Mais comme la modestie est inséparable du vrai savoir, […] & vous, Messieurs, non contens de lui communiquer vos lumieres, ces lumieres si brillantes & si utiles aux progrès des Sciences […]
Но смиренномудрие никогда не разлучно c истинною ученостию. […] Для вас, Государи мои! недовольно было сообщить ему ваше просвещение, столь великое и столь же полезное для успехов в науках […]
C'est une grande avance en matiere de recherches d'avoir des bornes tracées, au-delà desquelles ou sait sûrement qu'on perdroit ses pas. Quelqu'attachée que soit la Chine à tout ce qui lui vient des temps anciens, elle a eu le sort, à bien des egards, de tous les autres Empires. Les grandes révolutions, les changemens de Maîtres, la décadence des Lettres ont effacé peu-à-peu les vestiges de l'antiquité; les loix ont varié, le cérémonial a eté changé, la tradition altérée, l'ecriture défigurée, & c. Si je ne sais de quel siecle à-peu-près sont les Hiéroglyphes qu'on me présente, le moyen de promener mes recherches de Dynastie en Dynastie, & de suivre les détails de tout ce qui pourroit me donner des lumieres [...]
Велико уже во изысканиях иметь начертанные рубежи, из коих изшествие наверное можно поставлять тщетным. Китай при всем уваживании вземлющагося от древности не избегнул жребия иных краев света; громкия приключения, премены Государей, упадок наук, мало по малу загладили признаки ветхих времен, переиначилися законы, чиноположения и обряды; повреждены предания, письмена обезображены, и прочее. Не знаю ли хотя сколько нибудь, котораго столетия суть Иероглифы, мне показуемые? Как могу с розысками моими скитаться из одной династии в другую, третию и так далее, и держаться всех подробностей, удобных подать мне свет?
[…] sur sa tête est ecrit le caractere de vertu, sur ses ailes celui d'obéissance, sur son dos celui de justice, sous son ventre celui de fidélité, sur sa poitrine celui de charité! Il ne paroît que sous le regne des Empereurs qui font fleurir le bon ordre & les loix: il est parlé du fong - hoang dans le Chou-king & le Chi-king [...]
На голове его изображено слово в буквах добродетель, на крыльях послушание, на спине справедливость, на брюхе верность, на груди любовь к ближнему. Являлося сие животное только при Императорах, при которых государство было в порядке и действовали законы. О Фэнг-Гоанге пишется в Шу-Кинге и Ши-Кинге [...]
Nul Empire au monde où les Sciences soient plus estimées qu'en Chine, & où elles touchent de plus près au ressort du gouvernement. Cependant les Chinois ne font cas [sic!] des sciences, qu’autant qu'elles influent au bien de la chose publique. Tout ce qui lui est etranger ou inutile, ils le négligent sans le mépriser. Ils ne croient pas que la vie d'un citoyen soit assez à lui, pour l'etendre à tout ce que les révolutions des siecles, la distance des lieux, ou les ténebres de l'antiquité ont comme poussé loin de la sphere de leurs connoissances.
Нигде столь много не уважаются науки, как в Китае; нигде так тесно не связуются с правительством. Но Китайцы со всем тем уважають их; поелику поспешествуют благу общему. Все постороннее, все не нужное для онаго, в небрежении; однако же не в презрении. Жизнь каждаго Китайца не разумеют даже до того ему принадлежащею, чтоб употреблять отрывки ея на изследование, что имели в себе приметнаго минувшия столетия, какия точно суть разстояния между чужестранных мест, что можно разобрать во мраках древности? Все такое приемлют выше пределов ума.
C'est ici la quatrieme année depuis que mes troupes ont commencé la guerre au-delà des frontieres occidentales de mon Empire. Par combien d'actions mémorables, tant les Généraux que les Officiers, & les Soldats eux-mêmes ne se sont-ils pas distingués! Il est naturel qu'après avoir eté si long-tems absens de leur Patrie, ils souhaitent de la revoir [...]
Четвертый идет год после того, как войска мои начали войну вне западных рубежей империи. Коликое множество подвигов, достойных незабвения, проявили полководцы, подчиненные им властители и ратники! Рядовые, находяся столь долго отлучными из отечества, естественно было им желать возвращения своего.
C'est avec une répugnance extrême que je me suis déterminé à armer mes guerriers; c'est lorsqu'il ne m'a pas eté possible de m'en dispenser, que je les ai fait marcher contre les rebelles; c'est pour châtier des brigands qui ne reconnoissoient plus aucun [p. 330] frein, que j'ai employé la force de tant de bras.
С крайним отвращением решился вооружить воинов моих, когда уже стало необходимо. Послал их на мятежников, наказать как воров, которые сбросили с себя всякое обуздание; привел в движение толикое множество рук.
En me désignant son successeur à l'Empire, mon auguste pere n'oublia pas de me donner ses instructions pour le bien gouverner: Ne prenez les armes, me dit-il, que lorsqu'il ne vous sera pas possible de faire autrement. Ceux qui sont répandus au-delà [p. 336] de nos frontieres, provoqueront de temps en temps votre juste courroux, ainsi qu'ils l'ont fait sous le regne de mon pere, & sous le mien. […]
Отец мой, избирая меня наследником престола, не забыл так наставлять меня царствовать: Не принимайся за оружие, разве по необходимости. Вне граничные жители будут время от времяни раздражать тебя, как то бывало при моем родителе и собственно при мне. […]
Je montai sur le Trône. Ne voulant rien omettre de tout ce qui pouvoit m'aider à le remplir avec gloire, je rappellai le souvenir des instructions qui m'avoient eté données. Régnons en paix, me dis-je à moi-même, que la tranquillité de mes sujets soit le doux fruit de mon Gouvernement: les Tartares nos voisins paroissent avoir oublié leurs anciennes querelles, & dépouillé leur fureur; entretenons la bonne intelligence qui regne parmi eux. Le Si-tsang parfaitement soumis à nos ordres, semble faire dépendre son bonheur de sa soumission, tâchons de lui persuader que nous sommes sans défiance; donnons-lui des preuves d'une entiere sécurité. […]
Возшел я на престол. Ни на одно мгновение не выходит у меня из мыслей, как бы мне [с. 87] царствовать со славою; никогда не забываю данных мне наставлений. Да царствую мирно, говорю я сам в себе, чтоб тишина и спокойствие подданных моих были плодом моего ими правительства. Taтары, соседи мои, являются непомнящими уже старинныя свои вражды, чужды прежняго своего бешенства; да сохраним взаимное согласие между ими. Си-Тсинг безмолвно повинуется воли моей, и сим только средством хощет благоденствовать. Постараемся же уверить его, что не подозреваем его ни в чем; подадим ему доказательство в совершенной того благонадежности.
Mes troupes eurent ordre d'abandonner incessamment un pays où je les croyois désormais inutiles. Je les rappellai dans leur patrie; mais en les rappellant, je fis savoir mes intentions aux Eleuths, & je les instruisis ainsi en peu de mots: Ne doutant point que vous ne soyiez fideles, je veux bien vous laisser libres de vous conduire selon vos loix, & à votre gré. Si vous persistez dans votre obéissance, je continuerai à vous accorder ma protection, & à vous combler de bienfaits; mais, si par l'effet d'une inconstance qui ne vous est que trop ordinaire, vous venez à vous écarter de votre devoir, comme vous l'avez fait tant de fois, soyez sûrs que les châtimens les plus rigoureux vous feront expier vos fautes.
[p. 339] La crainte, plus que tout autre motif, fit sur les Eleuths, l'impression que j'en attendois. Ils rentrerent en eux-mêmes, ils témoignerent du regret de leur conduite passée; ils protesterent de nouveau qu'ils seroient désormais des vassaux sincérement fideles.
Leur Roi, qui avoit pris le nom de Kaldan, m'envoya des Ambassadeurs pour me prier de l'agréer au nombre de mes sujets, & de vouloir bien le reconnoître pour tel, en acceptant les hommages & le tribut qu'il me faisoit offrir en cette qualité.
Войски оставили страну, где уже почитал я их ненужными вперед. Возвратились к своим. Не укоснил я осведомить Элеутов, да и в немногих таковых словах: . . . «Не сомневаясь, что вы мне верны, охотно даю вам свободу жительствовать по законам вашим, как сами вы хотите. Пребудете ли непреткновенны в повиновении вашем ко мне, продолжу мое покровительство, находить вас буду моими благодеяниями. Естьли же толикократно изведанное уже ваше непостоянство удалит в чем либо вас от должности, верьте мне, самым наистрожайшим наказанием заплатите мне оное.»
Устрашение паче всего инаго подействовало над Элеутами. Стали таковыми, как я ожидал, вошли в себя, свидетельствовали раскаяние о минувшем своем поведении, обязали себя новыми клятвами, что от того времени явятся наивернейшими подданными моими не только внешностию, но и в сердцах.
От Калдана, Царя их, предстали ко мне Послы с прошением, дабы благоугодно мне было приобщить его к числу моих подданных, принять засвидетельствования зависимости его от меня и дань.
Toutes ces Nations qui voient plus tard que nous le soleil cesser, chaque jour, d'eclairer le pays qu'elles habitent, tremblent aux seuls noms de Tchao-hoei & de Fou-té. Les unes m'envoient des Ambassadeurs, pour reconnoître mon autorité [p. 371] suprême & me rendre hommage; les autres, par la crainte de mes armes, se dispersent dans les pays lointains; les plus audacieuses s'attachent aux rebelles Eleuths, courent les mêmes périls, subissent un même sort, & sont domtées comme eux. Les plus distingués d'entre les coupables sont envoyés à Pe - king, pour y recevoir les châtimens dûs à leur crime; les autres sont rigoureusement punis dans les lieux respectifs par mes Généraux.
La Justice a dicté ses loix; j'ai tâché de la satisfaire: la clémence me sollicite; il est temps que je la produise avec tout son appareil de douceur. […] Je m'applique de tout [p. 372] mon pouvoir à chercher les moyens de les rendre heureux. N'en trouvant point de plus efficace que celui de les laisser vivre à leur maniere, je rétablis l'ancienne forme de leur Gouvernement. Avant la tyrannie de Kaldan-Tsêreng, qui, contre les droits les plus sacrés, osa réunir tous les Eleuths sous sa puissance, ces peuples etoient partagés en quatre grandes tribus, gouvernées chacune par un Prince particulier du nom de La-té.
Все такие народы видят позднее нас восходящее солнце и дневный свет. Трепещут от единых имен Тшао - Гоэиа и Фу-Теа. Некоторые шлют ко мне послов и просят подданство; прочих же ужас, оружием моим разлитый, загнал в самые отдаленнейшие краи. Есть и дерзновенные, предалися Элеутам; но ожидали уже их подобныя гибели, одинакие с ними жребии: стали равно побежденны. Знатнейшие между сими виновными уже привезены в Пекин вкусить заслуженную кару; другиe наказаны уже на местах со всею строгостию.
Приговоры их суть изречения самой справедливости: старался я удовлетворить оные; милосердиe ходатайствует предо мною. Время проявит то в полном сиянии кротости моей. […] Не упущу ничего [c. 130] к благоденствию их; особливо же позволяю жить, как они привыкли, и возстановлю древний образ правительства.
Прежде мучительства Калдан-Тшеренга, который противу наисвятейших прав дерзнул подклонить под власть свою всех Элеутов, народы сии бытствовали разделенно на небольшие участки, имея в каждом особаго владельца под названием Ла-Те.
Allez, dit d'abord mon Général à Hotchom en lui brisant ses fers, allez, soyez libre; retournez dans le lieu qui vous a vu naître & où vous teniez votre Cour; régnez-y sur vos sujets comme auparavant. Rassemblez vos Mahométans dans leurs anciennes demeures, & vivez tous en paix sous la puissante protection de notre grand Empire. Vous lui êtes dès-à-présent soumis, non comme des esclaves, tels que vous etiez chez les Tchoug-kar; mais comme des sujets fideles, peu différens de ses sujets naturels (52). J'informerai l’Empereur de ce que je viens de faire; attendez-vous à recevoir les plus grands bienfaits de sa part.
«Покидай мeста сии, сказал Готшому полководец мой, снимая с него оковы; ты свободен: можешь возвратиться на место твоего рождения. Царствуй там по прежнему, собирай твоих Магометан, да живут в прежних своих домах; живи и ты в покое под покровом великаго Императора Китая. Отныне ты ему только подвластен, не в звании раба, как был ты и люди твои у Тшонг-Kаров, но подданным верным, почти неотличаемым от природных его подданных. Донесено уже мною о тебе ему, ожидай от него величайших благодеяний.»
Soit préjugé ou raison, prévention ou justice, la Chine, après plus de vingt siecles, continue encore à les etudier & à les admirer. Les révolutions du goût, les changemens de Dynastie, les dominations etrangeres même, n'ont jamais entamé l’universalité des suffrages, ni l'elégance pittoresque du style concis dans lequel ils sont ecrits, ni la beauté de la doctrine bienfaisante qu'ils enseignent. Quoiqu'ils ne soient sortis des cendres du grand incendie des livres que tronqués, mutilés & peut-être altérés, les gens de lettres, les hommes d'état, les philosophes & les bons citoyens les regardent comme un des plus beaux monuments qui nous restent de l’éloquence & de la sagesse de l'Antiquité. C'est dans la belle morale qu'ils enseignent, dans les vertus qu'ils commandent & dans les sages regles de politique qu'ils tracent & qu'ils ont eu la gloire de persuader, que les Philosophes d'au-delà des mers auroient dû chercher la solution du grand problême de la durée de l'Empire Chinois, & non pas dans la différence des climats & dans la force des préjugés: causes également absurdes aux yeux de la foi, de l'expérience & de la raison.
Предразсудок ли, предубеждение ли, или справедливость; но Китайцы чрез двадесять уже столетий продолжают почерпать в них учение и удивляться им. Премены вкусов и династий, владычества иностранцев, не ослабляли никогда всеобщей им похвалы; равно всегда чтили живописную краткость и приятность слога, красоту благотворительных правил, ими преподаемых.
Хотя не возникли из пепла великаго онаго пожара, изтребившаго древния книги; станется же, что не избегли сокращения, обезображения, или и были перепорчены. Упражняющияся в науках государственныя особы, философы, словом, все ревностныя дети отечества, разумеют оба сии сочинения наилучшим остатком памятников витийства и премудрости древних. От преизящнаго нравоучения своего, от добродетелей, коим наставляют; от правил благоразумной политики, кои предписывают, вземлется удостоверительная их сила, к которой бы надлежало прибегнуть ученым Европейцам, старающимся решить великую оную задачу, [c. 168] то есть долготу времен существования Китайской империи; а не искать того в разности земных поясов и в предразсуждениях. Источники, равно ложные пред очами веры, испытания и здраваго разума.
O vous que le Ciel a placés sur nos têtes, Rois & Monarques qui gouvernez le monde, que pourront espérer les peuples de votre sagesse, si elle ne vous fait pas ouvrir les yeux sur vos augustes familles, pour les cultiver par vos soins. Un grand Prince donne le ton à tout son Royaume du fond de son palais.
Вы, коих Небеса поставили главами народов! Цари и Самодержцы, управляющие странами! чего ожидать могут оныя от премудрости вашей, естьли вы небрежете о собственных ваших семействах? Дух великаго Государя из внутренности его чертогов разливается по всему его царствию.
Finissons: toutes les sources de richesses coulent pour l'Etat, mais il en est où le Prince ne doit jamais puiser. La décence même le défend aux grands. […] La Justice est le plus riche & le plus inépuisable trésor de l'Etat. C'est cet inestimable trésor qu’un Prince doit augmenter sans cesse: il ne sera jamais vraiment riche que par lui. La splendeur de l'Etat est le fruit de la sagesse & de la vertu du Prince.
Окончаем. Всякие источники богатств текут для государства, владетель же не должен никогда почерпать из них. Благопристойность тоже возбраняет и вельможам. […] Правосудиe есть неизмеримый и неизчерпаемый источник богатств государства. Таковое-то неоцененное сокровище должен безпрерывно приращать Владетель. Оно богатеет самою вещию им одним. Величие государства есть плод мудрости и добродетели Государя.
La Vertu est le soleil du Gouvernement. Sans elle tout y est foible, tardif & défectueux, comme dans les terres hyperborées; au lieu que quand elle brille de toute sa lumiere, le corps politique de l'Etat prend sa force & son accroissement, comme les joncs du bord des eaux que la chaleur de l’eté anime & vivifie.
Le sort d'un Empire est entre les mains du Prince qui le gouverne. S'il est vertueux, il exigera des autres tout ce qu'il se demande à lui-même; c'est-à-dire une fidélité inviolable à tous les devoirs & un amour tendre pour les hommes; amour qui est tout à la fois la source & la perfection des vertus sociales & le grand accomplissement de tous les devoirs.
Доблесть есть солнце правительства: без нея все слабо, все поздает и недостаточeствует, как в странах далечайших к северу. Когда же доблесть освещает правительство всеми лучами своими, политический состав государства крепчает, силы его множатся непрестанно, подобно тростям при вскрай вод, согреваемым и оживляемым летнею теплотою.
Жребий области в руках владеющаго, добродетелен ли он, будет ли взыскивать от других, что взыскивает же от самаго себя, сиречь ненарушимой верности во исправлении должностей, любви нежной к человекам; любви, которая совокупно и источник и совершенство общежительных доблестей, полное исполнение всяких отношений.