Vir ad virtutem, ad regimen natus: animo, corpore, voce, visu robustior, & quem magis vereare, aut venerere. In faemina omnia levia, mollia; quae amorem, non reverentiam creent. A natura ipsa timidae magis sunt, quam timendae; non igitur hic Auctoritas. Iam in viro prudentia & constantia; in illis calliditas aut argutiae, imbecillitas deinde iudicii, & in decretis sensibusque Euripus. Septies in die mutant. Raro etiam altum aut honestum spirant: sunt in vanis aut vilibus curis: non ergo ad sceptrum & publicum decus idoneae.
Муж от естества своего до владения и управления рожден есть: разумом, телом, силою, гласом, взором крепчайший есть паче жены, и всякий болший страх и честь мужу, нежели жене, воздает, ибо женские всякия дела и словеса суть лехкие, яже паче любовь и вожделение плотское, нежели страх и честь раждают; и от естества своего паче суть боязливы, нежели страшны; в мужех бо разум, великодушие и постоянство, в женах же хитрость, [л. 61об.] свары, досады, слабость и непостоянство ума; седмижды бо на день изменяютца и мало когда высокая и честная мудрствуют, но всегда малыми и суетными делами упражняются; убо того ради до скипетра царского и самовластия не суть угодни.
Ce n’est pas assés que le grand zéle dans un Ministre; que la valeur dans un Capitaine; que la science dans un Homme-de-létres; que la puissance dans un Prince; si tout cela n’est acompagné de céte importante formalité. Mais il n’y a point d’emploi, où elle soit plus nécessaire, que dans le souverain-commandement. Dans les supérieurs, c’est un grand moien d’engager, que d’être plus humains, que despotiques. Voir qu’un Prince fait ceder la supériorité à l’humanité, c’est une double obligation de l’aimer.
Недовольно одной ревности в Министре, храбрости в Генерале, науки в ученом, и власти в Государе, ежели доброй манир как важнейшая вещ, всего не украшает. Нет чину, в котором бы манир так нужен был; как в самодержавстве. Вышним лицам великое щастие, ежели они к себе людей, более милостью и ласкою, нежели повелительною силою привлекать могут. Когда милость превосходит самовластие владетеля, то сие вдвое обязует людей, к люблению онаго.
Avoir le don-de-plaire.
C’est une magie politique de courtoisie. C’est un crochet galant, duquel on doit se servir plutôt à atirer les coeurs, qu’à tirer du profit; ou plutôt à toutes choses. Le mérite ne sufit pas, s’il n’est secondé de l’agrément, de qui dépend toute la plausibilité des actions. Cet agrément est le plus éficace instrument de la souveraineté. Il y va de bonheur de métre les autres en apêtit; mais l’artifice y contribue.
Иметь дар угождения.
Сие есть политическое волхвование учтивых. Сию склонность более к привлечению сердец, нежели к получению прибыли употреблять надобно. Без приятности, одного мериту не довольно, понеже он нея всякая похвала зависит. Сия приязнь: наисильнейшее орудие самовластия. В приведении других к апетиту, все благополучие состоит <…>.
Transportez vous en Egypte, & vous verrez que si leur décadence a rendu inutile dans Lacédémone le sage gouvernement de Lycurgue; leur sainte austérité a autrefois purifié jusqu’au despotisme même. Les Rois d’Egypte n’avoient que les Dieux au-dessus d’eux, & ils partageoient en quelque sorte avec eux l’hommage de leurs sujets. <…>. Quelque terrible que dût être ce pouvoir sans bornes entre les mains d’un homme, les Egyptiens n’en éprouverent aucun effet funeste, parce qu’ils avoient des mœurs, & en donnerent à leur Maître. Il n’étoit point permis à ces Monarques tout-puissants d’être avares oisifs, prodigues ou voluptueux.
Перейдите в Египет, и увидите, ежели падение нравов в Лакедемонии учинило безполезным мудрое Ликургово правление, вопреки тому святая в Египет строгость, наперед сего очищала все даже до самовластия самаго. Цари Египетские, кроме богов никого над собою не имели, и почти делилися некоторым образом с богами в жертвоприношениях от своих подданных. <…>. Как страшна ни должна была быть неограниченная власть в руках единаго человека, Египтяне однако не претерпевали от того никакого действа [с. 64] бедственнаго, для того, что они имели благонравие, да и Государю своему оное преподавали. Не дозволено было тем всемогущим монархам быть скупыми, праздными, розточительными, роскошными.
Comme les démocraties se perdent lorsque le peuple dépouille le sénat, les magistrats & les juges de leurs fonctions ; les monarchies se corrompent lorsqu’on ôte peu à peu les prérogatives des corps, ou les privileges des villes. Dans le premier cas, on va au despotisme de tous ; dans l’autre, au despotisme d’un seul.
Как народныя правления истребляются тогда, когда народ лишает должностей сената, чинов и судей, так самодержавных повреждаются тогда, когда мало по мало отъемлются преимущества от чиноначалий, а права от городов. В первом случаи подвергаются самовластию всех, а во втором самовластию одного.
Die Despoterey ist keine besondere Regierungsform. Sie ist weiter nichts, als der höchste Mißbrauch der Monarchie.
Самовластие нельзя почесть особым родом правления. Оно есть не иное что, как наивеличайшее злоупотребление самодержавной власти.
Les Etats de Hollande étoient cependant dans une grande perplexité, parce qu’ils voyoient bien qu’ils ne pouvoient éviter de recevoir [p. 54] le Duc d’Alençon pour Gouverneur, & que la necessité des affaires les y obligeoit, n’ayant pas d’autre moyen de se mettre en liberté: outre qu’ils l’avoient promis, & qu’enfin il faloit se resoudre, ou à recevoir ce Prince en qualité de Souverain, avec quelques conditions qui moderoient un peu son pouvoir, où à retomber en la puissance du Roi Philippe, qui les avoit traitez en Tyran, & qui n’auroit épargné ni leur corps, ni leur ame: mais ce n’étoit-là que changer un Maître pour un autre; puis que si le Duc d’Alençon venoit à se marier avec la Reine Elisabeth, comme cela devoit arriver selon toute apparence, ils ne pouvoient manquer de tomber en la puissance des Anglois.
Голандские Статы находились между тем в великом недоумении, ибо ясно видели они, что не льзя им было обойтиться без того, чтоб не принять к себе правителем дюка д’Алансона, необходимость же дел их к тому и принуждала, потому что не было для них иных способов к получению вольности своей; сверх того что они сие обещали уже ему, и что наконец должно было решиться, или принять принца сего в достоинстве самодержца, с некоторыми договорами умеривающими самовластие его, либо паки предать себя во власть короля Филиппа, поступавшаго с ними тирански, и который не пощадил бы уже ни тела, ни души их: но сие значило переменить только одного господина на другова; ибо ежели дюк д’Алансон женится на королеве Елисавете, чему надлежало быть по всему видимому, то [с. 65] они не преминут подвергнуть их владычеству Англичан.
Ainsi Léopold remuoit l’empire contre la France, non par une autorité absolue, comme ses ancêtres, mais en exagérant les forces & le despotisme de Louis. Cependant on n’osoit encore prendre les armes, & l’empereur lui-même étoit menacé de voir ses états héréditaires entre les mains des musulmans.
Таким-то образом Леопольд поднимал всю империю на Францию не самовластием своим, как делывали то его предки; но предлагая о увеличении силы и самодержавия Людовика. Не взирая на сие, не осмелились еще принять оружия; да и сам император опасался чтоб, не попались наследные его области в руки магомеданцов.
On ne vouloit pas s’exposer au despotisme d’un autre prince. On disoit : “Que fera un monarque vicieux, si [p. 227] Charles XII a fait lui-même notre malheur ? ” Sa sœur, Ulrique-Eléonore, épouse du landgrave, mise sur le trône par la diète, au commencement de 1719, se prêta au désirs ou plutôt à la volonté des Suédois. On la remercia de l’aversion juste & raisonnable qu’elle avoit témoignée pour le pouvoir arbitraire & absolu ; on décida d’abolir ce pouvoir, & l’on régla le gouvernement.
<…> почему и не хотели они подвергнуться самовластию другого государя, говоря: «что уже сделает над нами наполненный пороками государь, когда и сам Карл XII был причинителем нашего несчастья?» В следствие чего возведенная государственным съездом в 1719 году на престол сестра королевская и супруга ландграфова Улрика Элеонора, склонилась на желание, или [c. 266] лучше сказать, на требование Шведов, кои и благодарили ее за справедливое и благоразумное ее омерзение, кое оказала она к самодержавию и беспредельной власти; да и определила уничтожить королевскую силу и установить новый порядок правления.
Les anciens privilèges de ses sujets, les concessions qu’il venoit de leur faire, furent sacrifiés au desir d’une domination absolue.
Древния и вновь пожалованные преимущества подданным, пожерты корысполюбию и самовластию.
341. Wo aber der Regent partheiisch, und auf schlimme oder schlechte Absichten bedacht ist, da büßt er sein Ansehen beym Volke ein, und giebt dem Pöbel Gelegenheit, seine Herschsucht zu vergnügen; und legt also seinem Volke einen Stein des Anstoßes in den Weg.
341. Ежели владетель не обходителен и заражен худыми предприятиями, то тогда теряет он достоинство свое у народа и подает oному случай к удовлетворению его самовластию [sic]; таким образом поступая, кладет на дорогу для народа своего камень соблазна.
Charles XI, guerrier comme tous ses ancêtres, fut plus absolu qu'eux; il abolit l'autorité du sénat, qui fut déclaré le sénat du roi, et non du royaume. Il était frugal, vigilant, laborieux, tel qu'on l'eût aimé si son despotisme n'eût réduit les sentiments de ses sujets pour lui à celui de la crainte.
Каролус XI. к войне склонной как и все его предки, гораздо самодержавнее их был. Он умалил власть сената, которой объявлен Сенатом Королевским [л. 9] а не королевства. Был он воздержен, неусыпен, трудолюбив, так что его любили б ежели б его самовластие мнении подданых его о нем до опасения не привело.
L. 245. <...> car cet empire n’a de fondement solide, que dans l’art, l’industrie et l’intelligence de ses habitans. Si on le considere avant que ces peuples [p. 65] eussant réclamé contre le déspotisme, on sera étonné du spectacle qu’il présente aujourd’hui, soit qu’on l’envisage comme puissance dans la balance politique de l’Europe, soit que l’on fasse attention à l’étendue de son négoce.
П. 237. <…> ибо сие Государство не имеет инаго прочнаго основания как только на искусстве, тщании и знаниях своих жителей. Ежели разсмотреть его прежде нежели жители возстали против самовластия, зрелище ныне им представляемое приводит в удивление, принимая его и за державу в равновесии Европы и разсуждая об обширности его торговли.
L. CIV. Le Canada. <...> jouissent néanmoins de presque tous les avantages qu’une puissance bien réglée peut procurer à une nation policée. Ils ont en horreur le pouvoir arbitraire ; mais ils s’écartent rarement de certains principes fondés sur le bon sens, qui leur tiennent lieu de loix, et suppléent, en quelque façon, à l’autorité légitime.
П. 91. Канада. <…> пользуются однако всеми выгодами, [с. 104] какия благоучрежденное правление может доставить просвещенному народу. Они терпеть не могут самовластия; но редко удаляются от некоторых правил, основанных на здравом разсудке, которой заступает у них место законов и заменяет в некотором виде законную власть.