Meleander, quod opinor non ignoras, paternum avitumque Siciliae regnum tenet, mitissimi ingenii homo ; sed qui non saeculo, non hominum moribus aestimatis, ita caeterorum fidei credidit, ut sibi credi par esse ex virtute sentiebat. Illum quoque existimem nimia felicitate laboravisse. Nam sub initia imperii, quia pacata omnia erant, palam cupiditates solvit, lenes quidem & multis Principum familiares, quae tamen facilem prodiderunt, [p. 9] nec in iniurias idonea severitate acrem.
Мелеандр, о чем уповаю, что вам не безызвесно, от отца и прародителя имеет себе наследством Сицилийское государство, и с природы прекроткаго сердца человек: но не рассуждая ни о веке, ни о нравax людских, так он на чужую верность положился, как, чувствуя по своей добродетели, сам себе мог верить. Думал бы я, что ему чрезмерное его благополучие во вред обратилось. Ибо, по восшествии сперва на престол, видя что везде в его державе было тихо и спокойно, в явные он попустился роскоши, хотя и не безмерные, и многим [с. 16] из Государей обыкновенные; однако сии самые показали его, что он милостив, и за учиненныя себе оскорбления, пристойною казни жестокостию не был мстителен.
Das Land gefiel ihr nicht. Sie hatte einen Eckel und Abscheu an den Sitten und Gebräuchen der Leute, und die schwedische Sprache war ihren Ohren höchstunangenehm.
Государство ей столько не нравилось, что она имела омерзение к народным нравам и обыкновениям, так что и самой шведской язык был ей весьма противен.
On trouve trois sortes de Loix dans tous les Païs ; à sçavoir, celles qui tiennent à la Politique, & qui établissent le Gouvernement ; celles qui tiennent aux Moeurs & qui punissent les Criminels; & enfin les Loix Civiles, qui réglent les Successions, les Tutelles, les Usures & les Contracts. Les Legislateurs, qui établissent des Loix dans des Monarchies, sont ordinairement eux-mêmes Souverains : si leurs Loix son[t] douces & équitables, elles se soutiennent d’elles-mêmes ; [p. 27] tous les Particuliers y trouvent leur avantage : si elles sont dures & tyranniques, elles seront bientôt abolies ; parce qu’il faut les maintenir par la violence, & que le Tyran est seul contre tout un Peuple, qui n’a de désir que de les supprimer.
Dans plusieurs Républiques, où des Particuliers ont été Legislateurs ; leurs Loix n’ont réüssi qu’autant qu’elles ont pû établir un juste équilibre entre le Pouvoir du Gouvernement & la Liberté des Citoiens.
В каждой земле находим мы троякое законов разделение; то есть те, которые надлежат до Политики, и на которых основано стоит правление, те, которые касаются до нравов, и наказывают преступников, наконец гражданские законы, которые учреждают наследства, опекунства, рост и договоры. Законодатели, поставляющие законы в монархиях, обыкновенно они же сами суть и самодержцы: ежели их законы кротки и справедливы, то они сами чрез себя сохраняются, все подданные находят в них свой прибыток, ежели они жестоки и безчеловечны, то скоро потреблены будут, понеже их должно сохранять чрез насилие, и для того, что тиран один не может стоять против всего народа, который ничего больше не желает, как их изтребления.
Во многих республиках, где граждане были законодателями, законы их по стольку могли успеть, по скольку могли они уставить надлежащее равновесие между властию правления и вольностию граждан.
Tout commence à changer de face. Les hommes errans jusqu'ici dans les Bois, ayant pris une assiéte plus fixe, se rapprochent lentement, se réunissent en diverses troupes, & forment enfin dans chaque contrée une Nation particuliére, unie de mœurs & de caractères, non par des Réglemens & des Loix, mais par le même genre de vie & d'alimens, & par l'influence commune du Climat.
Все начинает переменять свой вид, люди бродящие до того в лесах, приняв пребывание более утвержденное сближаются мешкотно, соединяются в различныя толпы и составляют наконец во всякой стране особливый народ, соединенный нравами и свойствами, не по учреждениям и законам, но по единакому образу жизни, одинакой пищи, и по общему действию климата.
Zur Zeit der rußischen Eroberung Ingermannlands im Anfange dieses Jahrhunderts bestanden die Einwohner des platten Landes aus einem finnischen Volk, welches in Sprache und Sitten etwas von den Karelischen Finnen abweicht und von dem Ischora, einem Flusse der linken Newaseite, Ischorki auch Ischorzi genennet ward. Ingermannland behielt, als die erste Eroberung Peters des Großen, nicht die schwedischen Privilegien Karelens, sondern ist vom Anfange nach rußischen Gesetzen eingerichtet und regieret worden. Die Ischorzi wurden nach der Landesweise zum Theil an rußische Herrschaften verschenckt und diese hatten die Verbindlichkeit, nicht hinlänglich bebauete Gebiete durch rußische Kolonisten gehörig zu besetzen, wodurch oft rußische und finnische Dörfer neben einander zu stehen kamen.
Как Россияны, в начале нынешняго столетия, покорили оружию своему Ингрию, то в селах и деревнях тамошних обитал: от Финнскаго же племени произшедший, Народ, который как языком, так и нравами отменен был несколько от Карельских Финнов, и по находящейся, в левой стороне Невы, реке Ижере, проименован Ижерцами. Ингрия, как самое первое победоноснаго оружия ПЕТРА ВЕЛИКАГО приобретение, сделанное в 1702 году, и трактатом, в Нейштате заключенным в 1721 году, утвержденное за Россиею, не оставлена при Шведских, в Карелии употреблявшихся, правах: но с начала уже, по Российским законам, учреждена и управлялась. Не малое число Ижерцов раздарено, по земскому обыкновению, Российским Господам, которые обязались при том, не довольно людныя, места заселить порядочно Российскими переведенцами; после чего и возпоследовало, что Российския деревни стали строить в смежности с Финнскими.
Hier entstehen Gesetze, Ordnung und gute Sitten; und die Staaten blühen und befestigen sich durch Fleiß und Tapferkeit. Dort erliegen Gesetze und Ordnung unter dem Uebergewichte der Laster; die Herrschsucht entspinnet Zerrüttungen und blutige Kriege; der Ueberfluß zeugt Schwelgerey, Weichlichkeit und Müßiggang; und die Wohlfahrt der Nation stürzt ein. Dort steigen Künste und Wissenschaften, und die Einsichten und Sitten des Volks verschönern sich. Hier lebt eine Nation, fern von den schönen Künsten und Wissenschaften; ihre Sitten sind rauh und wild, und ihre Weisheit ist Tapferkeit und Geiz nach Siegen.
Здесь происходят законы, порядок и добрые нравы; и государство процветает и укрепляется чрез прилежание и храбрость. Там уничтожаются законы [с. 11] и порядок под перевесом пороков; властолюбие производит смятения и кровавыя брани; излишество раждает роскошь, нежность и праздность; и благосостояние народов опровергается. Там восходят художества и науки, и проницания и нравы народа украшаются. Здесь живет народ отдаленной от свободных наук и знаний; их нравы суть грубы и дики, и их премудрость есть храбрость и жадность к победе.
Alle diese so verschiednen Schauspiele erhalten unsern Geist in derjenigen Geschäfftigkeit, die gleichsam sein Element ist. Er schließt, vergleicht, urtheilet, bewundert, haßt und liebt, gönnt das Glück den Guten, mißgönnt es den Bösen, erfreut sich, leidet mit der Unschuld, hilft das Laster bestrafen, erstaunt und zittert, ist überall in Erwartung, wird [S. 383] oft in derselben hintergangen, sieht die Sitten so vieler Nationen und ihre Gebräuche, ihr Genie und ihre Fehler, ihre Gesetze und Gottesdienste, ihre Helden und Belohnungen, ihre Weisen und ihre Anstalten, alles dieses sieht er; und überall, (welche hohe Aussicht!) erblickt er die Spuren einer weisen und allmächtigen Vorsehung, welche die Schicksale der Sterblichen im Verborgnen regieret, und sie durch diese Regierung aufmerksam auf ihren Willen machen will.
Все сии столь различныя зрелища содержат наш дух в таком упражнении, которое будто как его стихия. Он заключает, сравнивает, разсуждает, удивляется, ненавидит и любит, желает счастия добрым, не желает его злым, радуется, страждет с невинностию, помогает наказывать порок, изумляется и трепещет, везде есть в ожидании, часто в оном обманывается, видит нравы столь многих народов и их обряды, их природную остроту и их пороки, их законы и богослужения, их героев и их награды, их мудрых, и их приуготовления, все сие видит он; и везде, (какая высокая дально видность!) усматривает он следы Премудраго и Всемогущаго провидения, которое судьбою смертных в сокровенности правит, и чрез сие правление хочет сделать, чтоб они со тщанием разсуждали о его воле.
Peut-il exister une forme de gouvernement, où les peuples soient à la merci du prince, de manière qu’il n’y ait ni propriété fixe ni sureté personnelle ? Sans doute le despotisme trouve par tout quelque barrière, sinon dans les lois fondamentales, du moins dans les coutumes, les mœurs, dans l’intérêt général, dans son intérêt particulier. Sans doute aussi la passion des Grecs pour la liberté, & leur haine pour les Perses, les ont rendus exagérateurs sur le despotisme asiatique.
Может ли существовать образ правления, в котором бы народы были преданы совершенно воле Государя, так что не было бы у них, ни собственности, ни безопасности личной? Без сомнения, деспотство всюду обретает некое варварство, естьли не в основательных законах, покрайней мере в обыкновениях, во нравах, в общей и частной пользе. И в том нет сомнения, что страсть Греков к вольности, и их ненависть к Персам заставила их увеличить Асийское деспотство.
Qui ne verra pas présentement que pour éclairer l'esprit & perfectionner le cœur, l'étude des lettres est indispensable ; ce sont elles qui nous enseignent comment nous pouvons éviter le mal, & qui nous montrent la route qu'il faut tenir pour rechercher la vertu. Avec quelle injustice & sur quel fondement peu solide y a- t-il donc des hommes qui [p. 42] puissent soutenir qu'elles servent de corruption aux mœurs. L'abus de toutes les choses est pernicieux, & ce ne sont pas les lettres par elles mêmes qui entrainent a de faux pas, mais le mauvais usage qu'on en fait ; de même qu'une Medecine salutaire peut sauver un malade des bords du precipice, pendant que si nous l'employerions dans tout autre cas elle deviendroit nuisible. C'est au contraire avec la reconnoissance la plus vive que nous devons accueillir ces savans, ces lettrés, ces protecteurs des arts & des sciences, qui ont voué leur tems pour l'utilité du public, en ennoblissant & aggrandissant nos idées & en moulant notre caractere pour être susceptible d'accepter les impressions de ces sentimens que nous devons avoir, quand nous aspirons a la perfection.
Кто ныне не усмотрит, что для просвещения разума и образования сердца необходимы науки; они нас научают избегать [с. 79] зла, и показывают нам путь к достижению добродетели. Сколь же несправедливы и неосновательны те, кои приписывают наукам повреждение нравов.
Всякой вещи злоупотребление пагубно; не науки суть причиною ложных наших действий, но худое оных употребление; равно как лекарство может избавить человека от опасности, оное же самое быть может и вредно, когда его употребляют не к [с. 80] стате. И так должны мы быть более благодарны к ученым и покровителям наук и художеств; ибо они уделяли время для пользы общества, соделывали благородными и великими наши понятия и умягчали наши нравы, дабы соделать их способными ко впечатлению тех чувствований, кои нужны для достижения совершенства.
Ce Prince, grand homme d'Etat, grand Capitaine & bon Citoyen, avoit des connoissances bien rares dans les personnes de son rang. […]
La Dynastie des Tcheou ayant commencé par des Princes si habiles, elle inspira le goût des Sciences & le favorisa en relevant & en multipliant les Ecoles dans toutes les Provinces de l'Empire. […] Les talens eclairés & echauffés par les rayons du Trône, prirent leur effor[t] fort haut, & conduisirent les Sciences & les beaux Arts dans les spheres les plus elevées de l'invention & du goût; mais dans la suite, les regnes des mauvais Princes, la diversité des opinions, l’apathie du luxe & l'amour de la nouveauté arrêterent en chemin les esprits médiocres. Le faux eclat des systêmes, le goût du merveilleux, de la frivolité & du rafinement, egarerent peu-à-peu la foule rampante des imitateurs; […] Les grands principes devinrent problématiques, la Morale perdit son autorité, les moeurs se corrompirent; & quand Confucius naquit, la vérité à demi eclipsée ne répandoit plus que des foibles lueurs.
Тшеу-Конг, великий вождь правительства, преславный военачальник и добрый гражданин, имел сведения, редкия в особах сана своего. […] Династия Тшеуская началась Государями учеными, возник к наукам вкус, вспомоществовал размножению училищ по областям государства. […] Дарования, освещаемыя и созреваемыя лучами от престола, стали руководителями их и свободных художеств; поднялись последния до самой возможной высоты изобретений и приманчивости. Но последовавшия царствования худых Государей, разность мнений, роскошь, равнодушие ко всякому учению, любовь к новизнам, остановили труды посредственных умов. Ложный блеск систем, вкус к чудесному, легкомыслие и ухищрение, мало по малу развратили ползающую толпу подражателей. […] коренныя правила учинились задачами, нравственная наука лишилась цены своей, испортилися нравы; [c. 62] святая истинна, до половины затмившаяся, слабое испускала сияние ... Родился Конфуций.
[…] savoir que si les loix sont bien gardées & les moeurs innocentes, les San-miao & les Man-y, ne tarderont pas à se réformer. […] Les Miao causent du trouble: Yeou leur Chef est un insensé qui n’ecoute pas la voix de la Religion, méprise les autres insolemment, se croit seul eclairé, tourne le dos à la vérité, & renonce à la vertu. Il a beau dire que le Sage est dans le désert & l'Insensé sur le Trône, la Nation le rejette & lui refuse sa protection. Le Tien va l'accabler de malheurs: obéissons, vous & moi, aux ordres du Prince, & punissons leurs crimes.
[…] "Когда не ослабнут законы и нравы не развратятся, скоро укрощены будутъ Сан-Mиo и Ман-Ии." […] Миаосцы производят возмущение. Еу, их глава, человек безразсудной, не внемлет гласу закона Божияго, в буйстве своем всех презирает; ставит одного себя умным, обращается спиною к истинне, бежит от добродетели. Суетно он твердит, что дикия места вмещают в себе мудраго мужа, а безумец на престоле. Весь народ наш от него отступается и лишает его покровительства своего. Всевышний Тиэн готов уже его поразить. Послушаемся вы и я изволения нами обладающаго, накажем злодейство.
D'ailleurs, si dans le peu qu'il dit, je trouve de quoi m'instruire de la Religion, des Mœurs, des Loix, des Coutumes, des Cérémonies, des regles de Gouvernement & de Police de la Nation encore dans son berceau [...]
Естьли в немногих словах сочинителя Китайской Истории обретаю я осведомление о богослужении, нравах, законах, обычаях, обрядах, правилах правительства и общенароднаго благочиния, еще младенчествующих […]
Toute societé politique est composée d’autres sociétés plus petites, de différentes especes dont chacune a ses intérêts & ses maximes ; mais ces sociétés que chacun apperçoit, parce qu’elles ont une forme extérieure & autorisée, ne sont pas les seules qui existent réellement dans l’état ; tous les particuliers qu’un intérêt commun réunit, en composent autant d’autres, permanentes ou passageres, dont la force n’est pas moins réelle pour être moins apparente, & dont les divers rapports bien observés font la véritable connoissance des mœurs.
Всякое политическое общество сложено из других менших обществ различнаго рода; и из коих каждое имеет свои выгоды [с. 20] и свои правила; но сии общества не суть единыя, кои существуют подлинно в государстве: все частные люди, общею выгодою соединяемые, составляют столько же других обществ твердых, или скоро разрываемых, коих различныя отношения составляют истинное познание нравов.
Quant à ce qui concerne la Religion, Pierre travailla à la réforme du Clergé. L’Archevêque de Novogorod, Prélat savant & sage, l’aida dans cette entreprise : de concert avec cet Archevêque, il établit un Synode composé de quatorze membres, soit Evêques ou Archimandrites. Il attribua à ce Tribunal Ecclésiastique le droit de régler toute la discipline, l’examen des mœurs, & la capacité de ceux qui sont nommés aux Evêchés par le Souverain : il régla avec ce Synode, qu’il seroit permis de se faire Moine à trente ans passés.
Что же касается до духовенства, то трудился много для исправления онаго. Архиепископ [c. 82] Новгородский Феофан, муж ученый и остроумный, в сем предприятии ему поспешествовал. Установил Синод, состоящий из многих членов, как Архиереев, так и других чинов. Назначил сему судилищу церковному право разсматривать всякое учение, испытывать нравы и познания тех, которые Государем наименованы в Архиереи, и запретил строго постригаться в монахи человеку моложе 30 лет, […].
([S. 183] Von den Gesetzen des Drako ließ er nur diejenigen stehen, welche wider den Todtschlag gerichtet waren.) [S. 182] Er überließ also zwar den Reichen die obrigkeitlichen und andern Aemter; allein die höchste Gewalt ertheilte er dem gesammten Volke, das heißt, allen freyen Bürgern. *Den Versammlungen desselben konnten die Armen ebenfalls beywohnen: und aus der Anzahl von diesen wurden auch Richter genommen.* Damit aber in den allgemeinen Versammlungen des Volkes, welche auf öffentlichem Markte gehalten wurden, nicht allerhand übereilte und unbesonnene Berathschlagungen über den Zustand des Vaterlandes angestellt werden möchten, wie bey einer solchen Menge von mehrern tausenden leicht geschehen konnte: setzte Solon einen Staatsrath von vierhundert Mitgliedern ein. *Dieser überlegte vorher, was mit Nutzen in der allgemeinen Versammlung vorgetragen werden könnte: und ohne seine Einwilligung durfte nichts vor dieselbe gebracht werden. Wenn sich dann die Athenienser versammelten, so sagten zuerst die ältesten Bürger ihre Meynung über die vorgelegten Angelegenheiten, und nach ihnen die jüngern, welche sich solchergestalt nach den weisen Rathschlägen ihrer ältern Mitbürger richten konnten. [S. 183] Keiner aber von denen, die eine unordentliche oder lasterhafte Lebensart geführt hatten, durfte bey dieser Gelegenheit seine Stimme erheben. Denn da er für sein eigenes Beste nicht zu sorgen wußte, wie hätte er zum Besten des Vaterlandes rathen können? Was nun die meisten Stimmen in dieser Versammlung beschlossen, das wurde zum Gesetze.* Ueberdieß gab es noch ein höchstes Gericht zu Athen, der Areopagus genannt, dem Solon noch mehr Ansehen ertheilte. *Dieses Gericht wurde des Nachts im Dunkeln abgehalten, damit die vor demselben erscheinenden Personen nicht gesehen werden könnten, und die Richter also weder aus Liebe, noch aus Feindschaft gegen jemanden urtheilen möchten.* Es verhinderte mit der äußersten Schärfe, daß nichts wieder das gemeine Wohl beschlossen oder vorgenommen werden durfte, daß niemand ungerechter Weise litt, aber auch kein Verbrechen ungestraft blieb; es führte die Aufsicht über die Religion und Erziehung der Jugend, und strafte eben sowohl den Müßiggänger, als den Verschwender.
Текст, отмеченный *...*, отсутствует в русском переводе.
Он оставил законы Драконовы, выключая положенные против смертоубийства, и своими хотя старался доставить верховную власть всему народу; однако чиновныя места предоставлял богатым. Дабы ограничить мятежливыя неистовства народа, он учредил Сенат, которой прежде долженствовал изследовать то, что имело быть предложено в народном собрании. А дабы также и силе богатых положить пределы, то весьма увеличил он силу и власть Ареопага. Сей верховный и достопочтенный суд переменял или уничтожал скороспешныя решения народа, так что ни кто не смел ему противиться, и имел смотрение за богослужением и нравами.