Ce prince mérita le titre de législateur. Il établit solidement le droit d’appel aux justices royales, & ce fut un des meilleurs expédiens pour affoiblir l’extrême autorité des seigneurs. Il défendit absolument les guerres privées, que l’anarchie féodale avoit rendues légitimes. Il substitua les preuves juridiques au duel. Mais les désordres triomphèrent encore longtemps de la législation <…>.
Сей государь заслуживает быть назван законодателем; ибо учредил он постоянное право для отзыву в королевские суды, что и было самым лучшим средством к ослаблению чрезвычайной силы вельмож. Он запретил точным образом тайные войны, которые во время поместного безначалия почитались за законные; а вместо поединка приказал ведаться судом. Но [c. 274] над сим его узаконением закоренившиеся беспорядки будут еще торжествовать долгое время <…>.
Depuis que les seigneurs s’étoient ruinés pour les croisades ; que les peuples avoient été affranchis de la servitude ; que l’appel aux justices royales étoit solidement établi ; que les parlemens composés de jurisconsultes suivoient des principes constans ; [p. 38] que les rois ordonnoient en législateurs, & recouvroient les principaux droits de la souveraineté; chaque jour l’anarchie féodale tomboit en ruine.
С того времени, как знатные господа разорились от крестовых походов; когда народы освобождены от рабства; когда отзыв к королевским судам утвержден постоянным образом; когда парламент, составленный из законоведцев, следовал постоянным правилам, когда короли повелевали так как законодатели, и приобретали главнейшие права самодержавия: то поместное безначалие непрестанно развивалось и упадало.
En 1282, on exclut la noblesse du gouvernement. Il fut remis à des marchands & des artisans, avec le titre de seigneurs. Ensuite on créa un gonfalonnier tiré du peuple, qui ayant des troupes à ses ordres, prêteroit main sorte à la seigneurie. La nouvelle administration produisit de nouveaux désordres. Pour contenir les nobles dans le devoir, on imagina un moyen tout propre à les révolter. Comme les témoins n’osoient déposer contre eux, on autorisa les magistrats à juger sur le bruit public. On ne voyoit pas que la licence devoit augmenter par une justice arbitraire.
В 1282 году все благородные люди были исключены из правления, а поручено оное купцам и ремесленникам, да и называли их господами. Потом выбранный из народа Гонфалоньер, который, имея в своем ведение все войска, снабжал сих новых господ как приставами, так и стражею; а новое сие правление произвело также новые и непорядки. Тогда для удержания благородных в их должности было выдумано такое средство, которому надлежало приводить их к возмущению; ибо как свидетели не осмеливались [c. 54] на них доказывать, то присутствующим и дозволялось судить их по одному только народному слуху, не рассудя того, что таковое самоизвольное судилище долженствовало прежнее своеволие умножить еще более.
Les noms sous lesquels le Chou-king parle de l'Etre suprême, sont ceux de Tien, Ciel; Chang-tien, Ciel suprême; Chang-ti, Seigneur suprême; Haang-chang-ti, Souverain & suprême Seigneur. Nous ne nous arrêterons pas à prouver que ces noms sont aussi significatifs & aussi clairs que ceux de Dieu, de Seigneur, de Tout-puissant, & c, dont on se sert en François: […]
Имена, коими нарицает Шу-Кинг всевысочайшее Существо, суть: Тиэн, небо; Шанг-Тиэн, небо горнее; Шанг-Ти верьховный Господь; Гоанг-Шанг-Ти, верьховный и вышний Господь. Оставим здесь то, что все сии названия суть столько же выразительны и ясны, как Бог, Господь, Всемогущий и прочее.
La Princesse Sophie qui avoit un esprit aussi supérieur que dangereux, bien loin de se retirer dans un Couvent, comme c’étoit alors la coutume des filles des Czars, voulut profiter de la foiblesse de l’âge de Pierre, & conçut le dessein de se mettre à la tête de l’Empire. A-peine Fœdor fut-il expiré, que par ses intrigues elle excita dans le corps des Strelitz (1) une des plus terribles révoltes : car après qu’elle eut fait [p. 287] répandre le sang de quantité de Seigneurs, les Strelitz proclamerent Souverains les deux Princes Ivan & Pierre, & leur associerent Sophie en qualité de Corégente. Elle jouit aussi-tôt de tous les honneurs d’une Souveraine, sans être déclarée Czarine. Elle eut la premiere place au Conseil, signa toutes les expéditions, fit graver son image sur les monnoies ; en un mot elle s’arrogea la puissance suprême : cependant elle en partagea le fardeau avec le Prince Basile Galitzin, qu’elle fit Administrateur de l’Etat, & Garde des Sceaux, homme supérieur en tout genre à tout ce qui étoit alors dans cette Cour. Pendant qu’elle régnoit ainsi depuis plus de six ans, Pierre avoit atteint sa dix-septieme année, & se sentoit le courage de soutenir son droit ; il donnoit déja des signes de cette élévation de génie, qui le rendit le réformateur d’un peuple plongé jusques-là dans les ténebres de la barbarie, & qui fixa long-tems l’attention de toute l’Europe.
(1) Corps de milice à-peu-près semblable à celui des Janissaires en Turquie.
Царевна же [c. 5] София имела разум сколь тонкой, столь и опасной и весьма была далека от того, чтоб уединиться в монастырь, как в тогдашнее время был обычай у Царских дщерей. Она желала воспользоваться младостию лет Петровых и приняла намерение соделаться властительницею в государстве; по чему, как скоро Царь Феодор скончался, то она своими хитростями возбудила престрашный бунт в войске стрельцов, которое по приказанию ея пролив кровь многих знатных вельмож, всенародно объявили Государями обоих Царевичев Иоанна и Петра, присоединив к ним и Софию в качестве соправительницы. В следствие чего [с. 6] тотчас стала она употреблять все знаки сана самовластныя Государыни, небыв наименована Царицею, и занимала перьвое место в совете, подписывала все определения, приказывала на монетах изображать свою особу, словом: присвояла себе совершенно верховную власть; но бремя сие разделяла с Князем Васильем Голицыным, возложив на него чин опекуна правительства, хранителя Государственной печати, и главноначальника над всеми при дворе тогда находившимися.
Во время, как она таким образом державствовала более 6 лет, Петр достиг до 17 года своего возраста и почувствовал уже себя в силах [с. 7] воспользоваться своим правом. Великия его природныя дарования открывшияся свету, через которыя соделался он после просветителем народа своего погруженнаго во тьме невежества, удивляли всю Европу, устремлявшую на него особливое внимание, […]
Il évitoit ainsi les pieges qu’elle luy tendoit, mais non pas tous ; Car il se laissa prendre aux appas de certaines Damoiselles de la Cour, dont on dit que cette Reine se servoit exprés pour amuser les Princes & les Seigneurs, & pour découvrir toutes leurs pensées. La Politique de cette Reine estoit si connuë [p. 34] de tout le monde, que l’on ne peut pas cacher cette verité quand on le voudroit, à moins que d’effacer toute l’Histoire de ce temps-là.
Хотя он и избегал поставленных ему от нея сетей, но не совсем мог оных избавится [так!]; потому что предался прелестям некоторых придворных девиц, которых как сказывают, Королева нарочно употребляла к уловлению Принцов и знатных особ, дабы посредством оных [с. 44] ей известны были все их мысли. Хитрая политика сея Государыни, была столь известна всему свету, что не возможно от онаго скрыть сию истинну, сколь бы кто того ни желал, разве только исключением совсем Истории того времени.
Le Roy le nomma par plusieurs fois son bon frere, & son legitime Successeur, luy recommanda le Royaume, exhorta les Seigneurs là presens de le reconnoistre, & de ne se point desunir.
Король называя его почасту любезным братом и законным своим наследником, препоручал ему Королевство, увещевал тут предстоящих знатных особ, признать его за своего Государя и пребывать всегда ему верными.
Il desira que l’Assemblée se tinst à Rouën dans la grande sale de l’Abbaye de Saint Ouën. Au milieu de laquelle il estoit assis dans une chaise élevée en forme de throsne sous un dais : à ses costez estoient les Prelats & Seigneurs ; derriere les quatre Secretaires d’Estat ; au dessous de luy les Premiers Presidens des Cours Souveraines, & les Deputez des Officiers de Judicature & de Finances. Il en fit l’ouverture par une harangue digne d’un veritable Roy, lequel doit croire que sa grandeur & son autorité ne consistent pas seulement en une puissance absoluë, mais au bien de son Estat & au salut de son peuple.
Si je faisois gloire, leur dit-il, de passer pour excellent Orateur, j’aurois apporté icy plus de belles paroles que de bonnes volontez : mais mon ambition tend à quelque chose de plus haut que de bien parler, j’aspire aux glorieux titres de Liberateur & de Restaurateur de la France.
Он желал чтоб собрание то было в Руане, в большой зале обители С. Уана, посреди которой он сидел на стуле возвышенном на подобие трона под балдахином; по сторонам его сидели знатное духовенство и вельможи, позади четыре Штатс Секретаря; ниже его первые председатели верховных судов, и поверенные от чиновных, как гражданских [с. 310] так и государственных казначейств. Он открыл совет речью достойною благомыслящаго Государя, которой уверен что величество его и могущество, состоит не в единой только неограниченной его власти, но в пользе Государства и благосостояния народа.
Естлиб я поставлял своею славою, говорил он им, являть себя красноречивым Витием, то поместил бы в моей речи больше краснословия, нежели доброй воли; но мое честолюбие стремится к высочайшему предмету, весьма превосходящему красноречие, я ревную приобресть славные титла избавителя и возстановителя Франции.