maître

Il ne seroit pas plus raisonnable de croire que les Peuples se sont d'abord jettés entre les bras d'un Maître absolu, sans conditions & sans retour, & que le premier moyen de pourvoir à la sûreté commune qu'aient imaginé des hommes fiers & indomptés, a été de se précipiter dans l'esclavage. En effet, pourquoi se sont ils donné des supérieurs, si ce n'est pour les défendre contre l'oppression, & protéger leurs biens, leurs libertés, & leurs vies, qui sont, pour ainsi dire, les élemens constitutifs de leur être ? <…> [P. 146] Il est donc incontestable, & c'est la maxime fondamentale de tout le Droit Politique, que les Peuples se sont donné des Chefs pour défendre leur liberté & non pour les asservir. Si nous avons un Prince, disoit Pline à Trajan, c'est afin qu'il nous préserve d'avoir un Maître.

Несправедливее сего было бы разсуждать, якобы народы тотчас бросились в руки [с. 89] начальника во всем самовластнаго, без условия и безповоротно, и якобы первое средство промыслить себе безопасность общую, которое вообразили люди гордые и неукротительные, было то, чтоб стремительно предаться в невольничество. В самом деле, для чего поставили они над собою начальников, как не для защищения себя от утеснений, и для покровительства своего имения, вольности и жизни, которыя суть, так сказать, стихии составляющия их существо? <…> И так, оное неоспоримо, и правило основательное всех прав политических есть то: что народы поставили над собою начальников, для защищения вольности своей, а не для порабощения себя оным. Когда мы имеем Князя, говорил Плиний Траяну, то для того, дабы он нас предохранил, чтоб нам не иметь господина.

Si nous suivons le progrès de l'inégalité dans ces différentes révolutions, nous trouverons [p. 165] que l'établissement de la Loi & du Droit de propriété fut son premier terme ; l'institution de la Magistrature le second ; que le troisième & dernier fut le changement du pouvoir légitime en pouvoir arbitraire ; en sorte que l'état de riche & de pauvre fut autorisé par la premiere Epoque, celui de puissant & de foible par la seconde, & par la troisième celui de Maître & d'Esclave, qui est le dernier dégré de l'inégalité, & le terme auquel aboutissent enfin tous les autres, jusqu'à ce que de nouvelles révolutions dissolvent tout à fait le Gouvernement, ou le raprochent de l’institution légitime.

Следуя за приращениями неравенства в сих разных переменах, найдем мы, что установление закона и права о собственности, был первый его предел. Учреждение начальства вторый, третий и последий [sic] предел, [с. 102] было пременение власти законной на власть самоизвольную; таким образом, что состояние богатаго и убогаго, было основано первою эпохою, состояние ж могущаго, и безсильнаго второю; а третиею состояния господина и раба, которая степень есть самая последняя в неравенстве, и такой предел, к которому наконец доходят все прочия состояния, доколе новыя перемены не разрушат совсем правления, или не приближат оное к законному установлению.

R. Le seigneur, le maître & autres échelons de supériorité n’ont que des droits de retour sur leurs sujets ou inférieurs, pour les biens & les avantages qu’ils leur procurent.
D. Et le Souverain?
R. Le Souverain est le gardien, le conservateur & le protecteur de la propriété, bien loin de chercher à l’attaquer ni à l’enfreindre.
D. Chaque homme a donc sa personne en propriété, sans qu’aucun puisse y prétendre droit?
R. Sans doute.

О. Господин, хозяин или другаго звания начальник не имеет над подданными или подчиненными своими инаго права, кроме права взаимности или возврата за доставление им имения или выгод.
В. А Государь?
[С. 16] О. Государь есть страж, защитник и хранитель собственности каждаго, и следовательно он устранен от утеснения или нарушения оной.
В. По сему всяк сам над собою властелин и никто другой права собственности над личностию другаго присвоять неможет?
О. Без сумнения.

Le sort des esclaves méritoit la compassion d’un bon prince, & [p. 208] Servius l’adoucit en bon politique. Il sentoit, malgré la barbarie des moeurs, combine il étoit affreux que la servitude se transmît de pere en fils, sans que l’humanité pût jamais rentrer dans ses droits ; combine des esclaves réduits au désespoir devoient être nécessairement ennemis de leurs maîtres ; combine il seroit facile de les attacher à l'état, en leur saisant espérer d’en devenir membres. Touché de ces raisons, que le sénat eut peiné à goûter, il permit non-seulement de render la liberté aux esclaves, mais d’incorporer les affranchis au nombre des citoyens. Le nom d’affranchis, qu’ils conservoient, rappeloit des idées humiliantes : c’étoit néanmoins un grand bonheur d’échapper à la condition servile ; d’autant plus que les Romains ne mettoient guère de différence entre leurs esclaves & leurs bêtes. Les affranchis n’entrèrent que dans les quatre tribus de la ville, les moins considérable de toutes.

Жребий невольников заслуживал соболезнование разумнаго и добраго государя, и Сервий умягчил оной, как должно искусному политику. Он чувствовал, не взирая на варварские тогдашние обычаи, колико было ужасно, что рабство от отца переходило к сыну, и человечество [с. 226] не могло никогда войти в свои права; коликое число невольников приведенных к отчаянию, должествовали необходимо сделаться врагами своим господам; колико удобно было прилепить их к государству, обнадежив, что и они могут сделаться онаго членами. Тронутый сими причинами, которыя сенату не весьма приятны были, позволил отпускать не только на свободу невольников, но и включать уволенных в число сограждан. Имя отпущенников, оставшееся при них, приводило им на память унизительные понятия: однако почиталось за великое щастие избегнуть рабского состояния, паче тем, что Римляне не полагали никакого различия между невольниками своими и скотами. Уволенные вступали в первыя четыре гильдии города, самыя последния из всех.

CHAPITRE VII.

César devient maître de la république. – Sa mort.

Les honneurs prodigués à César, après son retour, prouvent assez qu’il n’y avoit plus qu’une ombre de république. On remercia solennellement les dieux de ses victoires ; on prolongea sa dictature pour dix ans, & ensuite pour toute sa vie ; on lui donna, sous le titre de réformateur des moeurs, toute l’autorité de la censure, que deux magistrats partageoient auparavant <...>.

ГЛАВА VIII.

Цезарь становится обладателем республики. – Смерть его.

Оказанные Цезарю по возвращении его почести довольно доказывают, что не было уже республики. Принесли торжественно благодарение богам за его победы; продолжили его диктаторство на десять лет, а наконец и на всю жизнь его; дали ему, под титлом исправителя нравов, всю власть цензорства, которую сперва разделили между собою два правителя <…>.

Par ce traité, la Porte cède la Transilvanie à l’empereur. C’étoit une principauté reconnue indépendante, quoique sous la protection du Turc. On ne pouvoit donc, suivant M. l’abbé de Mably, ni la céder ni l’acquérir de la sorte. “Mais depuis, comme il l’observe, la cour de Vienne a acquis les droits les plus légitimes sur la Transilvanie ; cette province aime le gouvernement sous lequel elle vit, & a donné à ses maîtres des preuves non équivoques de ses sentimens”. (Droit public de l’Europe).

По сему миру порта уступила императору Трансильванию, или то княжество, которые признано независящим, хотя и находилось оно под покровительством Турецким: следственно, по мнению г. игумена Мабли, и нельзя было его таким образом ни уступить, ни достать себе во владение. «Но после, по его же примечанию, Венский двор приобрел над сею областью гораздо законнейшее право; ибо сия провинция возлюбила то правление, под коим она состояла, и подала своим государям несомнительные опыты своего усердия» (Право народное Европы).

Plus un homme est grand & en état de faire du bien ou du mal, plus une severité exacte a l'égard des crimes qui troublent le repos public sera nécessaire ; un mauvais sujet ne mérite pas d'être conservé pour le malheur d'autrui ; il vaut mieux qu'il perisse pour faire rentrer le repos dans la societé. Nous verrons d'abord par les circonstances ce qui différentie les punitions, & si elles sont justes ou s'il y a d'autres raisons qui s'en melent.

Un Montmorenci, un de Thou furent les [p. 20] victimes innocentes d'un ministre jaloux, intriguant & ennemi des gens de bien. Ravaillac, d'Amiens, furent punis avec raison. Dans le premier cas l'action étoit cruelle, indigne de la façon de penser d'un grand homme ; la derniere étoit juste & fut exécutée selon les loix fondamentales de tous les païs policés, & de ceux qui savent ce que le sujet doit a son maître.

Чем кто более велик и более имеет силы оказывать добро, тем больше потребна строгость к наказанию нарушителей спокойствия общества; худый подданный нестоит быть сбережен для соделания нещастия другим; таковый должен погибнуть, дабы чрез то [c. 36] возстановить спокойствие в обществе. Мы легко усматриваем из обстоятельств, какое находится различие в наказаниях, и справедливы ли оныя, или подвержены еще сомнению.

Монтморанси и де Ту были нещастнейшими и невинными жертвами Министра завистнаго, хитраго и злоумышленнаго против всех честных людей. Равальяк де Амиен, получили справедливое наказание. Первое было учинено с [с. 37] жестокостию и несправедливостию, посрамляющую великаго человека, последнее же наказание произведено было справедливо и сообразно с коренными законами всех просвещенных народов, знающих долг подданных в отношении к своему начальнику.

C'est une grande avance en matiere de recherches d'avoir des bornes tracées, au-delà desquelles ou sait sûrement qu'on perdroit ses pas. Quelqu'attachée que soit la Chine à tout ce qui lui vient des temps anciens, elle a eu le sort, à bien des egards, de tous les autres Empires. Les grandes révolutions, les changemens de Maîtres, la décadence des Lettres ont effacé peu-à-peu les vestiges de l'antiquité; les loix ont varié, le cérémonial a eté changé, la tradition altérée, l'ecriture défigurée, & c. Si je ne sais de quel siecle à-peu-près sont les Hiéroglyphes qu'on me présente, le moyen de promener mes recherches de Dynastie en Dynastie, & de suivre les détails de tout ce qui pourroit me donner des lumieres [...]

Велико уже во изысканиях иметь начертанные рубежи, из коих изшествие наверное можно поставлять тщетным. Китай при всем уваживании вземлющагося от древности не избегнул жребия иных краев света; громкия приключения, премены Государей, упадок наук, мало по малу загладили признаки ветхих времен, переиначилися законы, чиноположения и обряды; повреждены предания, письмена обезображены, и прочее. Не знаю ли хотя сколько нибудь, котораго столетия суть Иероглифы, мне показуемые? Как могу с розысками моими скитаться из одной династии в другую, третию и так далее, и держаться всех подробностей, удобных подать мне свет?

Cette invitation de la part du Souverain lui fit oublier sa premiere résolution. Il alla se jetter aux pieds de son Maître, & lui promit la même fidélité qu'il avoit eue pour les [p. 334] Yuen, quand ils gouvernoient l’Empire. Houng-ou, qui récompensoit volontiers les hommes d'un mérite supérieur, & à qui celui de Lieou-ché etoit connu, lui donna le titre de Tcheng-y-po, & l'envoya à King-ling exécuter une commission importante, dont il s'acquitta avec tout le zele & le succès qu'on pouvoit espérer. Il avoit composé le Yu-li-fou-tseng-ki & autres Livres sur l'Histoire & la Politique. J'oubliois de dire qu'il fut Ministre d'Etat.

Лестное таковое приглашение заставило позабыть предприятое намерение: предстал к Государю, упал к ногам его и клялся верностию, равною той, какую имел к Иуэнам. За сие почтен был титлом Тшенг-И-По, и послан исправить некоторое важное дело в Кинг-Линг. Сочинил Ю-Ли-Фy-Тceнг-Ки, и иныя книги историческия и политическия. Напоследок учинен государственным деловцем.

Cette tyrannie du parlement fut [p. 457] enfin détruite par une autre espece de tyrannie. Les communes pensoient à licencier une partie des troupes pour affoiblir les indépendans qui avoient su s’en rendre presque les maîtres. Ceux-ci, résolus d’exécuter leur plan de république, n’avoient garde de perdre leurs avantages.

Таковое мучительство Парламента испровержено по том было другим родом мучительства же. Нижняя камера восхотела распустить часть воинства, дабы ослабить сторону независимых, которые умели учиниться над ним властителями. Сии разсудили поступать соответственно республиканским своим видам, и не мыслили упустить из рук превозможения своего над oными.

Les Ambassadeurs, disoit-il, sont sacrez par le droit des Gens ; Or ils le violent les premiers quand ils trament quelque trahison contre l’Estat, ou contre le Prince auprés duquel leur Maistre les a envoyez ; Par consequent ce droit ne les doit point mettre à couvert de la recherche & de la punition.

«Особы Послов, говорил он, по народному праву суть священны, но они сами нарушают право сие, когда предпринимают какую либо измену против Государства, или Государя того, к которому они от их Государя посланы, [с. 200] следовательно не может оно их освобождать от разыскания и наказания. [...]»