Symbolum VII
Ita Rex Henricus Quartus consueverat; immo beneficiorum collatorum in alios ne meminisse quidem solebat; contra, quae ipse accepisset, è memorià effluere nunquam finebat, in id unicè intentus, ut gratiam, quasi debitum esset, quam primum exsolveret. Ne sibi imaginetur Princeps, beneficium, quod largirur, mancipii velut notam esse in eo, qui illud accipit. Non ego eam munisicentiam dixerim, sed tyrannidem potius, & quendam quasi mercatum, quo voluntates, haud fecus ac mancipia servilia in Guineæ littoribus, gratiarum pretio Princeps mercaretur. Qui dat beneficium, existimare non debet obligationem se imponere. Is qui accipit obstrictum se credit. Princeps Deum Potiùs imitetur, qui dat omnibws affluenter, donon improperat.
Символ 7
Тако ц[а]рь Генрик д҃ . [IV] творяше: н[и] убо бл[а]годеяний инным сотворенных ниже воспоминаше когда, противно же, яже сам приях, от памяти изийти не попусти, сему единому прилежа, дабы бл[а]годать, аки долженство, первее всего возвратил. Да не разумеет ц[а]рь бл[а]годеяния, еже дарует, работи быти знамение на том, иже приемлет. Не щедроту убо сие, гл[агол]ю, но паче томителство, и некую аки куплю, сю же с[е]рдца не инако, якоже рабов служащих, ценою бл[а]годати ц[а]рь купует. Иже дар дает, да не мнит, яко долженством облагает. Сий же, иже его приемлет, связанна себе быти да разумеет. Князь Б[о]гу да подражает, иже дает всем изобылно, не прирекающи.
Atque hoc ipsum est, quod communitérindicare volumus, cùm de homine verace dicimus, eum cor fuum in manibus gerere. Idem & sacerdotes Aegyptii per Sapphirum innuebant, quem locabant in pectore Principum ad eandem veritatem symbolicè repræsentandam: quemadmodum & Ministri justitiæ aliquam ejusdem effigiem gestare consueverant. Neque tamen ideò cuipiam videri debet, si Princeps tam simplex & apertus fuerit veritatis cultor, deceptionibus fortè & fraudibus per hoc ansam dari: nam contra potius nihil illa efficacius ad dolos istos cavendos & procul arcendum mendacium <…>
и тоежде само ест[ь], что обще гл[агол]юще изжити хощем, когда о ч[е]л[о]в[е]це истинном гл[агол]ем, яко с[е]рдце свое не инное что прозисоваша презвитери илы жреци Египетстии, чрез сапфир, его же повешаху на персех у своих чиноначалник, да тую жде предреченную добродетел[ь] уподобытелне изобразят, яко же и казнящии или спекулатаре некое тоежде изображение носити были обыкоша, да не сего убо ради вознепщует кто, аще князь тако искренний и явленный будет истини блюститель, яко прелестем негли и ухищрениям вина чрез сие подается, но противно паче да разумеет, яко ничтоже оноя. <…>
Ista ambitionis incommoda creare solet abusus nimius dominationis, quae sic ferè comparata est, ut omnia ad suam referat utilitatem. Quia in re [p. 316] oportet, ut Principes sese ipsi triumphent, & rationi obtemperent; licèt difficile illud fit: nam * innumerabiles sunt, qui populos, qui urbes habuêre im potestate, paucissimi, quise. Illa victoria à viribus est, & robore; haec à ratióne, & animo. Fortitudo non in eo consistit, quòd hostem prælio quis suderit, sed quòd cupiditates suas habeat domitas. Subditos modestos reddunt obedientia, & necessitas; Principes contrà potestas & jurisdictio suprema superbè efferunt. Plura regna superbia pessundedit, quàm gladius. Principes plures per seipsos perierunt, quàm per alios. Remiedium ei rei est sui ipsius cógnitio, ut Princeps in semetipsum cogitatione descendat, & cum animo suo reputet, licèt ipse sceptro ab aliis differat, multos tamen esse, qui eximiis animi dotibus longè eo, ejusque dignitate superiores sint.
[* Seneca. Ex.4.6.c.]
Помянутая же властолюбия бедства обычно происходят от излишнего высокоумия, ему же свойственно есть вся на свою токмо ползу обращати. Подобает убо да началници самых себе побеждают, и да послушивают разума, аще и не всячески удобно сие есть; якоже добре гл[агол]ет Сенека: безчисленныи [л.116об] рече суть, иже народы и грады имеях в своей власти, мало же иже самыми собою владети возмогоша. Обаче оная победа от силы и крепости есть, сия же от д[у]ха и разума. Мужество не в том содержится, да кто супостата победит, но да похоти своя укротит. Простых людей учит кротости повиновение и нужда. Князей же вопреки, началство и власть излишняя в гордыню возносит. Множайшия же Царствия гордыни, нежели меч погуби. И множайший Ц[а]рие от самых себе, нежели от иных попранны суть. На сей бо вред врачество есть: себе самаго познание; си есть, да всякий вл[а]дчествующий разсуждением внутрь себе самого вниидет, и с помыслом своим да беседует: яко аще и един он токмо разнствиит от прочих державою, обаче мнози суть, иже его м[у]др[ос]тию и разумом превосходят <…>.
Etenim si cum animis nostris considera verimus tot imperia collapse, tot status immutatos, tot Reges ac Pincipes dè vita pariter ac regno exturbatos, primam ferè originem fuisse deprehendemus, quod affectus obediéntiam abjecerint & rationi, cui lege naturæ fubjecti sunt, parerenoluerint. Nec ulla Reipublica capitalior pestis est, quàm appetitus indomiti aut fines isti párticulares, quos sibi quisque pro libitu statuit.
ибо аще в с[е]рдци своем разсудит, яко толикие ц[а]рства падоша, толико времен пременися, толь много ц[а]рей, князей от жития купно и ц[а]рства изринушася, первое начало быти уразумеем: яко страсти послушание отринуша, и разуму ему же естества законом подчиненны суть, повинутися не хотяху. И ни един монархии главнейший вред есть, яко вожделения не смиренни, или конци тие особние, их же всяк себе по желанию попоставляет.
Es schreibe Paulus Paruta in seinen Politischen Discursen gar nachdencklich; Nelle ragioni di stato, quantumque concorrano molte – delle medesime cose, si vestono d'altri respetti, co’ quali i Prencipi, tenuto, o solo, o principalmente contodicid, che, loro torna più utile, non chiamano ne fuoi consiglila giustitia, ò l’equità, ò non l’attribuiscono – quella parte, che se le deve; Obwohl in Staats-Rationen viele Sachen von gleichem Schlage concurriren, so werden selbige dannoch mit andern Respecten oder Absehen bekleidet, mit welchen Fürsten und Herren sehend allein [S. 255] oder fürnehmlich auf dasjenige, was ihnen am meisten nutzet nicht in ihre Consilia ruffen die Gerechtigkeit noch Billichkeit oder geben ihnen doch die Stelle nicht die ihnen gebühret. Wann demnach ein Herr wohlwissend, che la maggior parte de Consiglieri de Prencipi cercano di concorrer più nel gusto che ne giusto, daß der meiste Theil der Rähte mehr nach dem Munde zu sprechen, als was recht ist, zu rathen sich bemühen, <wie ein Italiäner schreibet>, nachdem er schon bey sich was er thun wolle beschlossen einen seiner Bedienten wegen einer Sache, so lasterhafft oder dem ganzen Lande nachtheilig wäre, um Rathfragte oder vielmehr wolte, daß er ihm darin bey pflichten möchte – damit ihm sein unziemliches Beginnen desto weniger verdacht werde, weilen es nicht ohn vorgepflogenen Rath geschehen, so wird ein Bedienter sich wohl fürzusehen haben, daß er seinem Herrn nichts rathe, das dem Lande, dem Herrn noch ihm selbsten schaden könne; <...>.
[Примечание: слов в угловых скобках в переводе нет].
<...> пишет Павел Парута в своем политическом разговоре примечания достоиное хотя в государственных притчинах многие дела таковы приключаютца однако ж оные иным видом прикрываютца которым князи и государи намеряют оное еже им наивяще полезно и не призывая в свои советы справедливость и пристоиность или не дают оным места надлежащаго и тако государь благо ведая, что советники более по его желанию и ежели по истинне присуждати тщатся и уже определил еже чинити служителеи своих о том деле злом и всеи земле не полезном о совете спрашивает или наипаче хощет дабы оные в том согласны были дабы его непристоиное начинание тол меншее поносително было, понеже не без совету учинил тогда служитель благо остерегатися дабы государю не присудить еже земле и государю и самому себе вредително может быти <...>.
Schließlich kan allhie unerinnert nicht lassen, daß sich ja kein Bedienter unterstehen müsse, seinen Herrn zu hintergehen wie klug er auch immer sey dann, L’ingannar i Prencipi non è i materia facile, dove si tratta di Stato, perch' hanno li spiriti sottili per se stessi, & hanno mill’occhi, che vigilano per loro, Fürsten und Herren vollends da von Staats-Sachen gehandelt wird zubetriegen, ist keine so leichte Sach, gestalt sie für sich selber scharffsinnig und über das tausend Augen haben, die für sie wachen: Wie der Majol. Bisaccioni delle Guerre di Germania an einem Orte schreibet.
Напоследи напоминаю, чтоб служитель не дерзал государя своего обманывати, коль разумен оныи ни есть, ибо князеи и государеи, а особливо в государственных делех обманывати нелехкое дело есть, ибо они сами остроразумныи суть и более [л. 70 об.] тысящи очеи имеют, иже за них бдят яко же о сем Безочиони О немецкой войне в некотором месте пространно напоминает.
Andere weilen sie wissen, daß theils Fürsten und Herren gar genau auf ihren Vortheil zu sehen pflegen, suchen sie ihnen anfangs umsonst zu dienen, und sich von dem Herrn auf eigene Kosten daseyn es die Mittel leiden, in Gesandschafften und anderen Verschickungen, ihre Geschicklichkeit dadurch an den Tag zu geben, und zugleich hinter des Herrn Staats-Geheimniß zu kommen (so ihnen zu ihrer bessern Beforderung höchst dienlich erachtet wird) gebrauchen zu lassen. Denn ob sie zwar anfangs, ausserdem erlangten Ehren Stande ihres sauren Schweisses und Arbeit nichts geniessen <...>.
<...> иные которые ведают, что некоторые князья и государи весма на свою ползу обыкли, ищут сначала туне оным служити и от государя того на собственных проторях ежели их пожитки таковаго состояния в посольства и иные посылки ездят, дабы свое искуство тем обявять, купно же и государских и государственных притом таиностеи достигнуть ищут, которые им к их повышению вяще потребны почитаются быти ибо хотя они сначала кроме полученнои чести от своего труднаго пота и труда ничего не получают <...>.
Die Preussen sind lange ein freies und unabhängiges Volck gewesen. Conrad Herzog von Masovien, welcher sich vor ihren Räuberien in Sicherheit setzen wollte, rufte den Deutsch-Orden zu Hülfe und trat den Rittern durch einen Patent Brief vom Jahr 1230. die Stadt und das Gebiete von Kulm ab <...>.
Ihre Regierung war anfänglich sehr gelinde <...>.
Пруссия через долгое время пользовалась вольностию своею, не будучи никому подвластною. Конрад, князь Мазовецкий, [с. 34] желая освободиться от нападений Прусаков на его землю, призвал на помощь Кавалеров Немецкого ордена, и уступил им в 1230 году в полное владение город Кульм <...>.
Владение их было сначала весьма кроткое <...>.
Il ne seroit pas plus raisonnable de croire que les Peuples se sont d'abord jettés entre les bras d'un Maître absolu, sans conditions & sans retour, & que le premier moyen de pourvoir à la sûreté commune qu'aient imaginé des hommes fiers & indomptés, a été de se précipiter dans l'esclavage. En effet, pourquoi se sont ils donné des supérieurs, si ce n'est pour les défendre contre l'oppression, & protéger leurs biens, leurs libertés, & leurs vies, qui sont, pour ainsi dire, les élemens constitutifs de leur être ? <…> [P. 146] Il est donc incontestable, & c'est la maxime fondamentale de tout le Droit Politique, que les Peuples se sont donné des Chefs pour défendre leur liberté & non pour les asservir. Si nous avons un Prince, disoit Pline à Trajan, c'est afin qu'il nous préserve d'avoir un Maître.
Несправедливее сего было бы разсуждать, якобы народы тотчас бросились в руки [с. 89] начальника во всем самовластнаго, без условия и безповоротно, и якобы первое средство промыслить себе безопасность общую, которое вообразили люди гордые и неукротительные, было то, чтоб стремительно предаться в невольничество. В самом деле, для чего поставили они над собою начальников, как не для защищения себя от утеснений, и для покровительства своего имения, вольности и жизни, которыя суть, так сказать, стихии составляющия их существо? <…> И так, оное неоспоримо, и правило основательное всех прав политических есть то: что народы поставили над собою начальников, для защищения вольности своей, а не для порабощения себя оным. Когда мы имеем Князя, говорил Плиний Траяну, то для того, дабы он нас предохранил, чтоб нам не иметь господина.
Post Eustrathii Principis mortem magnae rerum conversiones evenerunt. Nam cum inde a Dragossa Moldavae reipublicae principatus ad nepotes haereditate esset traditus, ubi post Stephani M. mortem Bogdanus, ut pater moriens, futurique providus praeceperat, se suaque aequis conditionibus in Turcarum fidem dedit, domus Dragossianae nobilitas barbaros absterruit, ne quid innovarent, exstincta deinde Dragossae stirpe, Baronum in legendo Principe potestas mansit, non tamen diuturna fuit.
По смерти Князя Евстратия великая произошла в делах перемена. Ибо, как после Драгоссы правление Молдавскаго Княжества досталось по наследству внукам его, и Богдан исполняя приказание умершаго и о будущем предвидевшаго родителя своего Стефана великаго, как себя так и все свое имение на выгодных условиях вверил Туркам: то знатность фамилии Драгоссовой удерживала сей грубой народ вводить какия либо новости. По пресечении же поколения Драгоссова, хотя властию в избрании Господаря и пользовались Бояре, но не надолгое время.
Ut in Moldaviam rediit, non modo Codri praefectura ei confitmata fuit, sed etiam adiecta Barladi Vornicia, quae inferioris Moldaviae praefectura est. Ea in dignitate apud Principem et Barones cum primis gratiosus fuit, publice privatimque singulari prudentiae laude. In Comitiis Tataricis tota reipublicae negotiorumque moles illius in cervicibus plerumque recumbere est visa.
По прибытии Кантемира в Молдавию, не токмо утверждена была за ним Кодрянская область, но и Барладское Ворничество, нижней Молдавии присудное, отдано емуж в правление. Проходя таковое достоинство любим он был и Князем и Боярами, а наипаче в публичных и приватных местах за благоразумие довольно похваляем. На съездах Татарских вся тягость общественных дел по большей части на нем лежала.
Tum vero Princeps, ut trepido in casu et non opinato, tumultum auctoritate sua componit: mercatores forum atque tabernas frequentare iubet: cives se tanquam in pace gerere ex Principis facultatibus repetituros, si quid perierit […].
В таковых страшных и нечаянных обстоятельствах Князь всенародное возмущение своею важностию укрощая, повелевает купцам итти в ряды, и сидеть в лавках, а гражданам так поступать, как бы в самое мирное время, обещая в случае какой либо их имению гибели, все из собственной своей возвратить им казны […].
En ces temps d’anarchie, le droit public d’Allemagne commence à se débrouiller. On voit le collége des électeurs, celui des princes, celui des villes, & le corps de la noblesse immédiate qui ne dépend d’aucun prince particulier.
Во время сего безначалия право народное в Немецкой земле стало приходить в порядок; ибо начались быть видимыми собрания курфирстов, [c. 278] князей, городов и сообщества неподчиненного благородства, или такого, которое не зависело ни от какого частного князя.
<…> si Louis XIV avoit été véritablement sage, il auroit usé de sa puissance en prince modéré, en pere de son peuple, & en arbitre équitable des nations étrangères. Mais l’ivresse de la fortune & de la grandeur va le porter encore à de violentes démarches, qui, le rendant odieux, seront tôt ou tard une source de calamités publiques. J’insiste sur les fautes de ce monarque si célébré, parce qu’elles fournissent d’importantes leçons de sagesse.
Plusieurs domaines, autrefois dépendans des Trois-évêchés & de l’Alsace, étoient depuis long-tems possédés par différens princes d’Allemagne. On veut les réunir à la couronne. On établit pour cela deux chambres, l’une à Metz, l’autre à Brisac. Ces tribunaux prononcent les réunions, & le roi se fait ainsi justice à soi-même. [P. 3] Le parlement de Besançon réunit Montbéliard, comme fief de la Franche-Comté.
<…> если был он совершенно благоразумен, то бы употребил власть свою, как надлежит воздержному государю, отцу своего народа и правосудному посреднику иностранных областей. Но будучи упоен счастьем и великостью, употребил он паки насильственные поступки, которые, приведя его в ненависть, учинятся рано или поздно источником народных несчастий. Я останавливаюсь на проступках толь славного государя; для того что подают они нам самые важные наставления в благоразумии.
Как многие области, зависящие от трех Алзасских епископов, находились уже издавна во владении различных Немецких князей: то и захотелось ему присовокупить их к своему государству. В следствие чего и учредил он два судилища: один в Меце, а другое в Бризахе, которые и объявили о присоединении оных, чем король и доставил себе мнимую справедливость сам собою. Парламент же Безансонский, почитая [c. 5] Монтбельярд за принадлежащий ко Франш-компту город, присовокупил и его также ко Франции.
La saison ne permettant plus d’agir au dehors, Henri convoqua un parlement pour dicter de nouvelles lois. Après avoir declaré le prince de Galles héritier de la couronne, on rétablit les princesses Marie & Elizabeth dans leur droit à la succession.
Созывает Парламент и предписывает оному новые законы. Князь Гальский объявлен государственным наследником дочерям Генриховым, Марии и [с. 180] Елисавете возвращено право к наследству.
Aucun Royaume n’a commencé par le despotisme. Le despotisme est le dernier période des accroissemens, ou plutôt de l'abus de l'autorité. Cette maxime de fait est encore plus vraie pour les premiers temps. […] Plus par conséquent on verra que l'autorité d'un ancien Prince a eté une autorité de préséance, de direction, de prépondérance, de bonté, de conciliation & de sagesse, comme celle du Chef d'une nombreuse famille, plus il est naturel d'en conclure qu'elle est peu eloignée de sa source. Or telle fut celle de Yao.
Никакое царство не началось управляемо быть самовластительски. Самовластительство есть [c. 228] последняя перемычка во временах крайней силы могущества Царей, или точнее назвать, злоупотребления их власти. Правило сие еще паче истинно в разсуждении времен первобытных. […] Поелику следует из того, что сан древних Князей разумелся только имеющим право председания, разпоряжения, старейшинства, благодетельства, примирения и благоразумия, право начальника многочисленной семьи; но столь же равномерно таковый сан близок от источника своего. Таков был Яo.
L'Empereur Yuen-ti le nomma sous-Précepteur des Princes ses fils; il lui donna ensuite la charge de l'un des Maîtres d'Hôtel de son Palais, & le fit premier Censeur de l'Empire. La troisieme année de Kien-tchao, c'est-à-dire l’an trente-six avant Jésus-Christ, le même Empereur l’admit au Ministere, & lui donna ensuite le titre de Prince de Lo-ngan.
Императором Юэн-Тием определен в учители сыновьям его; далее же, помещен между дворецких сего Государя, и пожалован первым ценителем общественных нравов. В третиe лето владычества Киэн-Тшаоа , сиречь за тритцать шесть лет до рождества Христова, учинен первым Государя сего деловцем и Князем Ло-Нганом.
La Princesse Sophie qui avoit un esprit aussi supérieur que dangereux, bien loin de se retirer dans un Couvent, comme c’étoit alors la coutume des filles des Czars, voulut profiter de la foiblesse de l’âge de Pierre, & conçut le dessein de se mettre à la tête de l’Empire. A-peine Fœdor fut-il expiré, que par ses intrigues elle excita dans le corps des Strelitz (1) une des plus terribles révoltes : car après qu’elle eut fait [p. 287] répandre le sang de quantité de Seigneurs, les Strelitz proclamerent Souverains les deux Princes Ivan & Pierre, & leur associerent Sophie en qualité de Corégente. Elle jouit aussi-tôt de tous les honneurs d’une Souveraine, sans être déclarée Czarine. Elle eut la premiere place au Conseil, signa toutes les expéditions, fit graver son image sur les monnoies ; en un mot elle s’arrogea la puissance suprême : cependant elle en partagea le fardeau avec le Prince Basile Galitzin, qu’elle fit Administrateur de l’Etat, & Garde des Sceaux, homme supérieur en tout genre à tout ce qui étoit alors dans cette Cour. Pendant qu’elle régnoit ainsi depuis plus de six ans, Pierre avoit atteint sa dix-septieme année, & se sentoit le courage de soutenir son droit ; il donnoit déja des signes de cette élévation de génie, qui le rendit le réformateur d’un peuple plongé jusques-là dans les ténebres de la barbarie, & qui fixa long-tems l’attention de toute l’Europe.
(1) Corps de milice à-peu-près semblable à celui des Janissaires en Turquie.
Царевна же [c. 5] София имела разум сколь тонкой, столь и опасной и весьма была далека от того, чтоб уединиться в монастырь, как в тогдашнее время был обычай у Царских дщерей. Она желала воспользоваться младостию лет Петровых и приняла намерение соделаться властительницею в государстве; по чему, как скоро Царь Феодор скончался, то она своими хитростями возбудила престрашный бунт в войске стрельцов, которое по приказанию ея пролив кровь многих знатных вельмож, всенародно объявили Государями обоих Царевичев Иоанна и Петра, присоединив к ним и Софию в качестве соправительницы. В следствие чего [с. 6] тотчас стала она употреблять все знаки сана самовластныя Государыни, небыв наименована Царицею, и занимала перьвое место в совете, подписывала все определения, приказывала на монетах изображать свою особу, словом: присвояла себе совершенно верховную власть; но бремя сие разделяла с Князем Васильем Голицыным, возложив на него чин опекуна правительства, хранителя Государственной печати, и главноначальника над всеми при дворе тогда находившимися.
Во время, как она таким образом державствовала более 6 лет, Петр достиг до 17 года своего возраста и почувствовал уже себя в силах [с. 7] воспользоваться своим правом. Великия его природныя дарования открывшияся свету, через которыя соделался он после просветителем народа своего погруженнаго во тьме невежества, удивляли всю Европу, устремлявшую на него особливое внимание, […]
Res Polonica ab uno quidem administratur, qui & nomine & apparatu regios est insignis: caeterum si circumscriptur nimis imperium spectes, revera non multo majorem quam Princeps aliquis aut Praeses liberae Reip[ublicae] potestatem habere videtur.
Общество Польское един управляет, иже именем Королевским украшен: протчее аще владение разсмотривши прилежняе узриши, что вещию самою Король не много большую власть имать, аки бы и Князь некии или началник гражданства свободнаго.