Après l’expulsion des Rois, le Gouvernement étoit devenu Aristocratique : les Familles Patriciennes obtenoient seules toutes les Magistratures, [p. 82] toutes les dignités, & par conséquent tous les honneurs militaires & civiles.
Les Patriciens voulant empêcher le retour des Rois, chercherent à augmenter le mouvement qui étoit dans l’esprit du Peuple ; mais ils firent plus qu’ils ne voulurent : à force de lui donner de la haine pour les Rois, ils lui donnerent un défit immodéré de la Liberté. Comme l’autorité Royale avoit passé toute entière entre les mains des Consuls, le Peuple sentit que cette liberté dont on vouloit lui donner tant d’amour, il ne l’avoit pas ; il chercha donc à abaisser le Consulat, et avoir des Magistrats Plebeïens, & partager avec les Nobles les Magistratures Curules.
По изгнании царей правителство стало аристократическое: одне сенаторские фамилии имели все начальство, все достоиства, и следователно все чести воинския и гражданския.
Сенаторы желали препядствие учинить возвращению королей, старались учинить, чтоб народ болшее от царя имел отвращение, однако они зделали болше нежели желали они безпрестанно привoдили их в ненависть, возбудили в народе чрезмерное желание вольности. Как царская власть перешла совсем в руки консулов, то народ почувствовав, что той волности, к которой в нем такую любовь возбуждали, не было, и для того старался в уничтожении Консулства, и чтоб иметь народные началства, и разделить власть с благородными.
Ceci servira à expliquer dans notre Histoire Francoise, cette patience avec laquelle les Gaulois souffrirent la revolution qui devoit établir cette différence accablante, entre une Nation noble & une Nation roturière ; une Nation qui se reservoit la Liberté & l’exercice des armes, & une autre destinée par la Loi de sa servitude à cultiver les champs, auquels chaque Particulier devoit être attaché pour jamais.
Сие будет служить к изъяснению в нашей Француской истории сего терпения с каким Галлы сносили перемену, которая должна была произвесть сие превеликое различие между народом знатным и подлым; один народ которой сохранил вольность и упражнение в оружии, а другой по праву порабощения определен к земледелию, к которому каждой приватный человек должен обязан быть вечно.
Несколько прежде последняго Иерусалимскаго раззорения, Солон, один из сих мудрецов, дал Афинянам законы, и вольность основал на правосудии <...>.
La liberté du Peuple Romain n’en fut pas plus asseûrée. Pompée regnoit dans le Senat, et son grand nom le rendoit Maistre absolu de toutes les déliberations. Jules Cesar en domptant les Gaules, fit à sa Patrie la plus utile conqueste qu’elle eust jamais faite. Un si grand service le mit en estat d’établir sa domination dans son païs <...>.
Вольность народа Римскаго чрез то не безопаснее стала. Помпей властвовал в сенате и его великое имя учинило его совершенным властелином всех приговоров. Юлий Цесарь укротя Галлов, учинил отечеству своему наиполезнейшее приобретение, какого еще не бывало. Толь великая заслуга привела его в состояние утвердить власть свою в своем отечестве.
Lorsqu’ils laissoient la liberté à quelques Villes, ils y faisoient d’abord naître deux factions ; l’une défendoit les loix & la liberté du pays, l’autre soutenoit qu’il n’y avoit de loi que la volonté des Romains ; & comme cette derniere faction étoit toujours la plus puissante, on voit bien qu’une pareille liberté n’étoit qu’un nom.
Когда они дозволяли иным городам пользоваться вольностию, то вскоре по их наущению рождались там между гражданами несогласия; одни защищали законы и вольность своего отечества, другие полагали весь закон в воле Римлян: и как сии последние были всегда гораздо сильнее, то явствует, что подобна вольность состояла только в имени.
A Rome, tout ce qui pouvoit introduire des nouveautés dangereuses, changer le cœur ou l’esprit du Citoyen, & en empêcher, si j’ose me servir de ce terme, la perpétuité, [р. 97] les désordres domestiques ou publics, étoient réformés par les Censeurs : ils pouvoient chasser du Sénat qui ils vouloient, ôter à un Chevalier le cheval qui lui étoit entretenu par le public, mettre un Citoyen dans une autre Tribu, & même parmi ceux qui payoient les charges de la Ville sans avoir part à ses priviléges.
В Риме все то, что могло ввести опасныя новости, превратить сердце или дух гражданина, и пресечь, ежели я смею употребить сие выражение, всегдашнее их течение, домашние и всенародные безпорядки, надлежали до смотрения ценсоров. Они могли лишить сенаторского достоинства, кого хотели, отнять у рыцаря коня, который содержался на общем иждивении, и перевесть гражданина не токмо в другую статью, но и внесть в число тех, кои платили городские налоги, не имея участия в вольностях.
Pendant que, sous Sylla, la République reprenoit des forces, tout [р. 153] le monde crioit à la tyrannie ; & pendant que sous Auguste la tyrannie se fortifioit, on ne parloit que de liberté.
Между тем как при Сулле республика возставая от падения исправлялась, каждый жаловался на мучительскую власть: и между тем как при Августе мучительская власть укреплялась, ни о чем больше не говорили, как о вольности.
<…> les Bohémiens, qui étoient trop grossiers pour entrer dans les disputes sophistiques des théologiens, n’embrassèrent cette nouvelle secte que par un esprit d’indépendance & de mutinerie, qui est asséz le caractère de cette nation. Ces nouveaux convertis secouèrent le joug du pape; & se servirent des libertés de leurs consciences pour couvrir les crimes de leur révolte.
<…> Богемцы будучи весьма грубы для того, дабы входить в обоюдные споры Богословов, приняли сие исповедание ни почему иному, как по духу вольности и склонности к возмущению; к чему сей народ был сроден. Сии новообращенные свергнули с себя Папское иго и под видом желания свободы своей совести закрывали беззаконной свой бунт.
En regardant la religion simplement du côté de la politique, il paroît que la protestante est la plus convenable aux républiques & aux monarchies. Elle s’accorde le mieux avec cet esprit de liberté qui fait l’essence des premieres. Car dans un état, où il faut des négocians, des laboureurs, des artisans, des soldats, des sujets en un mot, il est sûr que des citoyens qui font voeu de laisser périr l’espece humaine, deviennent pernicieux.
Смотря на закон просто с стороны политики, кажется что Протестантской приличнее Республикам и Монархиям; ибо лучше он соглашается с сим духом вольности, которой потребен в перьвом из сих правлений; а посему в таком государстве, в котором должны быть купцы, земледельцы, художники, воины, и словом сказать, все подданные, то совершенно бывает вредно, когда граждане учинят такия обеты, которыя следуют к убытку народному.
Si vous examinez les formalités de la justice, par rapport à la peine qu’a un citoyen à se faire rendre son bien ou à obtenir satisfaction de quelque outrage, vous en trouverez sans doute trop : Si vous les regardez dans le rapport qu’elles ont avec la liberté & la sureté des citoyens, vous en trouverez souvent trop peu ; & vous verrez que les peines, [р. 152] les dépenses, les longueurs, les dangers même de la justice, sont le prix que chaque citoyen donne pour sa liberté.
Если вы изследуете обряды суда во взаимности с трудностию предлежащею гражданину к отсысканию своего имения, или к получению удовольствия в какой либо обиде: то вы найдете без сомнения оные пространными; ежели вы посмотрите на оные в той взаимности, какую они имеют с вольностию и безопасностию граждан; то вы часто найдете оныя весьма сократительными, и вы увидите, что труды, убытки, волокиты и самыя в судах [с. 153] опасности не что иное, как дань, которую каждый гражданин дает за свою вольность.
Dans l’état de nature les hommes naissent bien dans l’égalité : mais ils n’y sauroient rester. La société la leur fait perdre, & ils ne redeviennent égaux que par les loix. <...> .
[p. 231] La place naturelle de la vertu est auprès de la liberté : mais elle ne se trouve pas plus auprès de la liberté extrême, qu’auprès de la servitude.
В естественном состоянии люди родятся весьма равны между собою; но они не могут остаться в сем равенстве. Сообщество заставляет их лишаться оныя, и они не бывают тако равны, как по законам. <…> .
Естественное место добродетели есть при вольности; но оная не бывает при неограниченной вольности равно так, как и при рабстве.
Dans un état, c’est-à-dire dans une société où il y a des loix, la liberté ne peut consister qu’à pouvoir faire ce que l’on doit vouloir, & à n’être point contraint de faire ce que l’on ne doit pas vouloir.
Il faut se mettre dans l’esprit ce que c’est que l’indépendance, & ce que c’est que la liberté. La liberté est le droit de faire tout ce que les loix [р. 309] permettent ; & si un citoyen pouvoit faire ce qu’elles défendent, il n’auroit plus de liberté, parce que les autres auroient tout de même ce pouvoir.
В государстве: то есть, в сообществе, в котором находятся законы, вольность не может состоят в чем другом, как только в той власти, что бы делать то, чего желать должно, и не быть принужденну делать того, чего желать не должно.
Надлежит представить себе как то, что есть независимость, так и что есть вольность: вольность есть право делать все то, что законы дозволяют; и если некоторый гражданин может делать то, что они запрещают, тут уже нет больше вольности для того, что другие так же будут иметь туже самую вольность.
Comme dans un état libre, tout homme qui est censé avoir une ame libre, doit être gouverné par lui-même ; il faudroit que le peuple en corps eût la puissance législative ; mais comme cela est impossible dans les grands états, & est sujet à beaucoup d’inconvéniens dans les petits, il faut que le peuple fasse par ses représentans tout ce qu’il ne peut faire par lui-même.
Как в вольном государстве каждый человек почитающийся имеющим вольность, должен управляем быть сам собою; то [с. 317] надлежит, что бы народ обще имел законодательную власть; но как сему в великих государствах быть не возможно, а в малых производит сие многия неустройства; то надлежит народу производить чрез выбранных в лице своем все то, чего сам делать не может.
Отечество не может соблюстися без вольности, ни вольность без добродетели, ни добродетель без граждан: и так стараться должно о сотворении граждан; в противном случае будут только одни негодные рабы, начиная с самых правителей государства.
Il est certain que le droit de propriété est le plus sacré de tous les droits des citoyens, & plus important à certains égards que la liberté même ; soit parce qu’il tient de plus près à la conservation de la vie ; soit parce que les biens étant plus faciles à usurper & plus pénibles à défendre que la personne, on doit plus respecter ce qui se peut ravir plus aisément ; soit enfin parce que la propriété est le vrai fondement de la société civile, & le vrai garant des engagemens des citoyens : car si les biens ne répondoient pas des personnes, rien ne seroit si facile que d’éluder ses devoirs & de se moquer des lois.
Известно что право имущества весьма свято почитается по всем гражданским правам, и в некоторых обстоятельствах уважается больше самой вольности; как по тому, что весьма способствует к соблюдению жизни, так и по тому, что имения подвержены к завладению другими; поелику же [с. 57] они не так удобны к защищению как лица, то должно гораздо в большем почтении содержать то, чего легко лишиться можно; наконец и по тому что собственность имущества служит основанием гражданскому обществу и истинным залогом обязательств граждан: ибо ежели бы имения не отвечали за господ своих, то бы весьма удобно было избегать своих должностей и презирать законы.
Les contributions qui se levent sur le peuple sont de deux sortes ; les unes réelles, qui se perçoivent sur les choses ; les autres personnelles, qui se payent par tête. On donne aux unes & aux autres les noms d’impôts ou de subsides : quand le peuple fixe la somme qu’il accorde, elle s’appelle subside ; quand il accorde tout le produit d’une taxe, alors c’est un impôt. On trouve dans le livre de l’esprit des lois, que l’imposition par tête est plus propre à la servitude, & la taxe réelle plus convenable à la liberté.
Подати с народа собираются двоякаго рода; одни вещественныя собираемыя с вещей, другия же поголовныя, с числа людей. И те и другия называются налогами: вспоможение бывает когда народ означает число им сообщаемое, когда же он соглашается на все требуемое, то называется податью. В книге о Существе законов упоминается, что поголовные сборы свойственны рабству, а сборы с оценки вещей приличествуют вольности.
Osons opposer Socrate même à Caton : l’un étoit plus philosophe, & l’autre plus citoyen. Athenes étoit déja perdue, & Socrate n’avoit plus de patrie que le monde entier : Caton porta toujours la sienne au fond de son cœur ; il ne vivoit que pour elle & ne put lui survivre. <…> L’un instruit quelques particuliers, combat les sophistes, & meurt pour la vérité : l’autre défend l’état, la liberté, les lois contre les conquérans du monde, & quitte enfin la terre quand il n’y voit plus de patrie à servir.
Дерзнем противоположить Сократа самаго Катону: один был больше философ, а другой больше гражданин. Афины были уже потеряны, [с. 57] и Сократ кроме целаго света не имел никакого отечества. Катон носил всегда свое отечество внутри сердца своего: он жил только для него, и не мог после его в живых остаться. <…> Один наставляет некоторых частных людей спорить с Софистами, и умирает за истину: другой защищает государство, вольность, законы против завоевателей мира, и оставляет наконец жизнь, когда уже не может служить более отечеству.
Отечество не может стоять без вольности ниже вольность без добродетели; а добродетель без граждан: вы все зделаете; ежели исправите граждан: без сего вы будете иметь только злонравных невольников, начиная с самых начальников государства.
Il est certain que le droit de propriété est le plus sacré de tous les droits des citoyens, & plus important à certains égards que la liberté même ; soit parce qu’il tient de plus près à la conservation de la vie ; soit parce que les biens étant plus faciles à usurper & plus pénibles à défendre que la personne, on doit plus respecter ce qui se peut ravir plus aisément ; soit enfin parce que la propriété est le vrai fondement de la société civile, & le vrai garant des engagemens des citoyens : car si les biens ne répondoient pas des personnes, rien ne seroit si facile que d’éluder ses devoirs & de se moquer des lois.
Известно, что право собственности есть самое священнейшее из всех прав гражданских, и важнейшее по некоторым причинам, нежели самая вольность; или потому оно ближе относится к сохранению жизни; или для [с. 83] того, что как имущества бывают удобнее похищаемы, и труднее защищаемы, нежели жизнь, надлежит более почитать то, что может быть отнято удобнее; или на конец по сему, что собственность есть истинным основанием общества гражданского, и истинным споручником обязательства граждан; ибо если бы имущества не ответствовали за людей, то ничего не было бы легче, как пренебрегать свои должности, и смеяться над законами.
Les contributions qui se levent sur le peuple sont de deux sortes ; les unes réelles, qui se perçoivent sur les choses ; les autres personnelles, qui se payent par tête. On donne aux unes & aux autres les noms d’impôts ou de subsides : quand le peuple fixe la somme qu’il accorde, elle s’appelle subside ; quand il accorde tout le produit d’une taxe, alors c’est un impôt. On trouve dans le livre de l’esprit des lois, que l’imposition par tête est plus propre à la servitude, & la taxe réelle plus convenable à la liberté. Cela seroit incontestable, si les contingens par tête étoient égaux ; car il n’y auroit rien de plus disproportionne qu’une pareille taxe, & c’est sur-tout dans les proportions exactement observées, que consiste l’esprit de la liberté.
Сборы, получаемые с народа, суть двоякие; одни вещественные, которые берутся с вещей; другие личные, кои платятся по головно. Мы находим в книге разум законов. Что поголовный налог более приличествует рабству, а сбор с вещей сходственнее с вольностию. Сие было бы неоспоримо, ежели бы платящие все равны, ибо в точном наблюдении соразмерностей состоит наипаче вольность.