политика

Cependant c’est principalement aux personnes de naissance que des regles de conduite sont nécessaires. Leurs affaires sont importantes, leurs emplois considerables, leur interêts délicats & difficiles à ménager. D’ailleurs elles ont d’ordinaire plusieurs ennemis couverts ou déclarez, qui observent avec [p. 3] des yeux critiques tous ce qu’elles font, & qui en songent qu’à les perdre, afin de profiter de leur disgrace. Tout cela montre la necessité où elles sont, de n’agir que par les regles de la prudence & de la véritable politique <...>. 

Но прáвила к достохвальным поступкам больше всех нужны высокородным Лицам: их делà всегда важны, их чины везде знатны, а то, в чем их состоит польза, во всем есть нежно, и трудно к охранению. С другой стороны, обыкновенно бывают у них тайные или явные неприятели, которые смотрят хулящими глазами на все, что они ни делают, и токмо стараются их погубить, чтоб себе получить пользу из вреда приключившагося оным. Все сие показывает ясно, что им весьма нужно поступать по прáвилам основательнаго рассуждения и истинныя Поли́тики.

Loüis XI. Roi de France, fut d’avis, qu’elle dissimulât comme lui, qui n’avoit jamais enseigné d’autre Grammére, ni d’autre Politique à son fils. Don Jean II. Roi d’Aragon lui remontra, que jusqu’à céte heure le temporisement Espagnol avoit plus opéré, que l’emportement François. Le Grand Auguste, pour toute conslusion, recommanda FESTINA LENTE. Le Roi Catolique Don Ferdinand, comme Prince de la Politique, (où l’ATENTE est bien versée) parla plus au long. Il faut, dit-il, être maître de soi-même, & puis on le sera bientôt des autres.

Лудовик 11 Король Францусской сказывал, что он по семуж примеру ласканием поступал, и кроме того сына своего, никакой науке и политике не учил. Иоанн вторый Король Аррагонский ему сказал: По ныне медленность Гишпанская, более действовала, нежели поспешность Францусская, по слову Августа великаго Цесаря Римскаго: по малу спеши. Фердинанд Король Гишпанской, как весьма политичной Государь, и зело терпеливой Принц очень тихо говаривал: объявляя что прежде надобно собою обладать, а потóм уже над другими скоро власть получить. 

Avec les Princes (reprend le Docteur) on biaise toujours. C’est donc à eux d’y bien aviser, (répond Gracian) dautant qu’il y va de tout perdre, ou de tout gagner. La Vérité, ajoute le Docteur, est une Demoiselle, qui a autant de pudeur, que de beauté: & c’est pour cela, qu’elle va toujours voilée. Mais il faut, réplique Gracian, que les Princes la découvrent galamment. Ils doivent tenir beaucoup de la condition des Devins & des Linxs, pour pénétrer la vérité, & discerner la tromperie. Plus un chacun s’étudie à ne leur dire la vérité qu’entre ses dens, & plus il la leur donne mâchée, & facile à digérer, afin qu’elle leur fasse plus de profit. Maintenant le désabusement est politique, il va d’ordinaire entre deux lumiéres, ou pour se retirer aux ténébres de la flaterie, s’il rencontre un sot; ou pour passer à la lumiére de la vérité, s’il rencontre un homme-d’esprit. 

С Государями эквивочно поступают, ибо ежели им нагую правду показать: то или все выиграеш, или вовсе пропадеш. Правда есть девица зело прекрасная, но стыдливая, чего ради всегда закрыта ходит, но Государи оную зело учтиво открывают. Они подобно гадателям и пророкам, дивным образом оную угадывают; и лож с правдою различают. Что больше кто правду перед ними жует; толь яснее они разумеют, и себе толь более пользы получают. В нынешних временах, лицемерие политика; и на обе сто́роны лицо имеет. Ежели найдет безумнаго, то к нему персоною ласкания обращается; а когда ей умной попадется, то она ему прямое свое лицо кажет.

Ein Politicus muß, wie Simson, seine Stärcke in seinem Haupte, und nicht in seinen Armen haben. 

Treistigkeit, Ehr- und Geld-Geitz sind die Stuffen, worauff er in die Höhe steiget.

An allen Handelsplätzen hat er seine Factores, ob sie schon nicht scheinen öffentlich zu handeln: Er lässet andere seine Geschäffte verrichten, er hat seine Ausgaben, wie [S. 385] grosse Fürsten durch geringere Leute thun, und ihre Angelegenheiten ausrichten lassen, sonder daß sie es wissen.

Er machet sich bey allen Sachen unentbehrlich und nützlich.

Er ist ein gewissenhaffter Mensch, denn er befriediget allemahl das Gewissen mit der Staats-Raison.

Политику, так как Сампсону, силу свою в голове, а не в руках иметь надобно. Смельство, с ненасытным желанием чести и богатства, суть главныя степени, по которым политик на высоту всходит. У него во всяких местах агенты и факторы есть; хотя дела свои и не публично отправляют. Другие люди дела его делают, а он только росход держит; на подобие великих Принцов, которые руками простых людей все свои дела в действо производят; а подчиненных своих за то одно жалуют, дабы чрез них все ведать. Он себя во всех делах необходимо нужным и полезным делает. Политик себя потому за совестнаго человека признавает, что совесть свою всегда штатскими резонами успокоивает.

So wohl die Staats-Kunst und Religion beysammen stehen, so übel können sie von einander getrennet werden; indem die erstere zum Fromm seyn allzu arglistig, die andere aber zum Falsch seyn allzu einfältig ist; Derowegen werden einige wenige Scrupel von der Klugheit der Schlangen, mit der Auffrichtigkeit der Tauben vermischet, ein vortreffliches Ingrediens bey allen euern Handlungen seyn. 

Политика, по обыкновенной своей хитрости, кротка и добродетельна быть не хочет, а вера, по застарелой своей доброте и целости, льстить и лукавить не может. И так, последуя мудрых совету, при всех твоих делах в голубиную целость по нескольку капель змеиной [с. 336] мудрости клади, а из сего уже изрядная эссенция просвещеннаго разума выдет.

C’est en cette considération que les Politiques veulent, en un Etat bien réglé, plus de Maîtres és Arts-Mécaniques, que de Maîtres és Arts-Libéraux pour enseigner les Lettres.

В сем разсуждении Политики хотят, чтоб в порядочном государстве было больше учителей художеств рукодельных, нежели учителей наук свободных, для обучения книжной мудрости.

<...> Une Compagnie qui est soûmise, par un Vœu d’Obéissance Aveugle, à un Chef Perpetuel, ne peut suivant les Loix d’une bonne Politique, être beaucoup autorisée dans un Etat, auquel une Communauté Puissante doit être redoutable.

<…> общество, повинующееся обетом слепаго послушания одному безпремерному начальнику, не может по законам доброй Политики быть уполномочено в таком государстве, которому всякое сильное зборище опасно.

Les nouveaux Législateurs sur de meilleurs principes, ont augmenté par des representations l’or & l’argent, parce qu’il leur a encore paru insuffisant à la quantité de gages necessaires pour les besoins & la rapidité des échanges ; <…> & cette Politique plus sage, soutient depuis plusieurs siécles la liberté des Etats qui s’en sont servis, & y entretient la force & l’abondance.

Новые законодатели умножали золото и серебро ещё и изображениями; потому что они думали, что золото и серебро само собою было недовольно к великому числу платежей, даемых за надобности, и неспособно для скорости обменов. <…> И сия разумная политика через многие уже века сохраняет вольность тех государств, которые оною пользовались, также подкрепляет их силу и изобилие.

<…> tous les peuples voisins de la Grece étoient versés dans la Théologie, la Morale, la Politique <…>.

Все соседственные Греции народы были искусны в Богословии, нравственной науке, политике <…>.

Charondas de Catane s’occupa de la politique, & dictoit ses lois dans le même tems que Zaleucus faisoit exécuter les siennes. Les fruits de sa sagesse ne demeurerent pas renfermés dans sa patrie, plusieurs contrées de l’Italie & de la Sicile en profiterent.

Харонд Кашанский упражнялся в политике, и давал свои законы в то же самое время, в которое Залевк вводил свои. Плоды его премудрости не в одном его отечестве заключены были, но многия страны Италии и Сицилии оными пользовались.

D’un autre côté, les Grecs par une sage politique, avoient attaché tant d’honneur à cette couronne, qu’il n’est pas étonnant qu’un peuple qui n’avoit de passion que pour la gloire en général, crût ne pouvoir trop payer celle-ci, qui de toutes les especes de gloire étoit la plus flateuse. Car nous ne voyons point que ni Miltiade, ni Cimon, ni Themistocle, Epaminondas, ni Philopoemen, ces grands hommes qui ont fait des actions si mémorables, aient été plus distingués parmi leurs concitoyens, qu’un simple athlete qui avoit remporté le prix ou de la lutte, ou de la course du stade, ou de la course de l’hippodrome.

С другой стороны греки, следуя премудрой политике, присовокупили к сему венцу столько чести, что не удивительно, когда народ любящий вообще единую только славу, [с. 100] почитал себя не в силах возблагодарить за сию, которая всякой славы была прелеснее. Видим мы, что Мильтиад, Кимон, Фемистокл, Епаминонд и Филипимен, cии великие мужи толико славные дела учинившия, не больше отличены были своими между согражданами, как и простой боец, получивший награждение за борьбу, бегание или ристалище на конях.

Rome délivrée d’un tyran, reçoit avec joie son libérateur ; le sénat consacre des temples sous son nom ; l’Afrique établit même des prêtres pour le culte de sa famille. La politique lui fit apparemment supporter ces restes d’idolâtrie <…>.

Рим, освобожден от тирана, радостно приемлет своего избавителя; сенат посвящает храмы под его именем; Африка устанавливает жрецов для поклонения его семейству. По видимому политика побудила его терпеть сей остаток идолослужения.

C’est en les observant, que se forment la prudence & la politique. Rome sera toujours un grand spectacle, où l’on peut voir l’influence nécessaire des vices, des passions, des erreurs, d’un mauvais gouvernement, d’une grandeur excessive ; en un mot, de tout ce qui peut concourir au malheur des particuliers & à la ruine des empires.

Из наблюдения и примечания их получается проницательность и политика. Рим всегда останется великим зрелищем, в котором можно будет видеть необходимое влияние пороков, страстей, заблуждений, худого правления, чрезмерного величества; словом, всего того, что может способствовать к бедствию частных людей и империй.

Il acquitta sa parole, en traitant les Goths comme des Romains ; mais par une politique difficile à justifier, il s’assura de la personne du roi, & l’emmena à Constantinople. La jalousie de l’empereur, excitée par la méchanceté des courtisans, le rappeloit [p. 318] lui-même, sous prétexte de l’opposer à Chosroès, qui préparoit de nouvelles hostilités.

Он сдержал свое слово и обходился с Готами, как с Римлянами; но по политике, которую нелегко оправдать, задержал он у себя короля, и вывел его в Константинополь. Ревность императора, возбужденная злобою придворных, отзывала его самого под видом отправления его против Косроя, который приуготовлялся к новым неприятельским действиям.

Si la politique, comme on ne peut guère en douter, eut beaucoup de part à la conversion du monarque, jamais peut-être elle ne fit un plus grand bien au royaume. Quelle espérance pouvoit-il y avoir de finir [p. 12] autrement la guerre civile ; puisque des ligueurs effrénés saisirent ce moment pour redoubler leurs efforts ?

Если в обращении сего монарха к Римской вере способствовала политика, в чем нельзя почти и сомневаться, то может быть не учинила она никогда Французскому королевству толь великого добра; да и мог ли он иметь какую-нибудь надежду к окончанию междоусобной войны другим образом?

Ce Prince partit donc de Hollande, où il laissa la Czarine, & arriva en France. Il fut reçu à la Cour avec tous les honneurs qu’il méritoit. Au lieu de l’appartement du Louvre qui lui fut d’abord offert, il aima mieux, pour éviter le cérémonial, s’aller loger à l’Hôtel de Lesdiguieres, où il fut traité & défrayé. Le lendemain le Régent de France vint le saluer à cet Hôtel : ensuite il reçut les respects du Corps de la Ville, & deux jours après il alla au Château des Tuileries. Tout étoit prêt pour le recevoir avec les distinctions les plus marquées : il en trouva tous les dehors & toutes les cours occupés par la Maison du Roi sous [p. 318] les armes. Ce fut au milieu de ces divers corps de troupes, qui formoient un spectacle aussi magnifique que guerrier, qu’il arriva à l’entrée du Château. On amena le jeune Roi au-devant de lui. L’air noble de Louis, & les graces de l’enfance répandues sur sa personne, firent une douce impression sur le Czar. Il se sentit saisi d’une tendre admiration, & s’intéressant aussi-tôt pour cet aimable Prince, qui lui paroissoit être trop entouré & pressé par ses propres Courtisans ; il le prit, & le porta quelque tems dans ses bras.

La politesse Françoise se montra ingénieuse, pour faire sentir au Monarque Russe tout ce qu’elle avoit de noble & de charmant : on s’empressa de lui procurer tous les amusemens les plus conformes à son goût ; & dans ces lieux, où sont renfermés les chefs-d’œuvres des divers Arts qu’on exposoit à ses yeux, tout ce qui sembloit mériter son approbation, lui étoit offert de la part du Roi (1).

(1) Sa Majesté Louis XV regnant, vient de renouveller dans cette présente année les mêmes attentions dignes de la grandeur de son ame à l’égard du Roi de Danemarck, lorsque ce Prince est venu dans sa Cour. Il lui a procuré les amusemens convenables à son rang & à son âge, & il en a usé envers ce Prince, dans toutes les occasions, avec les manieres nobles & élevées qui accompagnent les actions d’un grand Roi.

Государь отправился во Францию один, а супругу свою оставил в Голландии, и по прибытии туда принят был при дворе со всеми знаками чести, приличными толь Великому Монарху. Вместо дворца в Лувре, который был ему назначен, желал он лучше, для избежания тягостных обрядов, жить в доме де Ледигиеров. На другой день его прибытия Регент Франции приезжал к нему с поздравлением, также и все знатнейшие в городе; а чрез два дни был он в Тюйллери, где для принятия его все было приготовлено, и где все площади и [с. 73] пустыя места заняты были гвардиею Королевскою, стоявшею в ружье; и он сквозь сие войско, составлявшее позорище сколь великолепное, столь и воинственное, прибыл ко дворцу, и младый Король вышел к нему на встречу. Благородный вид Лудовика и приятность младости изображавшияся на его лице, произвели в душе Российскаго Монарха сильное действие. Чувствуя себя приятным восторгом объята, и полюбя юнаго сего Государя, окруженнаго и стесненнаго своими придворными, взял его к себе на руки и носил несколько времени.

Политика французская употребила все свое искуство, для показания Российскому Монарху [с. 74] всего того, что имела особеннаго и внимания достойнаго: старалися представить ему все увеселения, сходнейшия с Его склонностями, и в тех местах, где хранились превосходнейшие памятники разных художеств, были ему открыты, и что особливо похвалы Его удостоивалось, то поднесено Ему было от имени Короля.

Si l’Etat présent de l’Europe, si la misère universelle des Peuples; si la désolation de plusieurs grands Etats ne touchent point ceux qui gouvernent la République universelle; en un mot, si les Princes restent persuadés que la guerre feule peut augmenter leur puissance, les obstacles pour l’établissement d’une suspension d’armes se présenteront d’abord en foule. Mais si la pitié, la justice, l’équité, la bonté, & la clémence s’en mêloient, ce projet seroit un des plus aisés qu’eût encore formé la Politique.

Ежели теперешнее состояние Европы, если всеобщее бедствие народов, если опустошение многих великих государств совсем не трогают тех, кои управляют всеобщею республикою, одним словом, если государи пребудут убеждены, что война только одна может усугубить их силу и могущество, то препятствия, в разсуждении учреждения об отложении оружия, сначала представятся в великом множестве, но ежели сожаление, правосудие, справедливость, милосердие и снизхождение к тому присообщатся [с. 185], то сей проект будет один из самих легчайших, каковой только политика могла бы когда либо образовать.

335. Fürsten müssen keine Leidenschaft, in ihrer Regierung äußern, und auch nicht weiter ahnden als so weit Staatskunst und Religion es erfordern.

335. Владетели не должны в правлении народом удовлетворять своим cтрacтям, а должны себя вести так, как требует политика и закон.

Il s’occupa alors tout entier à établir le bonheur de la République sur des loix sages et une police prudente, [p. 10] qui, d’elles-mêmes, pour ainsi dire, rendissent chaque Particulier tranquille et heureux.

<…> он более всего старался утвердить благополучие республики на законах мудрых и на благоразсудительной политике, которые сами собою, так сказать, без всякаго принуждения правительства, каждому общества члену в особенности доставляли [c. 7] желаемое щастие и спокойствие.

Le bon sens, la Religion, la politique ; tout nous engage à ménager le Peuple. <...> Le fondement d’un Etat, c’est le Peuple <...>.

Здравое чувство, вера, политика ― все нас обязывает хранить благосостояние народа. <…> Основанием общества есть народ.