<...> La tyrannie des Pisistratides est entierement éteinte. Les Atheniens affranchis dressent des Statuës à leurs liberateurs, et rétablissent l’estat populaire.
Тиранство Пизистратова роду со всем истреблено. Свободившиеся Афиняне поставили статуи своим свободителям, и возставили народное правление.
Rome délivrée d’un tyran, reçoit avec joie son libérateur ; le sénat consacre des temples sous son nom ; l’Afrique établit même des prêtres pour le culte de sa famille. La politique lui fit apparemment supporter ces restes d’idolâtrie <…>.
Рим, освобожден от тирана, радостно приемлет своего избавителя; сенат посвящает храмы под его именем; Африка устанавливает жрецов для поклонения его семейству. По видимому политика побудила его терпеть сей остаток идолослужения.
En 1258, dans un parlement d’Oxford, ils avoient formé un conseil de vingt-quatre d’entre eux, qui gouvernoit despotiquement. Le comte de Leicester, fils du fameux comte de Montfort, en étoit le chef, & le monarque n’étoit rien. La tyrannie de ces prétendus libérateurs, leurs dissensions & leurs querelles, lui procurèrent les moyens de se relever.
В 1258 году во время собравшегося в Оксфорте парламента учинили они из себя совет в числе 80 человек, который правил с самодержавной властью. Сын же славного графа Монтфорта граф Лейчестерский находился в нем одним из главных. Что же следует до самого короля, то не имел уже он никакой силы; но потом мучительство самых сих свободителей, несогласия их и ссоры подали ему способ несколько приподняться <…>.
Il desira que l’Assemblée se tinst à Rouën dans la grande sale de l’Abbaye de Saint Ouën. Au milieu de laquelle il estoit assis dans une chaise élevée en forme de throsne sous un dais : à ses costez estoient les Prelats & Seigneurs ; derriere les quatre Secretaires d’Estat ; au dessous de luy les Premiers Presidens des Cours Souveraines, & les Deputez des Officiers de Judicature & de Finances. Il en fit l’ouverture par une harangue digne d’un veritable Roy, lequel doit croire que sa grandeur & son autorité ne consistent pas seulement en une puissance absoluë, mais au bien de son Estat & au salut de son peuple.
Si je faisois gloire, leur dit-il, de passer pour excellent Orateur, j’aurois apporté icy plus de belles paroles que de bonnes volontez : mais mon ambition tend à quelque chose de plus haut que de bien parler, j’aspire aux glorieux titres de Liberateur & de Restaurateur de la France.
Он желал чтоб собрание то было в Руане, в большой зале обители С. Уана, посреди которой он сидел на стуле возвышенном на подобие трона под балдахином; по сторонам его сидели знатное духовенство и вельможи, позади четыре Штатс Секретаря; ниже его первые председатели верховных судов, и поверенные от чиновных, как гражданских [с. 310] так и государственных казначейств. Он открыл совет речью достойною благомыслящаго Государя, которой уверен что величество его и могущество, состоит не в единой только неограниченной его власти, но в пользе Государства и благосостояния народа.
Естлиб я поставлял своею славою, говорил он им, являть себя красноречивым Витием, то поместил бы в моей речи больше краснословия, нежели доброй воли; но мое честолюбие стремится к высочайшему предмету, весьма превосходящему красноречие, я ревную приобресть славные титла избавителя и возстановителя Франции.