Symbolum XXXI
Ampla item & sumptuosa Palatia, magnifico ornatu instructa; nóbilitas & claritas familiae; custodiæ Nationum; quarum fidelitas exploratior est splendor & amplitudo aulæ, aliaeque ostentationes public, existimationem pariunt potentiae Principis, & Majestatem addunt. Ejusdem indicant illustriores tituli statuum aut industria, aut hæreditate acquisitorum, qui eidem solenttribui. Sic Isajas sùpremi rerum omnium effectoris ac Principis Majestatem variis nominibus ac titulisa explicat. Hisce itaque studeat Seren. Vestra personam suam regiam illustriorem reddere: modotamen non ex levitate deferantur aut adulatione; sed ex universali omnium applause, fundato in vertute & vera animi fortitudine, quales fuére, quibus honorati sunt olim Seneritatis Vestræ Antecessores, Rex Ferdinandus Sanctus, Alphonsus Magnus, Sanctius Fortis, Jacobus Pugnator, Alphonsus Magnanimus, & alii.
Символ 31
Высокия же и иждивеныя полаты, бл[а]голепным украшением соделанныя: бл[а]городие и слава родства: кустодии [на]родов, их же верность известнейшая есть: светлость и велелепие дому, и инная хваления общая, мнение родят державы княжеский, и величество прилагают. Тогожде избрание показуют светлейшии титлы санов или бл[а]горазумием, или наследием полученных, яже томужде прилегатися обыкоша. Сице Исаия превышняго всех веще[й] создателя и вождоначалника величество и велелепие различными именами и титлами украшает, о сих бо да печется и величество в[а]ше ипостась свою царскую светлейшую сотворити: обаче токмо да не от худости возносится или ласкания: но от общияго всех похваления. Положи основание во добродетели и правом с[е]рдца мужестве, каковы бяху, имже ублажахуся некогда величества вашего праотци, царь Фердинанд П[е]п[о]д[о]бный, Алфонс Велики[й], Санктий Крепкий, Иаков Возбранный, Алфонс Великодушний.
Und der Ausgang hat uns gelehret, daß die Unterthanen, nachdem sie die ungereimte und unziemende Dinge wahrgenommen, welche aus ihren eignen Verfahren entstanden, diejenige Gewalt, so sie durch ihren Auffruhr an sich gebracht, damit aber nicht umbzugehen gewust, ihren rechten Besitzer wiedergeben müssen, ehe sie ihnen zum Untergang gereichet; denn eine unumschränckte Freyheit reibet sich selbst auff.
Ihr müsset auch dieses wissen, daß die Endabsichten des gemeinen Volcks, wenn sie unter auffrührischer Freyheit verborgen liegen, von dem Zweck Souverainer Printzen weit unterschieden sind.
Dem menschlichen Geschlecht ist hoch und viel daran gelegen, daß es dasjenige unterstütze, so desselben eigne Sicherheit angehet, und solche Künste zernichte, wodurch über seinen Untergang gerathschlaget wird.
Euren Fürsten untherthänig seyn, ist eure Schuldigkeit, und auff seine Güthe ein gutes Vertrauen setzen, wird eurer Klugheit gemäß seyn.
Ein Fürst thue was er wolle, so ist davor zu halten, daß es aus erheblichen Ursachen [S.26] geschehen; wenn er etwas befiehlet, so ist jedermann verbunden zu glauben, daß er es zu befehlen guten Fug und Recht habe: Seine Handlungen sind offenbahr, aber seine Gedanken sind verborgen: Es ist unsere Schuldigkeit das eine zuertragen, und wieder das andere nicht zu murren: Denn der Könige Bücher sind mit dunckeln Zeichen geschrieben, welche wenig Leute aufflösen können, und ihre Verrichtungen sind tieffen Flüssen gleich, wovon wir zwar den Lauff des Strohms sehen, die Quelle aber oder den Grund davon nicht wissen.
Самая практика не однократно уже показала, как подданные начавши Богу противныя и опасныя дела увидели, [С. 15] что им в безумных своих начинаниях устоять, а возмущением похищенной власти удержать и править невозможно; то принуждены были оную законному и от Бога поставленному своему владетелю назад отдать: ведая, что тело без головы стоять не может, а неопределенная вольность сама себя съедает. Ведай себе, что в неспокойстве тлящиеся замыслы подлаго народа, от намерения самовластных Государей так различны, как песок от золота; а далеки, как земля от неба. Сие роду человеческому нужняе всего, дабы то всеми силами содержать и подкреплять, что до собственной его безопасности касается; а все те хитрости разрушать, которыми на его падение умышляют. Верным подданным Государю своему быть, то твоя должность: а на милость его уповать, в том особливая мудрость состоит. Что бы Монарх ни делал; то надобно думать, что он сие для важных причин делает. Чтоб [c. 16] Государь ни приказал, о том всякому должно верить, что владетель справедливо и законно повелевает. Дела повелителя явны, а мысли его весьма тайны. То наша должность, чтоб Монаршей воли повиноваться; а на дела его отнюдь не роптать. Царския книги такими темными литерами писаны, что немногие их читать могут: а дела их подобны глубокой реке. Всяк на реку и на быстрое течение оныя смотрит; а дна у реки никто не видит, и глубины ея знать не может.
Arsaces hatte zur Zeit des Syrischen Königes Antiochi Dei den Grund zu diesem mächtigen Reiche geleget: und einige Jahre vor dem Tode des Käysers Augusti bestieg Vonones, der letzte aus der bisher regirenden königlichen Familie, den Thron; da hingegen die nachfolgenden Könige zwar auch aus [S. 153] Arsatischem Geschlecht, aber von einer andern Linie gewesen.
Арсацес во времена Сирийскаго царя Антиоха Деуса положил основание сему сильному царству: а за несколько лет перед смертию Императора Августа вступил на престол Вонон, последний из владевшей по то время царской фамилии; последовавшие ж по нем цари хотя были и из Арсацской фамилии, но от другой линии.
Ut rem in pauca conferam, is mehercule, qui munus gerit educandi principes et summatum filios, gubernator est navis, vexillifer exercitus, speculator populorum, dux itinerum, Rector Regum, pater orphanorum, spes pupillorum, et thesaurus omnium. Non enim alium habet respublica thesaurum veriorem, quam principem, a quo pacifice justeque administratur.
[из речи М. Аврелия] Кратко сказать, тот, который отправляет долг воспитания Царских, Княжеских и Вельможеских детей, по истинне есть кормчий корабля, знаменоносец воинства, страж народов, вождь путей, обладатель Царей, отец вдов, надежда сирот, и сокровище всех. Ибо не имеет Государство другаго истиннейшаго сокровища, кроме Государя, который оным управляет миролюбно и правосудно.
Je me sens encore obligé de reconnoître ici publiquement, que j’estime bien moins la naissance illustre de ma chere Epouse <...> que tant de vertus Royales qu’elle possede, & qui font beaucoup d’honneur à sa naissance <...>.
[из речи Генриха VIII к народу] Долг мой обязывает меня признаться здесь всенародно что я не столь много почитаю знатность природы дражайшей своей супруги <...> сколько царския ея добродетели, которыми она одарена, и которыя делают великую честь и самой ея природе <...>.
La Princesse Sophie qui avoit un esprit aussi supérieur que dangereux, bien loin de se retirer dans un Couvent, comme c’étoit alors la coutume des filles des Czars, voulut profiter de la foiblesse de l’âge de Pierre, & conçut le dessein de se mettre à la tête de l’Empire. A-peine Fœdor fut-il expiré, que par ses intrigues elle excita dans le corps des Strelitz (1) une des plus terribles révoltes : car après qu’elle eut fait [p. 287] répandre le sang de quantité de Seigneurs, les Strelitz proclamerent Souverains les deux Princes Ivan & Pierre, & leur associerent Sophie en qualité de Corégente. Elle jouit aussi-tôt de tous les honneurs d’une Souveraine, sans être déclarée Czarine. Elle eut la premiere place au Conseil, signa toutes les expéditions, fit graver son image sur les monnoies ; en un mot elle s’arrogea la puissance suprême : cependant elle en partagea le fardeau avec le Prince Basile Galitzin, qu’elle fit Administrateur de l’Etat, & Garde des Sceaux, homme supérieur en tout genre à tout ce qui étoit alors dans cette Cour. Pendant qu’elle régnoit ainsi depuis plus de six ans, Pierre avoit atteint sa dix-septieme année, & se sentoit le courage de soutenir son droit ; il donnoit déja des signes de cette élévation de génie, qui le rendit le réformateur d’un peuple plongé jusques-là dans les ténebres de la barbarie, & qui fixa long-tems l’attention de toute l’Europe.
(1) Corps de milice à-peu-près semblable à celui des Janissaires en Turquie.
Царевна же [c. 5] София имела разум сколь тонкой, столь и опасной и весьма была далека от того, чтоб уединиться в монастырь, как в тогдашнее время был обычай у Царских дщерей. Она желала воспользоваться младостию лет Петровых и приняла намерение соделаться властительницею в государстве; по чему, как скоро Царь Феодор скончался, то она своими хитростями возбудила престрашный бунт в войске стрельцов, которое по приказанию ея пролив кровь многих знатных вельмож, всенародно объявили Государями обоих Царевичев Иоанна и Петра, присоединив к ним и Софию в качестве соправительницы. В следствие чего [с. 6] тотчас стала она употреблять все знаки сана самовластныя Государыни, небыв наименована Царицею, и занимала перьвое место в совете, подписывала все определения, приказывала на монетах изображать свою особу, словом: присвояла себе совершенно верховную власть; но бремя сие разделяла с Князем Васильем Голицыным, возложив на него чин опекуна правительства, хранителя Государственной печати, и главноначальника над всеми при дворе тогда находившимися.
Во время, как она таким образом державствовала более 6 лет, Петр достиг до 17 года своего возраста и почувствовал уже себя в силах [с. 7] воспользоваться своим правом. Великия его природныя дарования открывшияся свету, через которыя соделался он после просветителем народа своего погруженнаго во тьме невежества, удивляли всю Европу, устремлявшую на него особливое внимание, […]
Cap. IX
DE IUSTITIA:
Quam Princeps in se, & sius, servet.
Inter omnes autem Virtutes, sunt quaedam velut Regiae, & Principales, ut Justitia primum; a qua Homerus Reges δικασπόλοις appellavit, circa jus occupatos & versantes. Nihil iis convenientius, nihil dignius: & servata, regna servat. Servanda autem, etiam in iis quae Principes, aut qui circa ipsos sunt, tangunt. Mali doctores, qui a legibus eximunt: qui cum Caligula censent, Omnia ipsi, & in omnes, licere. Sive cum Sallustiano Memmio: Impune quidlibet facere, id est regem esse. Abite qui docetis, qui discitis: imo qui praeest Iustitiae, ad eam praeeat, & exemplo commendet. Theodosium imitetur, de quo Panegyristes: Idem es qui fuisti; & tantum tibi per te licet, quantum per leges antea licebat. Ius summum, facultate & copia commodandi, non securitate peccandi experiris.
Глава 9
О правде, которую царь и его служители должны имети*
Между всеми добродетелми обретаются некие, аки царские и началнейшии, от них же первое место содержит правосудие, ничтоже бо царем тако есть прилично, якоже правда в суде, яже все царство и самого царя в долгоденствии [л. 95] и в благополучии сохраняет; проклятые суть тии учителе, иже с Калигулею глаголют: яко царь все, что либо сам восхощет творить, прилично и волно есть; да погибнут убо вси учащии и послушающии сицеваго разумения, мы же хощем, да всякий царь последует и ревнует великому оному Феодосию царю греческому, о нем же сице понегириста: тожде еси, иже и прежде был еси, и толико тебе по своей воле леть есть творити, колико прежде леть бяше; по закону; власть великую благотворити, а не грешити восприял еси <...>.
[* Примечание: в начальной редакции ГИМ.Син. 115: «О правосудии, еже сам ц[а]рь и минестры его должны хранити»]
Primum ecce, da Imperitum Principem, qui par erit? qui non faciet recta curva? Item, da Ineptum in sermone, in gestu: quid nisi irrisui se exponit? Amplius, crebra haec ostentatio sui, & in populo locutio, nonne vulgat Principem, & detrahit maiestati? Quarto, vel severe iudicabit, et Odium pariet; vel remisse, & Ius violabit. Melius ergo res asperas, & sine bona gratia, in alios inclinari. Quinto denique, sunt nunc Curiae maiores minoresque, & cuique rei stata sua iudicia: quid Principem in novas curas arcessimus, [p. 137] varie & affatim distractum? Quin melius tutiusque nil novare, & siquid in iam statutis labat, firmare & vincire. Ista nec male, nec abs re prorsus dicuntur, fateor: sed responderi tamen potest, & iustitiae caussa, debet. Primum de Imperitia, dico; plurimum & principem, & quemcumque alium, natura duce in magnis aut enormibus caussis iudicare posse, nec opus grandi scientia (ad hanc rem) Iuris & Legum.
Первое, аще будет царь в суде неискусен, то пред ним винный удоб может оправдатися, невинный же осудитися. Второе, аще будет недоброречив или косноязычен, и во нравах неблаголепен, удоб посмеян будет. Третие, яко частое сообщение и беседа царя с народом повреждает честь и умаляет благоговение величества царскаго. Четвертое, аще будет грозно судити, то вскоре ненавидим будет. Аще же [л. 110] сострадателно и милостивно будет судити, то удобь правду повредит, убо лучше есть вины достойны жестокой казни иным попущати да судят. Пятое, суть ныне полаты судовые, или приказы болшие и меншие, и на всякий случай судовые книги: убо чесо ради имамы царю новыми попечениями стужати, который великими и безчисленными царственными делами всегда утружден есть. Сия вся добре и благоразумне вопреки мнению нашему предложенна суть: обаче мошно есть на вся та отвещати, и правды ради должно. Первое о неискустве царя; глаголю, яко многожды и царь, и кто-нибудь иный может самим естественным разумом великие и тяжкие вины добре разсудити; и не требе тамо великия мудрости и совершенного знания прав и законов.