общество

§86. 

Es fragt sich, ob es der Natur der Democratie gemäß ist, daß das Volk die vollziehende Gewalt in Justitzsachen, oder die richterliche Macht in wichtigen Fällen selbst ausübet. In Rom sowohl, als in einigen griechischen Republiken übte das Volk die richterliche Macht in verschiedenen Fällen aus. Allein, gleichwie es niemals gut ist, wenn sich die gesetzgebende und richterliche Macht in einerley Händen befinden (§.56.); und gleichwie ein weiser Monarch sich hierinnen selbst einschränken und weder selbst noch durch seine Ministers die Hände in den Lauf der Justiz einschlagen soll (§.71.); so thut auch das Volk in der Democratie niemals wohl, wenn es selbst in gewissen Fällen Recht spricht.

§86.

Вопрошается; согласно ли естеству народоначалия в действо производить самому народу исполнительную власть в расправных делах, и судительное могущество в важных случаях? Как в Риме, так и в некоторых Греческих обществах производил народ в разных случаях судительное могущество; однако, как не весьма полезно быть в одних руках (§.56.) законоподательной и судительной власти, так как и мудрой Государь в сем случае себя ограничивать (§.71.) должен; то равномерным образом и в народоначалии не пристойно народу самому в некоторых случаях делать приговоры.

§139.

Wenn der Regent die Kräfte des Staats mißbrauchet und schwächet; wenn er unüberlegte und fehlerhaftige Maaßregeln ergreift, die gerade das Gegentheil von demjenigen wirken, weshalb die oberste Gewalt in den bürgerlichen Gesellschaften statt findet; so sind es die Unterthanen, welche den Nachtheil davon empfinden. Dahingegen wenn die Unterthanen nachläßig, faul, ungeschickt, unwissend und der Ueppigkeit und Schwelgerey ergeben sind, so, daß sie ihre Kräfte und Vermögen beständig verringern und schwächen; so sind es der Regent und der Staat, die dadurch schwach und unmächtig werden. Nur waltet hierbey dieser Unterschied vor, daß der Regent vermöge seiner obersten Gewalt, tausend Mittel in Händen hat, das Genie, den Fleiß, die Geschicklichkeit und die Lebensart seiner Unterthanen zu bilden und aufzumuntern, so, daß diese Fehler der Unterthanen fast lediglich an der Regierung liegen; dahingegen die Unterthanen in denen allermeisten Staaten aller Mittel beraubet sind, die Mißbräuche und Fehler der Regierung zu verbessern.

§128. 

Когда правитель злоупотреблением ослабляет силы общества; когда он предпримет безразсудныя и погрешительныя меры, действующия совсем противно тому, чегодля верьховная власть в гражданском обществе учинена, то подданные суть ощущающие вред сей. Напротив того ежели подданные леностны, не радивы, не способны, не знающи, роскоши и сластолюбию толь многопреданы, что собственныя силы свои и имущество безпрестанно разсточают, то чрез сие приводится в безсилие правитель и государство, с такою притом разностию, что первой по силе верьховныя своея власти тысячу средств в руках имеет к образованию духа и жизни подданных своих, как равномерно и к возбуждению прилежания их и способности, так что исправление погрешностей подданных зависит всегда от правительства; как напротив того подданные всех почти государств всячески лишены способов, дабы исправить злоупотребления и не достатки начальствующих.

<…> d'autres ont parlé du Droit Naturel que chacun a de conserver ce qui lui appartient, sans expliquer ce qu'ils entendoient par appartenir ; d'autres donnant d'abord au plus fort l'autorité sur le plus foible, ont aussitôt fait naître le Gouvernement, sans songer au temps qui dut s'écouler avant que le sens des mots d'autorité, & de gouvernement pût exister parmi les Hommes : Enfin [p. 5] tous, parlant sans cesse de besoin, d'avidité, d'oppression, de desirs, & d'orgueil, ont transporté à l'état de Nature, des idées qu'ils avoient prises dans la société ; Ils parloient de l'Homme Sauvage, & ils peignoient l'homme Civil.

<…> другие говорили о праве естественном, которое всякой имеет к сохранению того, что ему принадлежит, не истолковав, что разумели они через слово принадлежать; иные дая вдруг сильным власть над слабыми, тотчас установляли правление, не мысля о времени долженствующем протечь прежде нежели, и смысл сих слов, власть или правление мог быть между людьми: наконец, все говоря непрестанно о нужде, жадности, притеснении, желании и высокомерии, приложили к состоянию природы понятия взятыя ими из состояния общества, и говоря о человеке диком, изображали они гражданина; <…>.

N'allons pas surtout conclure avec Hobbes que pour n'avoir aucune idée de la bonté, l'homme soit naturellement méchant, qu'il soit vicieux parce qu'il ne connoît pas la vertu, qu'il refuse toujours à ses semblables des services qu'il ne croit pas leur devoir, ni qu'en vertu du droit qu'il s'attribue avec raison aux choses dont il a besoin, il s'imagine follement être le seul propriétaire de tout l'Univers. Hobbes a très bien vû le défaut de toutes les définitions modernes du droit Naturel : mais les conséquences qu'il [p. 66] tire de la sienne, montrent qu'il la prend dans un sens, qui n'est pas moins faux. En raisonnant sur les principes qu'il établit, cet Auteur devoit dire que l'état de Nature étant celui où le soin de nôtre conservation est le moins préjudiciable à celle d'autrui, cet état étoit par conséquent le plus propre à la Paix, & le plus convenable au Genre-humain. Il dit précisément le contraire, pour avoir fait entrer mal à propos dans le soin de la conservation de l'homme Sauvage, le besoin de satisfaire une multitude de passions qui sont l'ouvrage de la Société, & qui ont rendu les Loix nécessaires.

Особливо не надлежит нам заключать с Гобесием бутто бы по неимению какого либо понятия о благости, человек зол естественно, будто он порочен, потому что не знает добродетели, будто отрекается от услуг своим собратиям щитая себя им ничем необязанным, и будто в силу того права, которое он себе не без причины присвояет на вещи ему нужныя, воображает он буйно себя единым обладателем вселенной. Гобесий весьма изрядно усмотрел недостаток всех нынешних определений права естественнаго: но следствия, которыя он выводит из своего тому определения, показывают, что он приемлет его не менее в ложном разуме. Разсуждая по основаниям от него полагаемым, сей сочинитель долженствовал бы сказать, что как естественное состояние есть такое, в котором попечение о сохранении себя отнюдь непредосудительно сохранению ближняго, то сие состояние было гораздо способнейшее в тишине, и самое приличное для человеческаго рода. Но он говорит точно сему противное для того, что он с попечением о самосохранении дикаго человека, не к стати соединил надобность удовольствования множества страстей, которыя произошли уже от общества, и через которыя законы зделались нужными.

Telle fut, ou dut être l'origine de la Société & des Loix, qui donnérent de nouvelles entraves au foible & de nouvelle<s> forces au riche, détruisirent sans retour la liberté naturelle, fixérent pour jamais la Loi de la propriété & de l'inégalité, d'une adroite usurpation firent un droit irrévocable, & pour le profit de quelques ambitieux assujétirent désormais tout le Genre-humain au travail, à la servitude & à la misére. <…> [P. 138] Les Sociétés se multipliant ou s'étendant rapidement couvrirent bientôt toute la surface de la terre, & il ne fut plus possible de trouver un seul coin dans l'univers où l'on pût s'affranchir du joug, & soustraire sa tête au glaîve souvent mal conduit que chaque homme vit perpetuellement suspendu sur la sienne. Le droit civil étant ainsi devenu la régle commune des Citoyens, la Loy de Nature n'eut plus lieu qu'entre les diverses Sociétés, où, sous le nom de Droit des gens, elle fut temperée par quelques conventions tacites pour rendre le commerce possible & suppléer à la commisération naturelle, qui, perdant de Société à Société presque toute la force qu'elle avoit d'homme à homme, ne réside plus que dans quelques grandes [p. 139] Ames Cosmopolites, qui franchissent les barriéres imaginaires qui séparent les Peuples, & qui, à l'exemple de l'être souverain qui les a créés, embrassent tout le Genre-humain dans leur bienveillance.
Les Corps Politiques restant ainsi entre eux dans l'Etat de Nature se ressentirent bientôt des inconveniens qui avoient forcé les particuliers d'en sortir, & cet Etat devint encore plus funeste entre ces grands Corps qu'il ne l'avoit été auparavant entre les individus dont ils étoient composés.

Такое было, или долженствовало быть, произхождение сообщества и законов, которые придали новые путы безсильным, и новые силы богатым истребило бесповоротно вольность естественную, утвердило на веки закон собственности и неравенства, и из искуснаго похищения, учинило право непременное; а к пользе некоторых честолюбивых подвергли на предки весь род человеческий труду, рабству и бедности. <…> Общества умножающияся или распространяемыя быстро, покрыли непродолжительно всю поверьхность земли, и не возможно уже стало найти и единый угол в свете, где бы льзя было свободиться от ига, и уклонить главу свою от меча, часто худо управляемаго, который каждый человек видел всегда вознесенным над своею головою. Когда [с. 85] право гражданское сим образом зделалось общим правилом всех сограждан; то закон естественный не имел уже места как только между разных обществ, где под именем права народнаго, был он умерен, некоторыми условиями невыражаемыми, дабы зделать взаимное сообщение возможным, и тем заменить естественное сожаление, теряющее от одного общества до другаго всю силу какую оно имело от одного человека до другаго, не пребывает уже более, как только в великих душах некоторых козмополитов, *то есть: граждан целаго света*, кои преодолевают вымышленную оную преграду, народы разделяющую, и которые по примеру Существа вседержительнаго их создавшаго, весь человеческий род объемлет своим благоволением.

Сообщества политическия таковым образом оставшися между собою в состоянии естественном, скоро раскаялись о тех неудобствах, которыя особенных людей принудили из онаго вытти; а сие состояние стало паче пагубно между сими великими сообществами, нежели был прежде во особливости между теми, из коих оные сообщества составлены.

[Примечание: выделенный фрагмент в оригинале отсутствует].

Mais il faut remarquer que la Société commencée & les relations déjà établies entre les hommes, éxigeoient en eux des qualités différentes de celles qu'ils tenoient de leur constitution primitive ; que la moralité commençant à s'introduire dans les Actions humaines, & chacun avant les Loix étant seul juge & vengeur des offenses qu'il avoit reçues, la bonté convenable au pur état de Nature n'étoit plus celle qui convenoit à la Société naissante ; qu'il faloit que les punitions devinssent plus sévéres à mesure que les occasions d'offenser devenoient plus fréquentes, & que c'étoit à la terreur des vengeances de tenir lieu du frein des Loix. 

Но должно примечать, что начавшееся общество], требовали качеств отличных от тех, которыя они имели в sic, и сношения между людьми установленное [первоначальном своем установлении; что когда нравственность начала входить в действия человеческия, и как прежде законов каждый был единым судиею и мстителем обид им претерпеваемых, то доброта, приличная сущему естественному состоянию, не приличествовала уже раждающемуся обществу; что надлежало наказаниям зделаться гораздо строжайшим, по мере как случаи к обиде стали учащательнее, и что страх наказаний должен был заступать место обуздания законов.

So hat der Obere kein Gesetz, als die Stillung seiner unmäßigen Begierden? [S. 82] Und ich soll ihm gehorchen? So hat der Niedere kein Gesetz, als die Gewalt, wo er kann, von sich abzuwenden, und das Leben des Obern seinem Eigennutze aufzuopfern? Und ich soll regieren? So ist keine Treue, kein Band der Liebe, das die Menschen verknüpft; und nur der Eigennutz ist ihr höchstes Gesetz? Und in diese Gesellschaft der Betrüger, der Undankbaren, der Meyneidigen, der Räuber, der Mörder, der Blutschänder, der Gottesleugner, wollet ihr uns versetzen, ihr Freygeister? O Feinde der Menschen und Gottes!

[…] так Вышний не имеет закона? Как удовольствие своих не умеренных желаний и я должен ему повиноваться? Так подчиненной не имеет закона, как только насилие от себя, когда он может, отвратить, и жизнь такого начальника своему корыстолюбию на жертву приносить? И мне управлять? следовательно нет верности, нет союза любви, которой людей соединяет; а только корыстолюбие, есть их высочайшей закон? И в такое общество обманщиков, не благодарных, клятвопреступников, похитителей, убийц, растлителей, богоотступников хотите вы нас преселить вы Натуралисты? О враги человеков и Бога!

Né pour la Patrie beaucoup plus que pour lui - même, depuis ce moment solemnel, où comme un esclave volontaire la République l’a chargé de chaînes honorables : il ne s'est plus considéré que comme une victime dévouée non-seulement à l'utilité, mais à l'injustice du Public.

Рожденный паче для отечества, нежели собственно для себя, в самыя те торжественныя минуты, в кои правление обременило его, подобно самопроизвольному невольнику, почтенными оковами, почитает он себя жертвою, посвященною не токмо пользе общества, но и неправосудию онаго.

Plus un homme est grand & en état de faire du bien ou du mal, plus une severité exacte a l'égard des crimes qui troublent le repos public sera nécessaire ; un mauvais sujet ne mérite pas d'être conservé pour le malheur d'autrui ; il vaut mieux qu'il perisse pour faire rentrer le repos dans la societé. Nous verrons d'abord par les circonstances ce qui différentie les punitions, & si elles sont justes ou s'il y a d'autres raisons qui s'en melent.

Un Montmorenci, un de Thou furent les [p. 20] victimes innocentes d'un ministre jaloux, intriguant & ennemi des gens de bien. Ravaillac, d'Amiens, furent punis avec raison. Dans le premier cas l'action étoit cruelle, indigne de la façon de penser d'un grand homme ; la derniere étoit juste & fut exécutée selon les loix fondamentales de tous les païs policés, & de ceux qui savent ce que le sujet doit a son maître.

Чем кто более велик и более имеет силы оказывать добро, тем больше потребна строгость к наказанию нарушителей спокойствия общества; худый подданный нестоит быть сбережен для соделания нещастия другим; таковый должен погибнуть, дабы чрез то [c. 36] возстановить спокойствие в обществе. Мы легко усматриваем из обстоятельств, какое находится различие в наказаниях, и справедливы ли оныя, или подвержены еще сомнению.

Монтморанси и де Ту были нещастнейшими и невинными жертвами Министра завистнаго, хитраго и злоумышленнаго против всех честных людей. Равальяк де Амиен, получили справедливое наказание. Первое было учинено с [с. 37] жестокостию и несправедливостию, посрамляющую великаго человека, последнее же наказание произведено было справедливо и сообразно с коренными законами всех просвещенных народов, знающих долг подданных в отношении к своему начальнику.

Au milieu des plaisirs mêmes nous découvrirons le grand homme. Le choix de ses plaisirs, le plus ou le moins d'application qu'il y porte pour en augmenter l'agrément & éviter tout ce qui peut servir de corruption aux mœurs & aux loix d'une societé civile, le distingueront de la foule.

Посреди самых веселостей открываем мы великаго человека. Выбор забав и большее или меньшее его старание о умножении их приятностей и о избежании всего того, что служить может к нарушению добрых нравов и законов общества отличают его от обыкновеннаго человека.

La véritable grandeur consistant dans la façon supérieure de penser & d'agir il peut y avoir des grands hommes depuis la houlette jusqu'au trône. Nous sérions donc fort injustes si nous voulions pretendre, que ce n'est qu'en arrivant aux premieres charges dans un état, qu'on dévient grand. L'Histoire nous a démontré que souvent pour ne pas dire la [p. 28] plupart du tems, des intrigues, des favoris ou des corruptions subalternes ont été les seuls moyens pour arriver aux premieres charges. Il seroit donc a conclure de la qu'un homme, qui possede les vrais principes de la grandeur n'auroit jamais recherché ces voyes contraires à la façon de penser d'un homme d'honneur, & qué par conséquent ceux qui s'en sont servis & qui ont réussi d'attrapper de ces charges ont démontré un coeur méprisable, qui dans d'autres occasions seroient capables d'employer les mêmes moyens bas & vils. Ils n'auront cependant qu'une grandeur venale & par conséquent fausse dont ils en retireront encore le desavantage, qu'on découvrira plus aisément leur défauts, parcequ'ils sont plus exposés à la vuë du public. L'on ne sauroit les mieux les définir qu'en disant, que ce sont des marionettes en fait d'esprit & de cœur avec le masque d'un grand homme.

Как истинное величество состоит в превосходном образе мыслей и поступок, то оратай может быть толь же велик, как и Государь. Не справедливо те думают, что невозможно зделаться великим, не будучи знатным человеком. Опыты нам показывают, что нередко достигают знатных достоинств подлостию или покровительством, и смело сказать можно, что человек при истинном величестве [с. 54] никогда не будет снискивать пути к щастию безчестными средствами посрамляющими честнаго человека, и что напротив того те, которые употребляли сии средства для достижения знатности довольно изъявили, сколь подлое имеють они сердце и что и все прочия их дела исполнены пороками и развратностию. Великость их будет ложная и она легко быть может подвержена многим неудобствам; ибо чем более они обратят на себя зрение [с. 55] общества, тем более оное откроет их пороки. Словом, таковых людей всего лучше можно уподобить в разсуждении их сердца и разума выпускным куклам имеющим на себе одну токмо человеческую маску.

Les premiers qui furent esclaves furent des coupables qui perdirent leur liberté par les travaux & la prison auxquels ils furent condamnés en punition de leurs crimes. Or, comme ils ne perdoient leur liberté qu'entre les mains de la Loi, ils n'etoient esclaves qu'en ce sens que [p. 411] leur travail etoit acquis ou au public ou aux hommes publics. […] Dès qu'on suppose un Empereur enfermé dans un immense palais par sa grandeur, privé, par l'etiquette, de tout commerce de société & d'amitié, ne voyant les Grands & ses Ministres qu'avec l'appareil du cérémonial & presque toujours du haut de son trône, il est inévitable que son ame se tourne vers ceux qui l'approchent de plus près, le voient avec plus de liberté, sont continuellement en sa présence, & qu'il donne d'autant plus aisément dans leurs pieges, qu'il s'appuie plus tendrement sur leur fidélité.

Первыми рабами учинилися преступники, наказанные лишением вольности, осужденные работать, или не выходить из тюрем. Но лишалися вольности, или точнее сказать, здавали вольность свою в руки законов; а чрез то превращаемы были в трудников для общества. […] [C. 111] Да представим себе Государя Китайскаго, заключеннаго в неизмеримом Дворце; лишеннаго, по чиноположениям, всякаго сообщества и дружества; видящаго пред собою токмо вельможей и деловцев, подступающих к нему нарядным делом, и почти всегда сидящему на престоле: не возможно, чтоб душа его не открывалася пред теми, кои к нему завсегда близки, и чтоб не попадал иногда в сети их, с милосердием полагаяся на их верность.

Les premiers qui furent esclaves furent des coupables qui perdirent leur liberté par les travaux & la prison auxquels ils furent condamnés en punition de leurs crimes. Or, comme ils ne perdoient leur liberté qu'entre les mains de la Loi, ils n'etoient esclaves qu'en ce sens que [p. 411] leur travail etoit acquis ou au public ou aux hommes publics. […] Dès qu'on suppose un Empereur enfermé dans un immense palais par sa grandeur, privé, par l'etiquette, de tout commerce de société & d'amitié, ne voyant les Grands & ses Ministres qu'avec l'appareil du cérémonial & presque toujours du haut de son trône, il est inévitable que son ame se tourne vers ceux qui l'approchent de plus près, le voient avec plus de liberté, sont continuellement en sa présence, & qu'il donne d'autant plus aisément dans leurs pieges, qu'il s'appuie plus tendrement sur leur fidélité.

Первыми рабами учинилися преступники, наказанные лишением вольности, осужденные работать, или не выходить из тюрем. Но лишалися вольности, или точнее сказать, здавали вольность свою в руки законов; а чрез то превращаемы были в трудников для общества. […] [C. 111] Да представим себе Государя Китайскаго, заключеннаго в неизмеримом Дворце; лишеннаго, по чиноположениям, всякаго сообщества и дружества; видящаго пред собою токмо вельможей и деловцев, подступающих к нему нарядным делом, и почти всегда сидящему на престоле: не возможно, чтоб душа его не открывалася пред теми, кои к нему завсегда близки, и чтоб не попадал иногда в сети их, с милосердием полагаяся на их верность.

181. Die Gerechtigkeit ist eine große Stütze der Gesellschaft, weil sie einem jeden sein Eigenthum sichert. Wird sie verletzt, [S. 181] so hört die Sicherheit auf; und alles geräth in Verwirrung, bis man sie wieder erlangt.

181. Правосудиe есть великая в обществе подпора, поелику оным сохраняется всякаго собственная польза. Ежели же оное повреждено, то тогда всяк близок к опасности, и все будет находиться в великом безпорядке до тех пор, пока оное паки возстановлено будет.

Diese Gesellschaft macht eine Art von Gemeinde verschiedener Interessen aus, die sich über jeden Einzelen verbreiten, und wovon das Ganze gewinnt.

Общество составляет некоторой род собрания различных интересов, проcтирающихся до каждаго во особливости, и тем сохраняет целое.

Die verschiedenen Stuffen von Ansehen machen auch da die verschiedenen Gesellschaften. Dieser würde vielleicht in der Stadt geschätzt seyn, der sichs zur Pflicht macht, am Hofe unter die niedrigsten zu gehören. [S. 360] Zweyhundert Schritte mehr oder weniger machen am Hofe die Stuffenfolge fast aller Stände des Lebens von dem ersten Staffel der Treppe bis hinauf ins Kabinet des Fürsten.

Различныя степени знатности составляют и общества различныя. Сей в городе был бы может быть уважаем; но он почитает за долг принадлежать при дворе к низким людям.

Двести шагов более или менее составляют там постепенное следствие всех состояний жизни от [с. 423] последней ступеньки лестницы до самаго кабинета Государя.

Sehr wahrscheinlich konnte die edle Miene in der Kindheit einer Nation nichts anders seyn, als das Aeußere, das Stärke und Muth versprach. Diese Eigenschaften gaben ihren glücklichen Besitzern die Oberherrschaft über andere Menschen. 

Allein in der Folge der Zeit bildeten sich Gesellschaften, die Kinder folgten ihren Vätern in Rang und Ansehen nach, und da sie nichts mehr zu thun wußten, als die Früchte von den Thaten ihrer Ahnen zu genießen, verfielen sie in unthätige Weichlichkeit. Der Körper wurde entnervt, und nach und nach verloren sich die Stämme würdiger Edeln, wovon wir nichts mehr haben, als die schaalen Namen.

Весьма вероятно, что благородный вид во младенчестве нации не иное что значил, как наружность, обещавшую крепость и мужество. Сии качества дали щастливым их владетелям господство над другими людьми.

Но в последствии времени образовались общества, дети последовали отцам своим в чинах и знатности, и когда сии ни чего более делать не умели, как только наслаждаться плодами дел предков своих, то впадали в бездейственную изнеженность. Тело ослабевало, и корни достойных благородных пропадали, коих мы ныне имеем только пустыя имена.