Спарта

<…> ce fut du tems de Pyrrhus que le tyran Nabis éleva des murs à cette ville.

Во времена Пирровы тиран Навиз построил около онаго стены.

<…> rien ne prouve mieux la multitude des habitans de la république de Lacédémone, que les colonies qui en sont sorties.

<…> ничто столько не доказывает многолюдства лакедемонской республики, как вышедшия из нее селения.

Sparte ne souffrit point que des familles étrangeres vinssent s’établir dans son enceinte, & jamais ville n’a été plus jalouse de son droit de bourgeoisie.

Спарта никогда не дозволяла иностранным поселяться в своей внутренности, и никакой город не был столь ревностен к своим гражданским правам, как сей.

Il y avoit dans cette ville beaucoup de choses dignes de curiosité. En premier lieu, la place publique où se tenoit le sénat des vieillards, qui étoient au nombre de 28 ; le sénat de ceux qui sont les conservateurs des lois ; le sénat des éphores, & le sénat de ces magistrats qu’ils appelloient bidiéens. Le sénat des vieillards étoit le souverain tribunal des Lacédémoniens, & celui qui régloit toutes les affaires de l’état.

В сем городе находилось множество вещей примечания достойных, и во первых общенародная площадь, где собирался их сенат, состоявший из стариков, коих [с. 7] было числом 28, сенат наблюдателей законов, сенат ефоров, и сенат тех судей, которые назывались у них видеенами. Сенат состоявший из стариков был самый верховный суд   лакедемонский, и управлял всеми государственными делами. 

<…> dans le tems que Xerxes passa en Europe, toutes les villes greques qui prirent les armes contre lui, envoyerent leurs députés à Sparte, & ces députés s’aboucherent là pour aviser aux moyens de résister à une puissance si formidable. <…> tous les princes de la grece ayant pour l’amour de Ménélas, entrepris le siege de Troye, ils s’assemblerent en ce lieu pour délibérer sur cette expédition <...>. 

<…> во время прехождения Ксерксова в Европу все возставшие против него греческие городы присылали в Спарту своих депутатов; и сии депутаты собирались на оную для советования о средствах к сопротивлению толь страшной силе <…> Все греческие цари преприявшие из усердия к Менелаю царю осадить Трою, собирались на сем месте для разсуждений о сем походе <…>.

Les Lacédémoniens avoient aussi bâti un temple à Lycurge leur législateur, comme à un dieu <…>.

Лакедемоняне соорудили также храм и своему законодателю Ликургу, так как богу.

Dans le tems que ce prince commandoit l’armée navale des Lacédémoniens & de leurs alliés, sur l’Hélespont <…>. 

В то время, когда сей государь начальствовал над корабельным Лакедемонских и союзнических воинством на  Геллеспонте <...>. 

<…> il étoit dans des agitations continuelles, à cause du dessein qu’il avoit formé de trahir sa patrie <…>.

Он терзаем был непрестанным безпокойством в разсуждении того, что имел намерение изменить своему отечеству <…>.

<…> on disoit que c’étoit Lycurgue même, qui avoit consacré ce temple sous ce titre à Minerve, en mémoire de ce que dans une émeute, ayant eu un œil crevé par Alcandre, à qui ses lois ne plaisoient pas, il avoit été sauvé, en ce lieu-là, par le peuple <…>.

Повествуют, что сам Ликург посвятил  Минерве сей храм под сим именем в память того, что как во время возмущения Алкандр, которому его законы не нравились, вышиб ему глаз; то его на сем месте защитил народ <…>.

<…> mais les traits odieux d’un satyrique, qui ne cherche qu’à faire bassement sa cour au peuple d’Athènes, dont il avoit tous les vices, sont peu propres à nous séduire. Ce poëte, plein d’imaginations où régnoient la méchanceté de son naturel, ne pouvoit attaquer les Spartiates sur leur courage & sur leurs vertus ; il ne lui restoit que leurs clés à ridiculiser. 

Но описание сатирика старающагося подлым образом угодить афинскому народу, [с. 29] котораго всеми пороками он был наполнен, не могут нас преклонить на свою сторону. Сей стихотворец будучи  преизполнен воображений, над которыми владычествовали природное его злословие, не могли коснуться мужества спартанцов, ни их добродетелей, ничего больше для их осмеяния не нашел, кроме их ключей.

<…> transmettons à la postérité la mémoire de ses lois, le plus bel éloge qu’on puisse faire de son législateur.
On ne considere ordinairement Lycurgue que comme le fondateur d’un état purement militaire, & le peuple de Sparte, que comme un peuple qui ne savoit qu’obéir, souffrir, & mourir. Peut-être faudroit-il voir dans Lycurgue celui de tous les philosophes qui a le mieux connu la nature humaine, celui, sur-tout, qui a le mieux vu jusqu’à quel point les lois, l’éducation, la société, pouvoient changer l’homme, & comment on pouvoit le rendre heureux en lui donnant des habitudes qui semblent opposées à son instinct & à sa nature.

<…> предадим потомству и их законы, яко самую лучшую похвалу их законодателей. Обыкновенно Ликурга почитают основателем государства единственно военного, а спартанский народ таким народом, который умел только повиноваться, терпеть, и умирать. Но надлежало может быть видеть  в Ликурге и такого человека, который наилучше проникнул в естество человеческое; а наипаче, который лучше всех дознал,  до какого степени закон, возпитание, общежительство  могут переменить человека, и каким образом можно  сделать его благополучным,  вкоренением в него таких навыков, которые кажутся совсем противными его склонностям и его природе. 

Il faudroit voir dans Lycurgue, l’esprit le plus profond & le plus conséquent qui ait peut-être jamais été, & qui a formé le système de législation le mieux combiné, le mieux lié qu’on ait connu jusqu’à présent.

Надлежало бы в Ликурге видеть самый проницательнейший и самый дальновиднейший разум, какого может быть никогда не бывало, и который составил самую согласнейшую из всех по сие время известных и самую твердейшую систему законов.

Il avoit à réformer un peuple séditieux, féroce, & foible ; il falloit mettre ce peuple en état de  résister aux entreprises de plusieurs villes qui menaçoient sa liberté ; il falloit donc lui inspirer l’obéissance & les vertus guerrieres, il falloit faire un peuple de héros dociles.

Ему надлежало приводить в порядок народ возмутительный, жестокосердный и безсильный: ему должно было привесть народ в состояние противиться покушениям многих городов угрожающих уму отнятием вольности: следовательно надобно  было ему вперить в народ послушность и военные добродетели, и надобно было сделать все народ искусными витязями. 

Il commença d’abord par changer la forme du gouvernement ; il établit un sénat qui fût le dépositaire de l’autorité des lois, & de la liberté. Les rois de Lacédémone n’eurent plus que des honneurs sans pouvoir ; le peuple fut soumis aux lois : on ne vit plus de dissensions domestiques, & cette tranquillité ne fut pas seulement l’effet de la nouvelle forme du gouvernement.

Начало сему положил он переменою правления. Он учредил сенат, который был хранителем силы законов и вольности. Лакедемонские цари стали иметь только одну честь без всякой власти; народ стал покорен законам; не видно же стало и домашних раздоров; но сия тишина не есть плод одной перемены правления.

Lycurgue, fort différent de tant de médiocres législateurs,
<…> il voulut former des corps capables de soutenir les mœurs fortes qu’il vouloit donner ; c’étoit à l’éducation à inspirer & à conserver ces mœurs, elle fut ôtée aux peres, & confiée à l’état ; un magistrat présidoit à l’éducation générale, & il avoit sous lui des hommes connus par leur sagesse & par leur vertu.

Ликург, будучи совсем отменен от других незнатных законодателей <…> старался и тела их устроить так, чтоб они могли питать в себе суровый нрав, который он вложить в них хотел. Но как вперять и питать в них сии нравы есть дело возпитания; то оно отнято было у родителей и вверено государству. Один начальник смотрел за сим всеобщим возпитанием, и имел в своем ведомстве других людей известнаго благоразумения и добродетели.

Chaque citoyen étoit un enthousiaste de l’ordre & du bien, & il les voyoit toujours <…>. 

Каждый гражданин был наиревностнейший наблюдатель порядка и благопристойности и оное находил всегда.

La jurisprudence n’y étoit point chargée d’une multitude de lois <…>. 

Правосудие у них не было запутано множеством законов <…>.  

Il n’y avoit à Sparte aucune loi constitutive ou civile ,  aucun usage qui ne tendît à augmenter les passions pour la patrie, pour la gloire, pour la vertu, & à rendre les citoyens heureux par ces nobles passions.

В Спарте не было ни одного положительнаго , ни гражданскаго закона, ниже обыкновения, которое бы еще больше не разпаляло любви к отечеству, к славе и к добродетели, и не [с. 40] споспешествовало бы посредством сих страстей благополучию граждан.

Nul rang, nulle dignité ne dispensoit un citoyen de cette considération pour les vieillards <…>.  

Никакой чин и никакое достоинство не могло освободить гражданина от обязательства воздавать честь старикам.

La législation de Lycurgue si propre à faire un peuple de philosophes & de héros, ne devoit point inspirer d’ambition. 

Законоположение Ликургово, столь способное ко внушению людям любомудрия и храбрости, не могло возбуждать в них честолюбия.

Mais ce peuple fier ne devoit pas être féroce, il cultivoit trop les vertus sociales <…>.

Но из того не следует, чтоб сей народ был свиреп: он весьма наблюдал общежительныя добродетели <…>. 

Le gouvernement & les mœurs de Sparte se sont corrompus, parce que toute espece de gouvernement ne peut avoir qu’un tems, & doit nécessairement se détruire par des circonstances que les législateurs n’ont pu prévoir <…>. 

Правительство и нравы спартанские испортились: ибо никакое правительство не может избежать сей судьбины, и оно неотменно должно разрушиться от тех обстоятельств, которых законодатели предусмотреть не могли.