§ 2
Tous les Ministres publics, sur-tout ceux du premier et second ordre, doivent être accompagnés par un Secretaire d’Ambassade, ou de Légation. [P. 319] C’est, après le Ministre même, le premier personnage de l’Ambassade, sur lequel roule la plus grande partie de l’ouvrage, qui est initié dans le secret, qui a le chiffre, et qui devient, pour ainsi dire, le conseiller du Négociateur. C’est un abus de remettre au Ministre qui part, le soin de se pourvoir lui-même d’un Secretaire d’Ambassade: le département des affaires étrangeres doit le lui donner de la part du Souverain, et faire choix, pour un employ d’aussi grande confiance, d’un Sujet habile, laborieux, et fidele à toute épreuve. Le Ministre, de son côte, doit l’envisager, non pas comme un domestique, mais comme un serviteur de leur Maître commun, le traiter avec politesse, ne point se donner des airs de hauteur avec lui. Mais se mettre toujours devant les yeux que, pour être son chef, il n’a pas l’autorité de lui commander comme à une personne qui lui appartient.
§ 2
При всяком народном министре а особливо первого и второго степени должно быть одному секретарю посольства. Он первый по министре, от котораго зависит почти все дело, он ведает тайны, имеет ключ к тайным письмам, и так сказати, советник при министре. Отъезжающему министру не следует самому для себя выбирать секретаря посольства. [Л. 3] Коллегии иностранных дел надлежит его определять к нему именем Государевым, выбрав к сей должности требующей толь великой доверенности человека из подданных, искуснаго, трудолюбиваго, и испытаннаго в верности. Министр со своей стороны должен содержать его не как домашняго своего но как слугу общаго их Государя, поступать с ним учтиво и не высокомерно, всегда памятуя, что ему, будучи его шефом, нет власти им повелевать как собственно ему принадлежащим человеком.
Par plusieurs raisons tirées de la nature de la chose, le pere doit commander dans la famille. Premierement, l’autorité ne doit pas être égale entre le pere & la mere ; mais il faut que le gouvernement soit un, & que dans les partages d’avis il y ait une voix prépondérante qui décide.
По многим доказательствам, выведенным из самой природы, отец должен повелевать [c. 6] в доме. Во-первых, власть не должна быть ровна у отца с матерью, а надобно чтобы правление было одного и в разнствующих мыслях, был бы голос перетягивающий к решению.
C’est beaucoup que d’avoir fait régner l’ordre & la paix dans toutes les parties de la république ; c’est beaucoup que l’état soit tranquille & la loi respectée mais si l’on ne fait rien de plus, il y aura dans tout cela plus d’apparence que de réalité, & le gouvernement se fera difficilement obéir s’il se borne à l’obéissance. S’il est bon de savoir employer les hommes tels qu’ils sont, il vaut beaucoup mieux encore les rendre tels qu’on a besoin qu’ils soient ; l’autorité la plus absolue est celle qui pénetre jusqu’à l’intérieur de l’homme, & ne s’exerce pas moins sur la volonté que sur les actions. Il est certain que les peuples sont à la longue ce que le gouvernement les fait être. Guerriers, citoyens, hommes, quand il le veut ; populace & canaille quand il lui plaît : & tout prince qui méprise ses sujets se deshonore lui-même en montrant qu’il n’a pas su les rendre estimables. Formez donc des hommes si vous voulez commander à des hommes ; si vous voulez qu’on obéisse aux lois, faites qu’on les aime, & que pour faire ce qu’on doit, il suffise de songer qu’on le doit faire. C’étoit là le grand art des gouvernemens anciens, dans ces tems reculés où les philosophes donnoient des lois aux peuples, & n’employoient leur autorité qu’à les rendre sages & heureux. De-là tant de lois somptuaires, tant de reglemens sur les mœurs, tant de maximes publiques admises ou rejettées avec le plus grand soin. Les tyrans mêmes n’oublioient pas cette importante partie de l’administration, & on les voyoit attentifs à corrompre les mœurs de leurs esclaves avec autant de soin qu’en avoient les magistrats à corriger celles de leurs concitoyens. Mais nos gouvernemens modernes qui croyent avoir tout fait quand ils ont tiré de l’argent, n’imaginent pas même qu’il soit nécessaire ou possible d’aller jusque-là.
Великое дело, восстановить порядок и тишину во всех частях правления; великое [c. 20] дело, чтоб общество было покойно и закон почитаем; но ежели ничево больше не сделано, во всем еще этом будет более видимого, нежели вещественного: и всегда будут худо слушаться правления, ежели оно то только наблюдать станет, чтоб его слушались. Ежели уметь людей употребить таковыми, каковы они суть, хорошо, еще больше того стоет уметь сделать каковыми нужно, чтоб они были; власть наивсемощнейшая та, которая проницает до внутренности человека и не меньше над волями, нежели над деяниями господствует. Известно, что народы со временем становятся такими, каковыми правление их делает; воинами, гражданами, людьми, ежели оно хочет; простолюдинами, подлыми, когда ему угодно: и всякий Государь, презирающий своих подданных безчестит самого себя, показывая, что он не умел их сделать достойными почтения; делай же людей, ежели ты хочешь повелевать людьми. Ежели хочешь, чтоб повиновались законам, сделай, чтоб их любили, и чтоб для исполнения должного довольно было вспомнить, что должно. В сем то состояла великая хитрость правления древних в те отдаленныя времена, когда Философы давали законы народам и власть свою на то лишь употребляли, чтоб сделать их разумными и благополучными. Оттуда произошло столько законов ограничивающих роскошь и сластолюбие, столько учреждений, касающихся до нравоучения, столько правил народных, принятых и отмененных с величайшим [с. 21] старанием. Самые тираны не забывали сея нужныя части правления, они такою же прилежностию старались портить нравы своих рабов, сколько правители изправлять своих сограждан: но наши нынешния правления, думая, что уже все сделали, когда собрали несколько денег, и не воображают, чтобы нужно или можно было дойти до тех пор.
L’Amour de la liberté a été le premier objet des Romains dans l’établissement de la République, & la cause ou le prétexte des Révolutions dont nous entreprenons d’écrire l’histoire. Ce fut cet amour de la liberté qui fit proscrire la Royauté, qui diminua l’autorité du Consulat, & qui en suspendit le titre en differentes occasions. Le peuple même, pour balancer la puissance des Consuls, voulut [p. 2] avoir des Protecteurs particuliers tirez de son Corps: & ces Magistrats Plebeiens, sous prétexte de veiller à la conservation de la liberté, s’érigerent insensiblement en Tuteurs des Loix, & en Inspecteurs du Senat & de la Noblesse.
Любовь к вольности была первым предметом Римлян, при основании Республики, и причиною или поводом к последовавшим обращениям, о которых мы предпринимаем писать историю. Любовь к вольности отрешила Королей, уменьшила Консульскую* [л. 3b] власть, так как повремянно уничтожала их правы во многих случаях. Народ собою, чтоб умерить власть Консулов, избирал между равными своими особливых покровителей, возводя их на степени; и сии начальствующие Плебеяне**, под видом сохранения вольности, сделались нечувствительно хранителями законов, и надзирателями над Сенатом и благородным обществом.
* Консулы, двое были в Республике Начальники, и избирались ежегодно по отрешении Царей.
**Так названы были мещане, или простый Народ в Риме
[Примечание: здесь и далее подстрочные примечания выполнены переводчиком].
Telle étoit la constitution fondamentale de cet Etat qui n’étoit ni purement Monarchique, ni [p. 16] aussi entierement Républicain. Le Roi, le Sénat & le Peuple étoient, pour ainsi dire, dans une dépendance réciproque; & il resultoit de cette mutuelle dépendance un équilibre d’autorité qui modéroit celle du Prince, & qui assuroit en même-tems le pouvoir du Sénat & la liberté du peuple.
Таково было первоначальное установление сего государства, которое не было ни прямое Монархическое, и так же не со всем Республическое. Царь, Сенат и Народ были, можно сказать, во взаимной друг от друга зависимости; и от сей зависимости происходило равновесие власти, которое умеряло волю Государскую, равно же [с. 19] укрепляло силу Сената и вольность Народа.
Le Dictateur avoit des Licteurs armez de haches comme les Rois; il pouvoit lever des troupes ou les congédier, selon qu’il le jugeoit à [p. 78] propos. Quand la guerre étoit déclarée, il commandoit les armées & y décidoit des entreprises militaires, sans être obligé de prendre l’avis ni du Sénat, ni du Peuple; & après que son autorité étoit expirée, il ne rendoit compte à personne de tout ce qu’il avoit fait pendant son administration.
Диктатор имел Ликторов вооруженных секирами, как они при Царях бывали. Он мог собирать и распускать войско по его благоразсуждению: противу же неприятеля он повелевал оным и распоряжал военныя предприятия, не быв должен спрашивать на то мнения от Сената или Народа; равно по окончании своей власти, он не давал никому ни в чем ответа по делам, произведенным во время его правления.
«Vous sçavez, [p. 182] Peres conscripts <...> que pendant long-temps je me suis opposé souvent tout seul à la trop grande facilité avec laquelle vous accordiez au peuple toutes ses demandes. Je ne sçai si je ne me suis pas même rendu importun par les funestes présages que je faisois de la réünion que l’on vous proposoit avec ces déserteurs de la République. <...> On tourne contre vous aujourd’hui cette partie de la Magistrature que vous avez relâchée à des séditieux. Le peuple vous punit par vos propres bienfaits; il se sert de vos graces pour ruiner votre autorité. C’est en vain que vous vous cachez à vous-même le péril où se trouve le Sénat; vous ne pouvez ignorer qu’on veut changer l’ancienne forme de notre Gouvernement. Les Tribuns pour faire réüssir leurs desseins secrets, vont comme par degrez à la tyrannie».
[речь Аппия Клавдия] «Вы знаете почтенные отцы <...> что я долго и часто один сопротивлялся чрезмерному снисхождению, с которым вы исполняли все Народныя требования. Может быть я тогда и надокучил, предвещая вам нещастия [с. 209] от соединения с сими беглецами Республики. <...> Ныне вооружается противу вас та самая часть Правительства, которую вы уступили возмутителям. Народ наказывает вас вашими собственными благодеяниями; ваши щедрыя милости употребляет на разрушение вашей власти. Тщетно вы сами от себя скрываете гибель, в которой Сенат находится; вы ясно видите, что вы принуждаетесь переменить древний образ нашего Правления. Трибуны, дабы успеть в тайных своих намерениях, постепенно доходят к тиранству <...> ».
Le veritable sujet de la dispute & de l’animosité des deux partis, rouloit sur ce que les Nobles & les Patriciens prétendoient que par l’expulsion des Rois ils avoient succedé à leur autorité, & que le Gouvernement devoit être purement Aristocratique; au lieu que les Tribuns tâchoient par de nouvelles Loix de le tourner en Democratie, & d’attirer toute l’autorité dans l’Assemblée du Peuple qu’ils gouvernoient à leur gré. Ainsi l’ambition, l’interêt & la jalousie animoient ces différens partis, & faisoient craindre aux plus sages une nouvelle séparation, ou une Guerre civile.
Справедливая причина ссоры и озлобления с обоих сторон состояла в [с. 216] том, что Вельможи и Патрикии по отрешении Царей хотели быть наследниками их власти, и учинить правление точно Аристократическим; Трибуны же с их стороны старались новыми законами сделать оное Демократическим и привлечь всю власть в Народное собрание, которым они управляли по своей воле. Сим образом властолюбие, корысть и ревность действовали в разных частях Народа, и подавали страх или новаго разделения, или междоусобной войны между Гражданами.
Вы знаете, что иногда Государи ничего с своих народов по собственной своей власти не брали, но парламент, сиречь собрание народа, ему давал потребныя суммы для чрезвычайных нужд государства; кроме же сего случая, он жил на собственных своих доходах.
<...> comme les hommes ne cherchent ordinairement qu’à étendre leur autorité, les Censeurs s’attribuerent la réformation des moeurs. Ils prenoient connoissance de la conduite de tous les citoyens; les Senateurs & les Chevaliers étoient soûmis à leur censure comme le simple peuple; ils pouvoient chasser de ces [p. 138] compagnies ceux qu’ils en jugeoient indignes. A l’égard des Plebeïens qui par leur débauche ou leur paresse étoient tombez dans l’indigence, ils les réduisoient dans une classe inferieure, souvent même ils les privoient du droit de suffrage, & ils n’étoient plus réputez citoyens que parce qu’on les assujettissoit encore à payer leur part des tributs.
<...> по естественной в людях склонности разпространять власть свою, Ценсоры присвоили себе исправление нравов и обычаев. Они уведомлялись о поведении каждаго гражданина. Ценсорству их [с. 176] подсудны были сами Сенаторы и Рыцари равно как и простой Народ. Они властны были выгонять из сих обществ, кого они находили недостойным своего звания. Плебеяне, кои впадали в бедность от своей роскоши или лености, в страх другим теряли свои преимущества; ибо Ценсоры тогда переводили их в самую низкую степень Народа, часто к тому лишали их голоснова Права, и тогда назывались они Гражданами по тому только, что они не изключались от платежа положенной с них подати.
L’anarchie régnoit par-tout & subsistuoit tous les désordres qui l’accompagnent aux douceurs & aux avantages que les hommes esperent trouver dans la société. Le peuple, cette portion la plus nombreuse & la plus utile de l’Etat, étoit réduit à un état de véritable servitude, ou traité comme s’il eût été réellement esclave. Le roi, dépouillé de presque toutes ses prérogatives, sans autorité pour former ou pour faire exécuter des loix salutaires, ne pouvoit ni protéger l’innocent, ni punir le coupable.
Безначалие повсюду [с. 33] владычествовало и было причиною всех замешательств следующих после тишины и выгод, какия люди надеются сыскать в сообществе. Простой народ, сия многочисленнейшая и самая полезная государству часть, или был доведен до прямаго состояния рабства, или поступаемо с ним было так как бы он действительный был невольник. Лишенный почти всех преимуществ и власти Государь, в разсуждении предписания или исполнения полезных законов, не мог ни защитить невиннаго, ни наказать виноватаго.
<…> [Ciceron] représenta à cette auguste Compagnie combien les propositions du Tribun devoient être suspectes & odieuses à tous ceux qui aimoient sincerement la liberté & le repos de la République. Comme il avoit affaire à un Corps infiniment [p. 217] jaloux de son autorité, il leur fit sentir combien la création des Decemvirs avec un pouvoir si absolu dans toute l’étenduë de l’Empire, & pour un temps aussi considerable que celui de cinq ans, étoit préjudiciable à l’autorité du Senat: qu’il s’alloit élever une nouvelle Magistrature qui aneantiroit les anciennes <...>.
<…> [Цицерон] представил сему почтенному Обществу [т.е. Сенату], сколь вредны и противны Трибунския предложении, всякому кто любит чистосердечно вольность и спокойство Республики. И как он ведал, что Сенаторы безконечно любили свое властительство, он дал им возчувствовать, сколь опасно было для Сената установление Децемвиров, и наипаче с полною властью во всем пространстве Римской Области, еще же на толь долгое время как предписано в Законе; что из того произойдет новое Началовластительство, к уничтожению Начальств состоящих доселе <...>.
Auguste <…> résolut <…> de retenir toujours la souveraine puissance; mais sans prendre le titre de Roy si odieux dans une Republique. Il rejetta par la même raison celui de Dictateur perpetuel qui avoit coûté la vie à son grand oncle, & il se contenta de la qualité ordinaire d’Empereur, que les [p. 424] soldats pendant le tems de la Republique donnoient aux Generaux victorieux, & qu’il ne prit que pour accoûtumer les Romains sous un nom connu, à une autorité nouvelle & jusqu’alors inconnuë. Il conserva en même tems toutes les charges & les dignitez de l’Etat. <…> quoique dans le fond ces differentes dignitez dépendissent d’une puissance superieure qui les faisoit agir suivant ses vûës & ses interêts. <…> [p. 425] Ce Prince par une conduite si habile, accoûtuma insensiblement des hommes libres à la servitude, & rendit une Monarchie nouvelle, supportable à d’anciens Republicains.
Август <…> вознамерился удержать на всегда Самодержавную власть, но не принимая имени Царя, нетерпимаго в Республике. Он отверг для сей же причины и имя всегдашняго Диктатора, которое было причиною смерти его деда, а удовольствовался обыкновенным названием Императора, которое [с. 534] воины во времена Республики давали победоносным Полководцам, и которое он взял в том виде чтоб приучить Римлян, под известным именем, к новому и неизвестному до толе Властительству. Он оставил при том все Чины и Достоинствы Государственные. <…> хотя в сущности сии разныя Достоинствы зависели от единаго вышняго Властительства, которое действовало ими по своим видам и пользе. <…> [с. 535] Сей Государь, толь искусным [с. 536] правлением, приучил непринужденно вольных людей к рабству, и соделал новую Монархию, сносную бывшим Республиканам.
Les Saxons introduisirent dans toute la Bretagne leurs loix, leurs mœurs, leur gouvernement & leur langage, & bientôt il ne resta aucun vestige des institutions antérieures à leur conquête. Le contraire arriva dans une révolution postérieure. Lorsqu’une seule bataille eut placé Guillaume de Normandie sur le trône de l’Angleterre, les habitans Saxons furent opprimés, mais non détruits, & le conquérant employa en vain tous les ressorts de son autorité & de sa politique pour assujettir ses nouveaux sujets aux institutions Normandes. <…> Les loix Normandes étoient tyranniques & odieuses au peuple <…>.
Саксоны ввели во всей Британии свои законы, свои обычаи, свое правление и свой язык, и в скором времени по их завоевании не осталось никаких следов прежних установлений. Противное тому случилось в последующей перемене. Когда одно сражение Вильгельма Нормандскаго возвело на Аглинской престол, то Саксонские жители хотя и утеснены, но не истреблены были, и победитель тщетно употреблял все способы своей власти и политики для приведения своих новых подданных под Нормандския установления. <…> [с. 7] Нормандские законы мучительны и ненавистны были народу <…>.
Chez le anciens Germains l’autorité du gouvernement civil étoit très-limitée. Pendant la paix ils n’avoient aucun Magistrat commun & fixe ; c’étoient les chefs ou principaux de chaque district qui rendoient la justice & jugeoient les différends. <…> Leurs rois n’avoient pas un pouvoir absolu & illimité ; leur autorité consistoit plutôt dans le privilege de conseiller, que dans le droit de commander. Les affaires de peu de conséquence étoient décidées par les chefs ; mais les objets d’un intêrêt plus général & plus important étoient soumis au jugement du corps entier de la nation.
Власть гражданскаго правления у древних Германцов весьма ограничена была. В мирное время не имели они никакого общаго и определеннаго правительства; главы или старшины каждаго уезда преподавали правосудие и разбирали ссоры. <…> Их короли не имели совершенной безпредельной власти; власть их состояла более в преимуществе советовать, нежели в праве повелевать. Маловажныя дела решимы были главами, а касающияся до общественной пользы и важнейшие предметы подвержены были суду всего народа.
Leurs magistrats civils n’ont qu’une autorité extrêmement bornée. Dans la plus part des tribus, le Sachem ou Chef est choisi par la tribu même ; on lui donne un conseil composé de vieillards, & sans l’avis duquel il ne peut décider aucune affaire d’importance. Les Sachem ne forment aucune prétention à jouir d’une grande autorité ; car [p. 23] ils proposent & prient plutôt qu’ils ne commandent, & l’obéissance de la nation est entiérement volontaire.
Их [американцев] гражданские правители имеют весьма ограниченную власть. В большой части племен, Сахем или начальствующий избирается самым племенем; ему дают совет, составленный из стариков, и без согласия котораго не может он решить никакого важнаго дела. Сахемы так же ни мало не ищут того, что бы пользоваться им великою властию; ибо они предлагают и просят более нежели повелевают, и повиновение народа есть со всем произвольное.
Dans cet état de trouble & de désordre que la corruption du gouvernement féodal introduisit en Europe, la sûreté personnelle dut être l’objet essentiel de chaque individu ; & comme les grands barons militaires pouvoient seuls assurer à leurs vassaux une protection suffisante, ce fut une des principales sources de leur puissance & de leur autorité. Mais l’établissement des communautés offrit ensuite aux individus un moyen de sûreté indépendant des nobles.
В сем состоянии замешательства и безпорядков, которые повреждение помещечественнаго правления ввело в Европе, личная безопасность долженствовала быть существенным предметом для каждаго особо человека; и как великие военные бароны одни могли доставлять своим вазаллам довольное покровительство, то сие было одним и [с. 120] главнейшим источником их могущества и власти. Но учреждение обществ доставило потом каждому безопасное и независимое от дворян средство.
L. LVII. Un prince qui veut régner avec autorité à la Chine, doit se conformer à cette maxime. Si sa conduite n’y répond pas, il tombe dans le mépris ; et quand les peuples cessent d’estimer leurs souverains, ils ne tardent guère à secourer le joug de l’obéissance.