Разговор о всеобщей истории. Ч. 3

Aussi n’y eût-il jamais de Peuple qui ait conservé plus long-temps ses usages et ses Loix. L’ordre des jugemens servoit à entretenir cét esprit. Trente Juges estoient tirez des principales villes pour composer la Compagnie qui jugeoit tout le Royaume. On estoit accoustumé à ne voir dans ces places que les plus honnestes gens du païs et les plus graves. Le Prince leur assignoit certains revenus, afin qu’affranchis des [P. 352] embarras domestiques, ils pussent donner tout leur temps à faire observer les Loix.

Да и не было никогда другаго такого народа, который бы долее соблюл свои законы. Порядок судов служил к содержанию разумнаго сего поведения. Тритцать человек судей избираемы были из первенствующих городов, и составляли собрание, которое судило все государство. Обыкновение было, чтоб в оном месте заседали самые честные и добропорядочные люди. Государь определял им некоторые известные доходы, чтоб они свободны будучи от домашних сует, могли употреблять все свое время на сохранение законов.

Telle estoit la maniere d’instruire les Rois. On croyoit que les reproches ne faisoient qu’aigrir leurs esprits ; et que le moyen le plus efficace de leur inspirer la vertu, estoit de leur marquer leur devoir dans des loûanges conformes aux Loix, et prononcées gravement devant les Dieux. Aprés la priére et le sacrifice, on lisoit au Roy dans les saints Livres, les conseils et les actions des grands Hommes, afin qu’il gouvernast son Estat par leurs maximes, et maintinst les Loix qui avoient rendu ses prédecesseurs heureux aussi-bien que leurs Sujets.

Таков был обычай давать Царям наставления. Думали, что выговоры огорчают человеческой дух; и что самой сильной способ вкоренять в них добродетель, есть сей чтоб означивать им должность их в похвалах согласных с законами, и произнесенных важно пред богами. После молитвы и жертвоприношения, читали Царю советы и дела славных людей в святых книгах, дабы он управлял государством своим по их правилам, и защищал бы законы, которые предков их и с подданными своими учинили щастливыми.

L’Egypte se rétablit, et demeura assez puissante pendant cinq ou six regnes. Enfin cét ancien Royaume, aprés avoir duré environ seize cens ans, affoibli par les Rois de Babylone et par Cyrus, devint la proye de Cambyse, le plus insensé de tous les Princes.

Египет исправился, и пребывал в нарочитой силе чрез пять, или шесть царствований. На конец древнее царство продолжаясь около тысячи шести сот лет, изнурено Вавилонскими Царями и Киром, стало добычью Камвиза, безумнейшаго из всех Государей.

C’est par là que s’éleva cette Monarchie. Cyrus la rendit si puissante, qu’elle ne pouvoit gueres manquer de s’accroistre sous ses successeurs. Mais pour entendre ce qui l’a perduë, il ne faut que comparer les Perses et les successeurs de Cyrus avec les grecs et leurs Généraux, sur tout avec Alexandre.

Чрез сие-то востала сия монархия. Кир в такую привел ея силу, что она и при преемниках его возрастать не преставала. Но дабы знать, от чего она погибла: то надобно только применить Персов и преемников Кировых и Грекам и к их приводцам, а особливо к Александру.

Philippe Roy de Macedoine, également habile et vaillant, ménagea si bien les avantages que luy donnoit contre tant de Villes et de Républiques divisées un Royaume petit à la verité, mais uni, et où la Puissance Royale estoit absoluë <...>.

Филипп Царь Македонский, Государь не токмо искусной, но и храброй, весьма благоразумно умел употребить в пользу преимущество, данное ему противу всего множества городов и несогласных республик, что в малом своем, но по справедливости согласном государстве, где царская власть была самодержавна <...>.

Une longue experience avoit appris aux Romains que delà estoient sortis tous les conseils qui avoient sauvé l’Estat. C’estoit dans le Senat que se conservoient les anciennes maximes, et l’esprit, pour ainsi parler, de la République. C’estoit-là que se formoient les desseins qu’on voyoit se soustenir par leur propre suite ; et ce qu’il y avoit de plus grand dans le Senat, est qu’on n’y prenoit jamais des résolutions plus vigoureuses que dans [р. 403] les plus grandes extrémitez. 

Ce fut au plus triste estat de la République, lors que foible encore et dans sa naissance elle se vit tout ensemble et divisée au dedans par les Tribuns, et pressée au dehors par les Volsques que Coriolan irrité menoit contre sa Patrie.

Долговременное искусство научило Римлян знать, что из него произходили все те советы, которыми спаслось государство. В Сенате хранились древние уставы, и так сказать, весь ум республики. Там на мир поставлялись все предприятия, которыя и удачливы бывали в своих последованиях; всего знатнее в Сенате их было, что коль более бывала крайность, тем отважнее предпринимали в нем намерения.

Сие видимо было в самое худое состояние республики, во время начала ея и безсилия, когда она вдруг в несогласие приведена была внутри своими Тривунами, а извне утесняема Волсками, которых разгневанный Кориолан вел противу своего отечества.

Ainsi Rome si jalouse de sa liberté, par cét amour de la liberté qui estoit le fondement de son Estat, a veû la division se jetter entre tous les Ordres dont elle estoit composée. De là ces jalousies furieuses entre le Senat et le peuple, entre les Patriciens et les Plebeïens ; les uns alleguant toûjours que la liberté excessive se détruit enfin elle-mesme ; et les autres craignant au contraire, que l’autorité, qui de sa nature croist toûjours, ne dégénerast enfin en tyrannie.

И так Рим толь ревностной к своей вольности, от самой сей любви к оной, которая была основанием его государства, увидел раздор вселившейся между всеми [c. 71] степенями граждан, из которых оно состояло. Оттуда произошли сии свирепыя зависти между Сенатом и народом, между Патрициями и подлостью. Одни непрестанно предлагали, что непомерная вольность напоследок истребит сама себя ; а другие напротив того боялись, чтоб власть возрастающая, как свойственно ей, не пременилась на конец в тиранство.

Il ne se parloit que de liberté dans ces assemblées ; et le Peuple Romain ne se crut pas libre s’il n’avoit des voyes legitimes pour résister au Senat. On fut contraint de luy accorder des Magistrats particuliers appellez Tribuns du Peuple, qui pussent l’assembler, et le secourir contre l’autorité des Consuls, par opposition, ou par appel.

В собраниях их ни о чем так не твердили, как о вольности ; и Римской народ не считал себя вольным, пока не будет иметь законных путей спорить Сенату. Принуждены были дать им особенных начальников, назвав их Тривунами народными, которые б могли их собирать, и [c. 74] вспомоществовать им противу власти Консулов, сопротивлением или челобитьем.

L’Empire mesme estant regardé comme un bien heréditaire, les Empereurs se multiplient naturellement par la multitude des enfans des Princes.

А понеже империя стала наследственною; то и Императоры естественно умножились от великаго числа детей Императорских.

Car de mesme que vous avez veû le projet de République dressé dans la Monarchie par Servius Tullius, qui donna comme un premier goust de la liberté au Peuple Romain <…>.

Ибо видя образец республики показанной в Монархии Сервием Туллием, чрез которой первой он дал вкус вольности Римскому народу <…>.

Par là vous avez pû voir que comme la République avoit son foible inévitable, c’est à dire, la jalousie entre le Peuple et le Senat ; la Monarchie des Cesars avoit aussi le sien, et ce foible estoit la licence des soldats qui les avoient faits. 

Car il n’estoit pas possible que les gens de guerre qui avoient changé le gouvernement, et établi les Empereurs, fussent long-temps sans s’appercevoir que c’estoit eux en effet qui disposoient de l’Empire.

Чрез то могли Вы видеть что как республика имела свою неизбежимую слабость, то есть, зависть между народом [с. 82] и Сенатом, то и Монархия Цесарей такую ж свою слабость имела в своевольстве воинов, которые их возводили.

Ибо военные люди пременяя правление и утверждая Императоров, непременно скоро усмотреть могли, что действительно в их воли состояла империя.