La législation de Lycurgue si propre à faire un peuple de philosophes & de héros, ne devoit point inspirer d’ambition.
Законоположение Ликургово, столь способное ко внушению людям любомудрия и храбрости, не могло возбуждать в них честолюбия.
Philosophie politique des Grecs. La Religion, l’Eloquence, la Musique & la Poésie, avoient préparé les peuples de la Grece à recevoir le joug de la legislation <…>.
О политической греческой философии. Вера, красноречие, мусикия и стихотворство предуготовили народ Греческий ко принятию на себя ига законнаго.
Il attacha tant d’importance à la législation, qu’il ne permit à qui que ce fût d’en parler qu’en présence de mille citoyens, & qu’avec la corde au cou. Ayant transgressé dans un tems de guerre la loi par laquelle il avoit décerné la peine de mort contre celui qui paroîtroit en armes dans les assemblées du peuple, il se punit lui-même en s’ôtant la vie.
Он в такое привел уважение законы, что он запретил всякому, кто бы он ни был, говорить об них, разве в присутствии тысячи граждан, и положив голову в петлю. А как некогда он сам во время войны преступил [c. 29] тот закон, которым он осуждал на смертную казнь того, кто придет вооружен в народное собрание, то он сам себя наказал лишением себя жизни.
Voilà quel étoit le lustre de cette république célebre, bien supérieure à celle d’Athènes ; & ce fut le fruit de la seule législation de Lycurgue.
Такова была сия славная республика, много превозшедшая Афинейскую, и все сие было плод единаго законоположения Ликургова.
Pendant la seconde guerre Punique, la loi Porcia avoit défendu de battre de verges un citoyen Romain. Cet adoucissement aux rigueurs des anciennes lois, devoit élever davantage [p. 38] les sentimens du peuple. Elle ne s’étendoit point aux armées, où les généraux conservèrent le droit de vie & de mort. Ainsi la discipline militaire se soutint dans toute sa vigueur, tandis qu’une législation plus douce ne fit qu’augmenter l’amour des citoyens pour la patrie. Soumis aux ordres absolus de ses généraux, le Romain avoit cette élévation d’âme qu’inspire la liberté. Rendu à ses soyers, il ne sentoit plus que l’empire bienfaisant des lois.
Во время второй пунической войны, закон Порциев запретил бить розгами Римского гражданина. Сие умягчение жестокости древних законов, долженствовало еще более возвысить чувствования народа. Оный не простирался на воинство, в котором полководцы сохранили право живота и смерти: таким образом военная наука пребывала во всей своей строгости, в то время, когда кротчайшее законодательство умножало в гражданах любовь к отечеству. Находясь под неограниченным начальством полководцев, Римлянин имел сию высокость души, которую внушает свобода. Возвращенный своему семейству, ничего не чувствовал, кроме благодетельной власти законов.
Ce prince mérita le titre de législateur. Il établit solidement le droit d’appel aux justices royales, & ce fut un des meilleurs expédiens pour affoiblir l’extrême autorité des seigneurs. Il défendit absolument les guerres privées, que l’anarchie féodale avoit rendues légitimes. Il substitua les preuves juridiques au duel. Mais les désordres triomphèrent encore longtemps de la législation <…>.
Сей государь заслуживает быть назван законодателем; ибо учредил он постоянное право для отзыву в королевские суды, что и было самым лучшим средством к ослаблению чрезвычайной силы вельмож. Он запретил точным образом тайные войны, которые во время поместного безначалия почитались за законные; а вместо поединка приказал ведаться судом. Но [c. 274] над сим его узаконением закоренившиеся беспорядки будут еще торжествовать долгое время <…>.
Tous les grands fiefs, excepté le comté de Flandre, se trouvent réunis à la couronne. Son domaine est inaliénable : ce principe essentiel est déclaré loi fondamentale de la monarchie. On a de plus écarté les anciens inconvéniens des apanages. Les finances, la justice, la législation, le pouvoir militaire, résident dans le souverain. Il est donc pleinement monarque. Les états généraux n’ont pas même été convoqués une seule fois pendant le règne de François I pendant de guerres si longues & si ruineuses. L’unique objet de cette assemblée, incertaine de ses droits, manquant de principes & d’harmonie, presque toujours pleine de divisions, étoit de donner des [p. 210] secours extraordinaires. François se passa de tels secours ; Henri VIII lui-même en Anglettere, ni Charles-Quint en Espagne, n’avoient pas tant de pouvoir.
Все бывшие поместья, исключая из того одного графа Фландрского, были присоединены к [c. 254] королевскому владению; да уже и не могли они выйти в другие руки, и сие важное правило включено в число коренных государственных законов. Сверх же того отвращены древние неспособности, которые происходили от разделения государства на многие господства; а откупы, правосудие, законоположение и власть военная, и принадлежали одному только государю, да и находились в собственной его власти. Что же следует до государственных чинов, то не были они во все царствование Франциска I созываемы ни единого разу, хотя и происходили тогда долговременные и разорительные войны. Ибо как сии незнающие истинных своих преимуществ и не имеющие никаких правил, ни согласия, а потому и находящиеся во всегдашних раздорах собрания, созываемы были только для получения от них в чрезвычайных обстоятельствах вспомоществования: то Франциск и без такового их пособия мог обойтись очень легко, хотя ни сам Генрик VIII в Англии, и Карл V в Испании, отнюдь не имели таковой власти, с какой владел он Францией.
La législation devoit occuper un prince, si attentif aux véritables objets du gouvernement. Il publia un code tiré en partie des lois de Suède.
Сочинение законов о истинных предметах правления долженствует занимать толь старательного государя, каков был Петр Великий; почему и обнародовал он собрание оных, что некоторую частью и было выбрано из Шведских законоположений.
Ce n’étoit pas la peine que la Legislation employât tant de siécles à établir entre les Nations un droit des Gens politique & civil <…>.
Никто не заботился в том, что законодательство употребило столько веков для установления между державами народнаго права как политическаго, так и гражданскаго <…>.
By an agreement in 1597, the canton was divided into two portions; Rhodes Exterior, and Rhodes Interior: it was stipulated, that the former should be appropriated to the residence of the Protestants, and the latter to that of the Catholics. Accordingly the two parties finally separated, and formed two republics; their government, police, finances, &c. being totally independent of each other. Each district sends a deputy to the general diet: the whole canton, however, has but one vote, and loses its suffrage if the two parties are not unanimous. In both divisions the sovereign power is vested in the people at large; every male, who is past sixteen, having a vote in their general assembly, held yearly for the creation of their [p. 39] magistrates and the purposes of legislation <...>.
Кантон разделен был тогда на две части, под имяне Роде внешняго и Роде внутренняго. Тут договоренось было, чтобы первою владеть Протестантам, а последнею [с. 46] Католикам: следовательно две части отделились и составили два общества; правление, полиция, казначейство одной, стали совсем независимы от другой. Всякой дистрикт посылает по одному депутату на всеобщий сейм, но однакож весь кантон имеет только один голос, да и тот может потерять вовсе, когда оба дистрикты бывают в чем нибудь несогласны. Верховная власть как в той, так и в другой части пребывает вообще у всего народа. Всякой мущина, как скоро достигнет шестнатцати лет, может подавать свой голос во всеобщем собрании, бываемом ежегодно для избирания судей и для советования о предписании законов.
Tout le monde croit être homme d'Etat et des Siécles entiers ont fait effort pour en produire quelques uns. L'homme d'etat n'est rien [р. 13] en apparence et il est tout en réalité. Il n'est ni missionaire, ni ministre des autels, mais il sait que la religion est la prémiere legislation du monde, le lien le plus fort de toutes les societés, le pivot de tous les trônes, la consolation de tous les cœurs et le frein de toutes les passions; il la protége, la défend et la respecte.
Il n'est pas magistrat, il ne sait pas ce que les loix disent dans tous les cas, mais il sent ce qu'elles doivent dire. Il révère leur antiquité, il y touche avec circonspection, il administre par elles et par elles il prévient les délits au lieu de les punir. Il entretient l'harmonie du corps politique et sa justice vigilante veille continuellement à la sureté des personnes, à la propriété des choses et au bonheur de tous.
<…> Son génie expireroit dans les opérations matérielles du financier subalterne, mais législateur de la finance, il anime par elle le corps politique, multiplie ses forces et accroit sa puissance. Il veille egalement aux intérets du proprietaire, du commerçant, du créancier de l'Etat, du salarié et du pauvre.
<…> [P. 15] En un mot l'homme d'Etat livré à une seule passion qui fait taire toutes les autres, l'amour de la gloire, met son bonheur dans le bon heur public et sa récompense dans l'opinion de la postérité; soutenu par le sentiment de ce qu'il vaut, il oppose à la calomnie ses vertus et à l'envie ses succès; <…> il est la providence de son pays et le ministre de tous les siécles, car il répare le passé, gouverne le present et prepare l'avenir.
Всякой человек думает быть Министром, но целыя столетия старались произвесть токмо нескольких. Министр ничто с виду, но все в самом действии. Он ни проповедник, ни священнослужитель, но знает, что религия есть первой закон света, крепчайший союз всех обществ, основание всех престолов, утешение всех сердец и преграда всех страстей; он ее покровительствует, защищает и почитает.
Он не судья, но знает, что законы предписывают во всяком случае, но чувствует, что они повелевать должны. Он чтит их древность, с осторожностию прикасается к ним, управляет ими и предупреждает преступления вместо наказания их. Он сохраняет согласие в политическом корпусе и его бдительное правосудие беспрестанно печется о безопасности лиц, о собственности вещей и благополучии всех.
<…> [С. 24] Способность его пропала бы в вещественны трудах нижняго Казначея, но имея верховную власть в заборе государственных доходов, он ими возбуждает политической корпус, умножает его силы и распространяет власть. Он равно печется о пользе владельца, купца, заимодавца Государственнаго, живущаго на жалованье онаго и беднаго человека.
<…> [C. 27] Одним словом: Министр следуя единой страсти, заглушающей все прочия, любви к славе, поставляет все свое благополучие в благополучии общества и награду свою во мнении потомства; подкрепляем чувством своей цены, противопоставляет клевете свои добродетели, а зависти свои успехи; <…> он провидение Государства своего и служитель всех веков, поелику исправляет [с. 28] прошедшее, управляет настоящим и приготовляет будущее.
L. CIX. Colonnies Angloises. <...> fonda sa législation sur les deux pivots de la splendeur des états et de la félicité des citoyens, la propriété et la liberté.
П. 96. Аглинския селения. <…> основало законодательство на двух столпах благосостояния государств и блаженства граждан, то есть, на собственности и вольности.
L. CX. Colonnies Angloises. La liberté civile ne fut pas aussi favoritée par le philosophe Anglois ; soit que ceux qui l’avoient choisi pour rédiger un plan de législation, l’eussent gêné dans ses vues ; soit que plus métaphysicien que politique, Locke n’eût [p. 378] suivi la philosophie que dans les sentiers de Leibnitz ou de Malbranche.
П. 97. Аглинския селения. Гражданская вольность меньше была потворствуема Аглинским философом. Может быть избравшие его для сочинения плана законодательства, теснили в видах его, или может быть Локк, будучи больше метафизик, нежели политик, следовал философии по стезям Лейбница или Маллебранша.