§60.
Wenn auch die Grundverfassung eines Staats dergestalt weislich eingerichtet ist, daß kein Theil der obersten Gewalt eine andere Einschränkung hat, als nach seinen natürlichen Gränzen; so hat auch kein Theil Ursache an der Unterdrückung des andern zu arbeiten. Er hat alle Macht, die er in seinem Bezirke, in dieser Art von Geschäfften verlangen [S. 100] kann; und es ist ihm mithin so wohl die Ursache als der Vorwand benommen, in einen andern Theil der obersten Gewalt Eingriffe zu thun. Wenn ein König alles besitzet, was zur vollziehenden Macht gehöret; wen er alle Mittel in Händen hat, gutes zu thun, sein Volk zu schützen und die Wohlfahrt seines Staats zu befördern; wenn er sich keinen Feinden fürchterlich machen kann; soll er wohl etwas mehr verlangen; soll er wohl begehren sich auch seinen Unterthanen fürchterlich zu machen und Böses ausüben zu können? Wahrhaftig! Wenn er seine Unterthanen liebet, wenn er, wie sich der Ritter Temple von dem Könige von England [S. 101] ausdrücket, ein Mann vor sein Volk ist; so kann er nichts mehr verlangen. Die Größe eines Königs beruhet auf der Glückseligkeit seines Volkes und auf der Macht, womit er seinen Staat schützen kann, nicht aber auf seiner unumschränkten Gewalt.
§60.
Когда в основание положенныя государственныя учреждения таким премудрым образом расположены будут, что ни одна часть верьховныя власти инако не ограничится, как естественным своим законом; то никоторая часть причины иметь не может, другую утеснять. Она имеет всю силу, какую токмо по обширности своих дел желать ей можно, и следовательно отняты у оной как причина так и вид, вступаться в принадлежащее до другой части. Когда Государь имеет все исполнительное могущество, и все средства в руках, делать добро, защищать свой народ, поспешествовать благоденствию своего государства и устрашать неприятелей своих, то чего ему больше желать? Разве ему хочется, чтоб страшен был и подданным своим, и мог бы делать зло? И поистинне! Когда он любит своих подданных, когда он, так как Шевалье Темпль о Аглинском Короле говорит, человек есть для своего народа, то не может он ничего больше желать. Величество Государя состоит в благополучии его народа и в могуществе защищения своея области, а не в безпредельной власти.
§74.
Eine Aristocratie ist, wenn in einem freyen Staate ein Theil des Volkes, oder ein erblicher Adel, die oberste Gewalt besitzet und so wohl alle gesetzgebende Macht, als alle Theile der vollziehenden Macht ausübet. Diese Regierungsform hat mit der uneingeschränkten Monarchie ganz einerley Beschaffenheit; nur daß hier der Adel an die Stelle des Monarchen tritt, dessen Gewalt in Ansehung seines ganzen Körpers eben so uneingeschränkt ist, als die Gewalt des Monarchen. Gleichwie aber der Adel nur vermöge seines ganzen Körpers Monarch ist; so ist ein einzelnes Mitglied des adelichen Körpers zwar in gewissen Betracht ein Theilhaber der uneingeschränkten Gewalt, in vielen andern Betracht aber und insonderheit in allen seinen Privathandlungen ein Unterthan; dahingegen der Monarch ganz frey ist.
§74.
Многоначалие есть то, когда в вольной области одна часть народа, или природное благородство, имеет верьховную власть, и оную в действо производит как в законодательных, так и исполнительных случаях. Сей правления образ имеет совсем одинакое свойство с неопределенным единоначалием, с такою только разностию, что здесь находится вместо одной особы, все благородство, котораго власть в разсуждении всего народнаго тела также неограничена как и единоначальника. И как благородство в разсуждении всего тела своего есть державно, то единственной онаго член в известном отношении есть соучаcтник неограниченныя власти, во многих же иных случаях, а особливо в частных своих делах, подданной; напротив того единоначальствующий Государь от всего сего свободен есть.
§83.
Ein freyer Staat, in welchem das gesammte Volk die oberste Gewalt besitzet und dieselbe theils in seinen Versammlungen, theils durch seine Magistrate, oder Ministers ausübet, das ist der Begriff von einer Democratie. Hier nimmt nämlich ein jeder Bürger an der obersten Gewalt Theil, indem er in denen Versammlungen des Volkes seine Stimme giebt. Das gesammte Volk aber ist in gewissen Betracht Monarch, und in andern Betracht Unterthan. Monarch ist es in seinen Versammlungen und durch seine Stimmen. Unterthan ist ein jeder in seinen Privatangelegenheiten und in seinem Hause. Die meisten griechischen Republiken waren ehedem Democratien; und die Weisen dieses Volkes haben sich sehr angelegen seyn lassen, diese Regierungsform zu verbessern und zu ihrer Vollkommenheit zu bringen.
§83.
Вольная область, в которой весь народ имеет верьховную власть и оную в действо производит отчасти в своих собраниях, отчасти же чрез своих служителей, есть умоначертание народоначалия. Здесь каждой гражданин берет участие в верьховной власти поданием голоса своего в народных собраниях; народ же вообще в одном содержании государь, а в другом подданной есть. Государь в собраниях и в голосах, подданной в частных своих и собенных надобностях, большая часть Греческих общенародий были прежде народоначальны; премудрыеже люди из сих народов всеприлежно старались исправить сей образ правления, и привесть его в совершенство.
§64.
Republiken ist der allgemeine Name, der allen und jeden Staaten ohne Absicht auf die Regierungsform zukommt; denn alle bürgerliche Gesellschaften sind ein gemeines Wesen, eine allgemeine Vereinigung der [S. 106] Kräfte. Man nennet zwar diejenigen Staaten, die keinen Monarchen oder Fürsten haben, im gemeinen Leben insonderheit Republiken, ohne darauf zu sehen, ob sie Aristocratien, oder Democratien sind.
§64.
Общенародие есть слово всем и каждым областям вообще принадлежащее, с умолчанием токмо образа правления; понеже всякое гражданское общество ничто иное есть, как существо общее в соединении общих сил; и хотя называются иногда области Государей не имеющия, особливо общенародиями, не взирая на то, многоначальны ли они, или народоначальны; […]
§86.
Es fragt sich, ob es der Natur der Democratie gemäß ist, daß das Volk die vollziehende Gewalt in Justitzsachen, oder die richterliche Macht in wichtigen Fällen selbst ausübet. In Rom sowohl, als in einigen griechischen Republiken übte das Volk die richterliche Macht in verschiedenen Fällen aus. Allein, gleichwie es niemals gut ist, wenn sich die gesetzgebende und richterliche Macht in einerley Händen befinden (§.56.); und gleichwie ein weiser Monarch sich hierinnen selbst einschränken und weder selbst noch durch seine Ministers die Hände in den Lauf der Justiz einschlagen soll (§.71.); so thut auch das Volk in der Democratie niemals wohl, wenn es selbst in gewissen Fällen Recht spricht.
§86.
Вопрошается; согласно ли естеству народоначалия в действо производить самому народу исполнительную власть в расправных делах, и судительное могущество в важных случаях? Как в Риме, так и в некоторых Греческих обществах производил народ в разных случаях судительное могущество; однако, как не весьма полезно быть в одних руках (§.56.) законоподательной и судительной власти, так как и мудрой Государь в сем случае себя ограничивать (§.71.) должен; то равномерным образом и в народоначалии не пристойно народу самому в некоторых случаях делать приговоры.
Ils forment ces communautés municipales, ces communes, gouvernées par leurs propres magistrats, & armées pour la défense de leurs priviléges, avec l’obligation de servir le prince contre ses ennemis.
Потом учинили они гражданские сообщества, или сословия, управляемые собственными своими судьями, и вооруженные для защищения своих преимуществ с тем обязательством, чтоб служить им государю против его неприятелей.
Tous les grands fiefs, excepté le comté de Flandre, se trouvent réunis à la couronne. Son domaine est inaliénable : ce principe essentiel est déclaré loi fondamentale de la monarchie. On a de plus écarté les anciens inconvéniens des apanages. Les finances, la justice, la législation, le pouvoir militaire, résident dans le souverain. Il est donc pleinement monarque. Les états généraux n’ont pas même été convoqués une seule fois pendant le règne de François I pendant de guerres si longues & si ruineuses. L’unique objet de cette assemblée, incertaine de ses droits, manquant de principes & d’harmonie, presque toujours pleine de divisions, étoit de donner des [p. 210] secours extraordinaires. François se passa de tels secours ; Henri VIII lui-même en Anglettere, ni Charles-Quint en Espagne, n’avoient pas tant de pouvoir.
Все бывшие поместья, исключая из того одного графа Фландрского, были присоединены к [c. 254] королевскому владению; да уже и не могли они выйти в другие руки, и сие важное правило включено в число коренных государственных законов. Сверх же того отвращены древние неспособности, которые происходили от разделения государства на многие господства; а откупы, правосудие, законоположение и власть военная, и принадлежали одному только государю, да и находились в собственной его власти. Что же следует до государственных чинов, то не были они во все царствование Франциска I созываемы ни единого разу, хотя и происходили тогда долговременные и разорительные войны. Ибо как сии незнающие истинных своих преимуществ и не имеющие никаких правил, ни согласия, а потому и находящиеся во всегдашних раздорах собрания, созываемы были только для получения от них в чрезвычайных обстоятельствах вспомоществования: то Франциск и без такового их пособия мог обойтись очень легко, хотя ни сам Генрик VIII в Англии, и Карл V в Испании, отнюдь не имели таковой власти, с какой владел он Францией.
Mais ce prince, d’un autre côté, gagna plus dans son propre royaume, qu’il n’auroit pu gagner par des conquêtes : s’il faut mesurer le bonheur des souverains au degré de pouvoir qu’ils ont sur les peuples. La valeur avec laquelle on l’avoit vu défendre Coppenhague contre Charles X, le rendoit cher à la nation, en même temps qu’on détestoit l’injustice de la noblesse & du sénat, dont la puissance étoit devenue tyrannique ; car ils rejetoient sur les autres le faix [sic] des impôts. Pour se venger de ces oppresseurs, on sacrifia au roi la liberté nationale. L’assemblée des états de 1660, rendit la couronne pleinement héréditaire [p. 350] dans la maison de Fréderic, & lui déféra l’autorité absolue, sans que les nobles s’y pussent opposer.
С другой стороны, сей государь получил гораздо больше прибыли в собственном своем государстве, против того, чтобы мог он завоевать; если только можно измерять благополучие государей по степеням их власти над своими народами. Ибо оказанная им в защищении от Шведского короля столичного города Копенгагена великая храбрость, учинила его чрезвычайно милым всем своим подданным [с. 420] в то время, когда ненавидели они неправосудие благородства и сената, которых власть учинилась уже мучительною; а чтоб отомстить угнетателям сим, то и пожертвовали они королю своему общенародной вольностью. Вследствие чего в 1660 году собрание государственных чинов учинило престол сего королевства в доме Фридериковом совершенно наследным, да и поручило ему самодержавную власть; чему благородные люди и не смели противиться.
Les communes déclarent que “Jacques II s’étant efforcé de renverser la constitution du royaume, en rompant le contrat original entre le roi & le peuple ; ayant violé les lois fondamentales, par le conseil des jésuites & d’autres esprits pernicieux ; [p. 56] & s’étant évadé du royaume, a abdiqué le gouvernement, & qu’ainsi le trône est vacant”. Après de vives disputes dans la chambre-haute sur la réalité du contrat national, sur la violation de ce contrat, enfin sur la vacance du trône, la déclaration des communes fut reçue en son entier. Cet acte est un des plus mémorables de l’histoire.
<…> а нижний парламент и объявил, что «Иаков II старался опровергнуть все узаконения сего [с. 67] королевства, разорвал первоначальное обязательство государя с народом и по совету иезуитов и других вредных людей нарушил коренные законы, а потом убежал из королевства и оставил правление; почему и надлежит почитать престол его праздным». Таким образом после жарких споров в верхнем парламенте о действительности общенародного обязательства, о нарушении онаго и наконец о праздности престола, объявление нижнего парламента было принять во всей своей силе; почему и может оно почесться за самое достопамятное в истории.
Par ce traité, la Porte cède la Transilvanie à l’empereur. C’étoit une principauté reconnue indépendante, quoique sous la protection du Turc. On ne pouvoit donc, suivant M. l’abbé de Mably, ni la céder ni l’acquérir de la sorte. “Mais depuis, comme il l’observe, la cour de Vienne a acquis les droits les plus légitimes sur la Transilvanie ; cette province aime le gouvernement sous lequel elle vit, & a donné à ses maîtres des preuves non équivoques de ses sentimens”. (Droit public de l’Europe).
По сему миру порта уступила императору Трансильванию, или то княжество, которые признано независящим, хотя и находилось оно под покровительством Турецким: следственно, по мнению г. игумена Мабли, и нельзя было его таким образом ни уступить, ни достать себе во владение. «Но после, по его же примечанию, Венский двор приобрел над сею областью гораздо законнейшее право; ибо сия провинция возлюбила то правление, под коим она состояла, и подала своим государям несомнительные опыты своего усердия» (Право народное Европы).
On ne vouloit pas s’exposer au despotisme d’un autre prince. On disoit : “Que fera un monarque vicieux, si [p. 227] Charles XII a fait lui-même notre malheur ? ” Sa sœur, Ulrique-Eléonore, épouse du landgrave, mise sur le trône par la diète, au commencement de 1719, se prêta au désirs ou plutôt à la volonté des Suédois. On la remercia de l’aversion juste & raisonnable qu’elle avoit témoignée pour le pouvoir arbitraire & absolu ; on décida d’abolir ce pouvoir, & l’on régla le gouvernement.
<…> почему и не хотели они подвергнуться самовластию другого государя, говоря: «что уже сделает над нами наполненный пороками государь, когда и сам Карл XII был причинителем нашего несчастья?» В следствие чего возведенная государственным съездом в 1719 году на престол сестра королевская и супруга ландграфова Улрика Элеонора, склонилась на желание, или [c. 266] лучше сказать, на требование Шведов, кои и благодарили ее за справедливое и благоразумное ее омерзение, кое оказала она к самодержавию и беспредельной власти; да и определила уничтожить королевскую силу и установить новый порядок правления.
La législation devoit occuper un prince, si attentif aux véritables objets du gouvernement. Il publia un code tiré en partie des lois de Suède.
Сочинение законов о истинных предметах правления долженствует занимать толь старательного государя, каков был Петр Великий; почему и обнародовал он собрание оных, что некоторую частью и было выбрано из Шведских законоположений.
“<...> Le pouvoir absolu, établi dans l’empire de Russie, n’est point soumis au jugement des sujets ; mais le souverain y a toute l’autorité”.
«<…> установленное в Российской империи самодержавие не подвержено рассуждению подданных, но имеет в том всю власть один только их государь».
<…> si Louis XIV avoit été véritablement sage, il auroit usé de sa puissance en prince modéré, en pere de son peuple, & en arbitre équitable des nations étrangères. Mais l’ivresse de la fortune & de la grandeur va le porter encore à de violentes démarches, qui, le rendant odieux, seront tôt ou tard une source de calamités publiques. J’insiste sur les fautes de ce monarque si célébré, parce qu’elles fournissent d’importantes leçons de sagesse.
Plusieurs domaines, autrefois dépendans des Trois-évêchés & de l’Alsace, étoient depuis long-tems possédés par différens princes d’Allemagne. On veut les réunir à la couronne. On établit pour cela deux chambres, l’une à Metz, l’autre à Brisac. Ces tribunaux prononcent les réunions, & le roi se fait ainsi justice à soi-même. [P. 3] Le parlement de Besançon réunit Montbéliard, comme fief de la Franche-Comté.
<…> если был он совершенно благоразумен, то бы употребил власть свою, как надлежит воздержному государю, отцу своего народа и правосудному посреднику иностранных областей. Но будучи упоен счастьем и великостью, употребил он паки насильственные поступки, которые, приведя его в ненависть, учинятся рано или поздно источником народных несчастий. Я останавливаюсь на проступках толь славного государя; для того что подают они нам самые важные наставления в благоразумии.
Как многие области, зависящие от трех Алзасских епископов, находились уже издавна во владении различных Немецких князей: то и захотелось ему присовокупить их к своему государству. В следствие чего и учредил он два судилища: один в Меце, а другое в Бризахе, которые и объявили о присоединении оных, чем король и доставил себе мнимую справедливость сам собою. Парламент же Безансонский, почитая [c. 5] Монтбельярд за принадлежащий ко Франш-компту город, присовокупил и его также ко Франции.
Denn, du seyst Vater oder Kind, Fürst oder Unterthan, Herr oder Knecht, verehlicht oder unverehlicht, ein Beamter oder Privatmann, hoch oder niedrig, reich oder arm, glücklich oder unglücklich, im Frieden oder im Streite, in Geschäften oder ruhiger Einsamkeit; deine Neigung oder Abneigung, Handlungsart oder Pflicht seyen was sie wollen; so wirst du doch allemale hier etwas finden, das zu deiner Leitung und deinem Besten nicht undienlich seyn dürfte.
Ибо ежели ты представишь себя умственно на месте отца или дитяти, Государя или подданнаго, господина или раба, женатаго или холостаго, чиновнаго или приватнаго, знатнаго или низкаго, богатаго или беднаго, счастливаго или несчастливаго, находящагося в тишине или несогласии, в трудах или спокойном уединении; то всегда найдешь здесь нечто такое, которое никогда не отречется тебe служить в сопутствовании к достижению полезнейшаго.
Ich habe es dir schon gesagt, und wiederholle es hier noch: man muß mit den Menschen in Friede zu leben suchen. Du kannst bey deiner gefaßten Meinung bleiben; wenn du sie für gut hältst, doch ohne die Meinung anderer zu verwerfen, ausser es beträfe deine Ehre, oder den guten Namen deines Nebenmenschen, die Tugend, deinen Fürsten und dein Vaterland.
Я уже тебе сказал, но и еще повторяю, что надобно стараться жить с людьми в мире. Ты можешь оставаться при своем мнении, ежели почитаешь оное добрым, и однакож не отвергать мнения и других, разве оно касается твоей чести или добраго имени твоего ближняго, или [c. 40] добродетели, Государя, или отечества твоего.
Der Gute bedient sich dieses glücklichen Talentes zum Wohle seines Nächsten, zur Aufnahme der verscheuchten Wahrheit, zur Rettung der Unschuld, und zum Triumphe der gerechten Sache.
Da, wo er nichts der überlegnern Macht entgegen zu setzen hat; wo Vorurtheil und Eigennutz sich ihm entgegen stellen, bedient er sich der hinreisseden Beredsamkeit. Er weis durch einen angenehmen, überredenden Vortrag dem Fürsten und seinen Ministern die gute Sache ans Herz zu legen.
Добрый употребляет сие щастливое дарование ко благу ближняго своего, к воспринятию отринутой [c. 82] истины, к освобождению невинности и к торжеству справедливости.
Там, где он превосходящей мощи ничего противопоставить не может, и где предразсудок и собственная корысть противополагают себя ему, он пользуется пленяющим красноречием. Он умеет пособием приятнаго и уверительнаго слова вложить в сердце Государю и Министрам его хорошее дело.
Die Gesetze des Staates gebieten uns Gehorsam gegen den Fürsten, und gestatten keine Verbindung, die dieser höchsten Pflicht entgegen ist.
[S. 83] Man muß daher nie der Sklave der Großen seyn; oder man läuft Gefahr, treulos gegen seinen Fürsten zu werden, wenn diese es sind.
Nur zu oft wird die Ehrlichkeit eines Dieners des Königs in das Interesse oder den Stolz eines Großen verwickelt, und der Schwache, an den Banden der Hofkunst geleitet, wird an seinem Fürsten zum Verräther.
Законы государства повелевают нам повиноваться Государю, и не дозволяют быть никакой связи, противоположной сей высочайшей должности.
[C. 97] И так не будь никогда невольником вельмож, а иначе подвергнешь себя опасности сделаться вероломным к Государю своему, когда они суть таковы.
Часто честь слуги Государя вмешивается в интерес или гордость какого нибудь вельможи; и слабый, водимый дворским искуством, делается изменником Государю своему.
Keine bürgerliche Gesellschaft, keine Regierungsart würde je bestehen können, wenn jeder Einzele sich ungescheuht dem Gehorsam entziehen dürfte, den er seinen Vorgesetzten schuldig ist, so bald er Recht zu haben glaubte, sich über das Haupt des Staates zu beklagen:
Jeder würde, von seinen Leidenschaften getäuscht, Scheingründe hervorsuchen, seine Widersetzlichkeit auch gegen den besten Regenten zu rechtfertigen.
[S. 82] Dreymal glücklich der Staat, wo der König Vater seiner Unterthanen ist, wo die Unterthanen ihn als Vater ehren, als Vater lieben!
Glücklich das Reich, wo des Fürsten einziges Bestreben ist, seinem Volke eine Glückseligkeit zu verschaffen, die seine ferne Nachkommenschaft überlebt, und wo das Volk dankbar den weisen Fügungen seines Beherrschers gehorcht, und ebenfalls sich bestrebt, der Vatersorge würdig zu seyn, die um die Ruhe seiner Kinder die Ruhe des Fürsten raubt!
Никакое гражданское общество, никакой образ правления стоять не может, когда всякой частной человек будет безстыдным и безстрашным образом не повиноваться, чем он обязан своим начальникам, как скоро будет думать иметь право жаловаться на главу государства.
Тогда всяк, оглушаем будучи от страcтей своих, стал бы изыскивать причины и оправдывать непокоривость свою самому наилучшему правителю.
Трикраты щастливо то государство, где Государь есть отец подданных своих, где подданные почитают и любят его как отца!
[С. 96] Блаженна та страна, где единственное стремление Государя есть доставить народу своему такое благополучие, которое бы пережило позднейших его потомков, и где народ благодарственно повинуется мудрым велениям своего обладателя, и равномерно старается быть достойным того отеческаго попечения, которое, ради покоя детей своих, отнимает покой у Государя!
Er muß ordentlich in seinem Betragen, und von einem untadelhaften Lebenswandel seyn, um seine Tugend in Credit zu setzen. Höchster Eifer für sein Vaterland, die Religion und die Tugend muß ihn beseelen; er muß so viel, als in seinen Kräften steht, zur Milderung und Tilgung des allgemeinen und einzelen Elendes beytragen; das Laster mit Strenge strafen; mit Großmuth das Verdienst belohnen; Billigkeit muß die einzige Richtschnur seiner Handlungen seyn; er muß bestrebsam, wachbar und unermüdet für das Wohl seines Fürsten, seines Vaterlandes, für das Glück des Einzelen arbeiten. Er muß seine Ruhe für den Dienst, den Fürst und Staat von ihm fodern, aufopfern; er muß für die Rechte seines Fürsten wachen, und für die Erhaltung des Ganzen sorgen.
Der Mann, dem der Fürst das Richteramt über sein Volk anvertraut hat; den er zum Befehlshaber seiner Kriegsleute machte; mit dem er [S. 264] die Last der Regierungssorgen theilte, ist so unumgänglich an die Erfüllung dieser Pflichten gebunden, daß ihn schon das geringste Versehen gegen dieselben strafbar, und der Würde unfähig macht, die er bekleidet. Nur durch die genaueste, treuste Erfüllung dieser Pflichten wird er seinem Sturze ausweichen, und die Ungnade des Fürsten vermeiden, sich mit Würde auf seinem Posten erhalten, und dauerhaften Ruhm erwerben.
Он должен быть в поведении своем порядочен и жизни безукоризненной, дабы привесть в уважение добродетель свою; высочайшая ревность к отечеству, религии и добродетели должна одушевлять его; он должен по возможности сил своих споспешествовать к облегчению и искоренению как всеобщей, так и частных людей бедности; порок строго наказывать, заслуги великодушно награждать; справедливость должна быть единственным правилом деяний его; он должен старательно, бдительно и неутомимо трудиться о благе Государя своего, отечества, и о щастии каждаго человека; жертвовать спокойствием своим службе, требуемой от него Государем и государством; бдеть о соблюдении [c. 309] прав Государя своего и печься о сохранении целаго.
Тот муж, которому Государь вверил звание судии народа своего, котораго сделал полномощным начальником своих войск, и с которым разделил бремя правления, толь необходимо обязан к исполнению сих должностей, что самое малеишее упущение оных делает его наказания достойным и неспособным к тому достоинству, которым он облечен. Точным и вернейшим только исполнением сих должностей избегнет он низпадения и немилости Государя, удержаться достойно на своей степени и снискать неувядаемую славу.