Schließlich kan allhie unerinnert nicht lassen, daß sich ja kein Bedienter unterstehen müsse, seinen Herrn zu hintergehen wie klug er auch immer sey dann, L’ingannar i Prencipi non è i materia facile, dove si tratta di Stato, perch' hanno li spiriti sottili per se stessi, & hanno mill’occhi, che vigilano per loro, Fürsten und Herren vollends da von Staats-Sachen gehandelt wird zubetriegen, ist keine so leichte Sach, gestalt sie für sich selber scharffsinnig und über das tausend Augen haben, die für sie wachen: Wie der Majol. Bisaccioni delle Guerre di Germania an einem Orte schreibet.
Напоследи напоминаю, чтоб служитель не дерзал государя своего обманывати, коль разумен оныи ни есть, ибо князеи и государеи, а особливо в государственных делех обманывати нелехкое дело есть, ибо они сами остроразумныи суть и более [л. 70 об.] тысящи очеи имеют, иже за них бдят яко же о сем Безочиони О немецкой войне в некотором месте пространно напоминает.
Il y avoit dans cette ville beaucoup de choses dignes de curiosité. En premier lieu, la place publique où se tenoit le sénat des vieillards, qui étoient au nombre de 28 ; le sénat de ceux qui sont les conservateurs des lois ; le sénat des éphores, & le sénat de ces magistrats qu’ils appelloient bidiéens. Le sénat des vieillards étoit le souverain tribunal des Lacédémoniens, & celui qui régloit toutes les affaires de l’état.
В сем городе находилось множество вещей примечания достойных, и во первых общенародная площадь, где собирался их сенат, состоявший из стариков, коих [с. 7] было числом 28, сенат наблюдателей законов, сенат ефоров, и сенат тех судей, которые назывались у них видеенами. Сенат состоявший из стариков был самый верховный суд лакедемонский, и управлял всеми государственными делами.
<…> une autre, toute entiere aux affaires de l’état, médite de grandes actions & de grands crimes ; ce sont les chefs de la république, qu’une populace inquiete immole successivement à sa jalousie <…>.
Другая часть народа, отдавшаяся во всем государственным делам, и размышляющая о важных действиях и великих преступлениях, суть государственные начальники, которых неспокойный народ приносил одного за другим на жертву своей зависти.
<...> Il se donne la liberté de décider des afaires d’Etat ; il partage les terres de tels et de tels Princes, et accommode les diferens ; il protege et ruine les Republiques et les Royaumes : Mais ce n’est pas chose nouvelle : Le commun Peuple s’est de tout tems donné la liberté de censurer les actions des Souverains.
<…> он осмеливается решить государственные дела; разделяет земли разных Государей, и примиряет ссоры; защищает и разоряет республики и королевства: но ето дело не новое: простой народ во все времена брал смелость судить поступки самодержцев <…>.
La Régence de la Reine Marie de Médicis, qui laissoit presque toute l’administration des affaires à un Favori Italien nommé Concino, qu’on avoit fait Maréchal de France, commença à la rendre odieuse aux François, les Grands de l’Etat ne pouvant souffrir qu’elle les méprisât <...>.
Правителствование Королевы Марии Медицис, которая почти все государственныя дела вверила временщику Италианцу, называемому Конциною, которой был зделан Маршалом Франции, начало приводить ее в ненависть к Французам; ибо государственные Велможи не могли от нея сносить презрения их <...>.
CHAPITRE II.
Fin du regne de Charles VII. – Louis XI, jusqu’à la mort du dernier duc de Bourgogne.
Charles VII, ayant chassé les Anglois par les armes de ses illustres capitaines, des Dunois, des Richemont, des la Hire, &c. continua de réparer par un sage gouvernement les maux affreux de la nation. Son fils Louis, génie dangereux & mauvais cœur, empoisonna la fin de sa vie, en se révoltant. Il se retira chez le duc de Bourgogne ; il se rendit même suspect de méditer un parricide. Charles mourut de chagrin en 1461.
Sous son règne furent restreints les priviléges de l’université de Paris, qui sortant de sa sphère & s’ingérant dans les affaires d’état, inquiétoit alors le gouvernement plus qu’elle n’éclairoit les citoyens.
ГЛАВА II.
Конец царствования Карла VII. – Людовик XI, до смерти последнего Бургонского герцога.
Карл VII выгнал Агличан оружием славных своих военачальников, то есть Дюноа, Ришемонда, Гира и прочих, и продолжал разумным [c. 21] своим правлением исправлять ужасные бедствия своего народа. Сын его Людовик, имеющий у себя великое лукавство и худое сердце, взбунтовав против онаго, оскорбил конец его жизни. Он ушел к герцогу Бургонскому, да и был подозреваем, будто бы думал учиниться отцеубийцей, от которой печали король и умер в 1461 году.
При царствовании сего государя были уменьшены преимущества Парижского университета, которой вышедши из своих пределов и вступавшись во все государственные дела, смущал тогдашнее правление гораздо больше, нежели наставлял он граждан.
Quoiqu’ils ne possédassent pas les [p. 89] charges civiles ni les emplois militaires, ils avoient trop d’influence dans les affaires d’état, pour que les Anglois vissent de bon œil une prédilection si marquée.
Не производилися в чины гражданские и военные однако имели участие во всяких государственных делах, и следовательно не могли на то взирать Англичане равнодушными глазами.
Notre Ministere n'a d'autre cri que le bien public; il ne veut que les Gens de lettres dont il a besoin pour la chose publique […]
Вопль министерства нашего всегда непременен; всегда единое твердит общее благо! Ему потребно положенное только число ученых людей для исправления государственных дел.
Nous devons les en croire encore, quand ils nous assurent que dans ces temps reculés, il y avoit d'excellentes régles de morale & de Gouvernement, déja tracées par les anciens Souverains; qu'il y avoit des Ministres d'Etat, & des Officiers de différents Ordres, pour l'administration des affaires générales de l'Etat; qu'il y avoit de vaillants guerriers, des Généraux habiles, des Magistrats intégres, des Hommes de Lettres, des Poëtes, des Artistes pour les arts de pur agrément, & des ouvriers pour tous les arts utiles; que les mesures de différents genres, fixées par des méthodes scientifiques, étoient depuis long-temps d'un usage commun; […] [p. 107] que celui qui étoit à la tête de l'Empire, avoit déja des Vassaux qui avoient eux-mêmes des pays entiers, à titre de souveraineté; que ces Vassaux venoient à la Cour, en des temps déterminés, pour rendre leurs hommages, & offrir leur léger tribut.
Должны подобно же верить им, что в толико далекия oт нас столетия были уже изящныя правила нравственныя и правительства, сочиненныя древними их Государями; были деловыя особы и чиновники в разных государственных делах, были храбрые воины, искусные полководцы, неумытные судии, ученые мужи, стихотворцы, художники в ремеслах как приятных, так и полезных. Вес и мера были установлены искони, и к общему служили употреблению; […] что Китайские Императоры имели уже под собою данниками [c. 118] самодержавных Владельцов, которые являлися ко Двору его в назначенное время свидетельствовать зависимость и платить легкую дань.
Peu de souverains ont mérité plus d’éloges que cette princesse. Sans avoir ni de grands talens, ni un esprit bien cultivé, ni assez de vigueur dans l’ame pour ne pas laisser trop d’ascendant aux favoris, elle se distingua par les qualités du cœur, une piété sincere, une vertu constante, une tendre affection pour ses sujets, une douceur inaltérable dans le gouvernement comme dans le commerce familier.
Редкие Государи достойнее похвал. Не имея ни дарований великих, ни просвещеннаго науками ума, ни довольной твердости души дабы не попускать властвовать любимцам; она прекрасное имела сердце, благочестие искреннее, доблесть ненарушимую, любовь к подданным, кротость никогда не пременявшуюся как в разсуждении государственных дел, так и в ежедневном обхождении со окружавшими ее.
Da ich von Erziehung rede, erlaube man mir auch ein Wort – das zwar schon vielmal ist gesagt, aber noch zu wenig gehört worden, und nie oft genug wiederhollt werden kann – ein Wort über die Erziehung durch Hofmeister.
Der Adel und die Reichen halten sich größtentheils Ammen und Hofmeister, meist der Bequemlichkeit wegen, wie sie sich Pferde halten, [S. 61] die sie von einer Visite zur andern schleppen, und dienstfertige Hände die ihnen den Becher an den Mund halten, und schnelle Füsse, die auf den Wink ihrer Launen in Bewegung sind. Doch laß ich es auch gelten, daß Umstände eintretten, die es dem besten Vater unmöglich machen, sich selbst mit der Erziehung seines Sohnes zu beschäftigen. Der Mann, der in Staatsgeschäften arbeiten und am Hofe seyn muß, ist immer in die traurige Nothwendigkeit versetzt, seine Vaterstelle einemandern zu übertragen.
Говоря о воспитании, я позволю себе сказать еще слово – которое хотя уже много раз сказывано было, но мало еще слышали оное, и котораго никогда не можно довольно часто повторять – слово о воспитании посредством Гофмейстера.
Благородные и богатые содержат Мадам и Гофмейстеров, или надзирателей по большой части ради покойности, так как они имеют у себя лошадей, которыя их возят раздавать визиты, или как услужливыя руки, которыя к их рту подносят чашу, или как резвыя ноги, кои бегают по мановению их желаний. Но я почитаю сие справедливым, когда случаются такия обстоятельства, которыя не дают возможности самому лучшему отцу заняться воспитанием своего сына. Тот муж, которой должен производить государственныя дела и быть при дворе, всегда подвергается необходимости [c. 71] поручить другому свое место отца.
<…> la prudence [p. 7] et la nécessité des affaires avoient jusques-là retenu à Rome <...>.
<…> его доселе благоразумие и необходимость внутренних государственных дел удерживали в Риме <…>.