places vacantes ; & la cour parut le reconnoître.
Древния книги, история о толиких преславных республиках, долженствовали питать умы республиканцев разверзающиися. Парламент, хотя еще удерживался узкими пределами, но начинал уже показывать более отваги <…> все собрание ополчилось на сие, как на нарушение свободы во нарочных от народа, и преимуществ Парламента; присвояло себе токмо единому право наполнять упалыя места; Двор принужден был согласиться с Парламентом.
L. 320. La modération et la prudence ont fermé tous les passages aux appas séducteurs du luxe ; la tempérance est la garde de la santé ; la religion, la vertu des Magistrats et leur vigilance constituent encore le plus constant bonheur de ces Républicains ; et une teinture de savoir adaptée aux différentes circonstances de la vie, compose chez eux le caractere d’homme de bien et de Citoyen éclairé. Les Loix conservent la dignité de la Magistrature, la liberté des Particuliers ; et c’est par les plus sages Réglemens, que vingt mille Habitans paroissent ne composer qu’une même famille.
П. 309. Умеренность и благоразумие заперли все ходы льстительным приманкам роскоши; воздержность есть страж здравия; вера, добродетель, бдение властелинов составляют наипостояннейшее счастие сих Республиканцов; и довольная ученость, присвояемая к разным обстоятельствам жизни, составляет у них свойство добраго человека и просвщеннаго [с. 52] гражданина. Законы сохраняют достоинство правительства, вольность обывателей, и в следствие мудрых учреждений двадцать тысячь жителей, кажется составляют одну семью.
L. 339. <...> la tête du premier des Brutus qui détruisit la royauté, [p. 149] mélancolie, pensée profonde, fermeté d’âme, sévérité, tels sont les traits de ce fameux Républicain, dont le nom est devenu la terreur des Rois <...>.
П. 328. <…> голова перваго Брута, изкоренившаго Королевскую власть; задумчивость, глубокия мысли, твердость души, суровость, суть черты сего славнаго республиканца, коего имя учинилось страшилищем Королей.