Смятение случившияся в Персии чрез бунт, который начат от Эшрефа противу софи, или шаха, своего государя, у котораго он намерился отнять престол, и сесть сам на оной, подали благоприятной случай туркам, распространить с сея стороны свои границы и завладеть персицкими провинциями <...>.
Es schreibe Paulus Paruta in seinen Politischen Discursen gar nachdencklich; Nelle ragioni di stato, quantumque concorrano molte – delle medesime cose, si vestono d'altri respetti, co’ quali i Prencipi, tenuto, o solo, o principalmente contodicid, che, loro torna più utile, non chiamano ne fuoi consiglila giustitia, ò l’equità, ò non l’attribuiscono – quella parte, che se le deve; Obwohl in Staats-Rationen viele Sachen von gleichem Schlage concurriren, so werden selbige dannoch mit andern Respecten oder Absehen bekleidet, mit welchen Fürsten und Herren sehend allein [S. 255] oder fürnehmlich auf dasjenige, was ihnen am meisten nutzet nicht in ihre Consilia ruffen die Gerechtigkeit noch Billichkeit oder geben ihnen doch die Stelle nicht die ihnen gebühret. Wann demnach ein Herr wohlwissend, che la maggior parte de Consiglieri de Prencipi cercano di concorrer più nel gusto che ne giusto, daß der meiste Theil der Rähte mehr nach dem Munde zu sprechen, als was recht ist, zu rathen sich bemühen, <wie ein Italiäner schreibet>, nachdem er schon bey sich was er thun wolle beschlossen einen seiner Bedienten wegen einer Sache, so lasterhafft oder dem ganzen Lande nachtheilig wäre, um Rathfragte oder vielmehr wolte, daß er ihm darin bey pflichten möchte – damit ihm sein unziemliches Beginnen desto weniger verdacht werde, weilen es nicht ohn vorgepflogenen Rath geschehen, so wird ein Bedienter sich wohl fürzusehen haben, daß er seinem Herrn nichts rathe, das dem Lande, dem Herrn noch ihm selbsten schaden könne; <...>.
[Примечание: слов в угловых скобках в переводе нет].
<...> пишет Павел Парута в своем политическом разговоре примечания достоиное хотя в государственных притчинах многие дела таковы приключаютца однако ж оные иным видом прикрываютца которым князи и государи намеряют оное еже им наивяще полезно и не призывая в свои советы справедливость и пристоиность или не дают оным места надлежащаго и тако государь благо ведая, что советники более по его желанию и ежели по истинне присуждати тщатся и уже определил еже чинити служителеи своих о том деле злом и всеи земле не полезном о совете спрашивает или наипаче хощет дабы оные в том согласны были дабы его непристоиное начинание тол меншее поносително было, понеже не без совету учинил тогда служитель благо остерегатися дабы государю не присудить еже земле и государю и самому себе вредително может быти <...>.
Weilen nun das grösseste Meisterstück eines Staats-Mannes darinn vornemlich bestehett, daß er durch [S. 279] seinen Verstand sich bemühe, dasjenige in einem dissimulirten Herzen zu lesen und diejenige Gedancken und Anschläge anzumercken, die man ihme verbergen will, wie I. Fr.Senaut dans l'usäge des passions schreibet; Also muß ein Politicus sich müglichst dahin bearbeiten, daß er absonderlich seines Herrn innerste Meinung und Intention recht erfahre, und darnach, soweit es mit gutem Gewissen geschehen kann <...>.
<...> и понеже вящая хитрость двороваго человека в том состоит, да разумом своим пояти тщатся в притворном сер[д]це читати и оного мысли и намерение догадыватся, которые от него скрыти хотят, яко господин Сенат воспотреблени страстеи пишет, тако подобает политику трудитися, дабы особливо государя своего [л. 66 об.] внутреннее мнение и намерение прямо уведати и потом елико доброю совестию учинитися может <...>.
<...> ein Italiänischer Politicus gar nachdencklich schreibet; Es sey der Fürsten Rede-Art von der gemeinen sehr unterschieden gestalt sie zum öfftern eine Sache sagen, und eine andere damit verstehen; Fast eben das zeiget der Bisaccioni an einem Orte an, wann er schreibet: Il parlar de’Prencipi non è qual rassembra in apparenza e chi non n‘hà prattica facilmente s’inganna <...>.
Schließlich kan allhie unerinnert nicht lassen, daß sich ja kein Bedienter unterstehen müsse, seinen Herrn zu hintergehen wie klug er auch immer sey dann, L’ingannar i Prencipi non è i materia facile, dove si tratta di Stato, perch' hanno li spiriti sottili per se stessi, & hanno mill’occhi, che vigilano per loro, Fürsten und Herren vollends da von Staats-Sachen gehandelt wird zubetriegen, ist keine so leichte Sach, gestalt sie für sich selber scharffsinnig und über das tausend Augen haben, die für sie wachen: Wie der Majol. Bisaccioni delle Guerre di Germania an einem Orte schreibet.
Напоследи напоминаю, чтоб служитель не дерзал государя своего обманывати, коль разумен оныи ни есть, ибо князеи и государеи, а особливо в государственных делех обманывати нелехкое дело есть, ибо они сами остроразумныи суть и более [л. 70 об.] тысящи очеи имеют, иже за них бдят яко же о сем Безочиони О немецкой войне в некотором месте пространно напоминает.
Andere weilen sie wissen, daß theils Fürsten und Herren gar genau auf ihren Vortheil zu sehen pflegen, suchen sie ihnen anfangs umsonst zu dienen, und sich von dem Herrn auf eigene Kosten daseyn es die Mittel leiden, in Gesandschafften und anderen Verschickungen, ihre Geschicklichkeit dadurch an den Tag zu geben, und zugleich hinter des Herrn Staats-Geheimniß zu kommen (so ihnen zu ihrer bessern Beforderung höchst dienlich erachtet wird) gebrauchen zu lassen. Denn ob sie zwar anfangs, ausserdem erlangten Ehren Stande ihres sauren Schweisses und Arbeit nichts geniessen <...>.
<...> иные которые ведают, что некоторые князья и государи весма на свою ползу обыкли, ищут сначала туне оным служити и от государя того на собственных проторях ежели их пожитки таковаго состояния в посольства и иные посылки ездят, дабы свое искуство тем обявять, купно же и государских и государственных притом таиностеи достигнуть ищут, которые им к их повышению вяще потребны почитаются быти ибо хотя они сначала кроме полученнои чести от своего труднаго пота и труда ничего не получают <...>.
Божие царствование есть ключ правления государств, и действительно есть столь необходимо нужное дело, что без сего основания нет ни одного Государя, который бы мог порядочно царствовать, и области, которая бы благополучно состоять могла.
Il connoissoit les gouvernemens de l’Egypte. [P. 909] Il n’écrivit point ses lois. Les souverains en furent les dépositaires ; & ils purent, selon les circonstances, les étendre, les restreindre, ou les abroger <…>.
Он [Ликург – О. Ц.] знал правительство Египетское: он не предал писанию законов: у государей оныя были в сохранении; они были полновластные оных правители, и они могли, смотря по обстоятельствам, их разширять, стеснять, или отвергать безо всякаго соблазна <…>.
La vertu obscure parmi nous n’a qu’une sphere étroite & petite dans laquelle elle s’exerce ; il n’y a qu’un être privilégié dont la vertu pourroit influer sur le bonheur général, c’est le souverain <…>.
Добродетель будучи не видна между нами, занимает весьма тесную и малую окружность, в которой она владычествует. Одно только у нас есть существо, которое пред всеми преимуществует в том, что его добродетель входит в составление всеобщаго блаженства. Сие существо есть Государь <…>.
<...> Il se donne la liberté de décider des afaires d’Etat ; il partage les terres de tels et de tels Princes, et accommode les diferens ; il protege et ruine les Republiques et les Royaumes : Mais ce n’est pas chose nouvelle : Le commun Peuple s’est de tout tems donné la liberté de censurer les actions des Souverains.
<…> он осмеливается решить государственные дела; разделяет земли разных Государей, и примиряет ссоры; защищает и разоряет республики и королевства: но ето дело не новое: простой народ во все времена брал смелость судить поступки самодержцев <…>.
Cum jam jam haeres imperii Romani futurus sis; haereditate adita monarcham te coeli terraeque fore cogitas. At si intelligeres quantum curarum periculorumque secum trahat imperium et dominatus; optares me hercule cunctis potius obedire, quam uni imperare. Quoniam Imperatorem te, fili, relinquo; ingentem tibi principatum a me relinqui censes; sed falleris. Omnes enim tui tantum indigent; tu vero omnium indiges. Plurimos tibi thesauros a me relinqui putas, quia maximos tibi imperii census relinquo; sed in hoc quoque falleris. Princeps enim si thesauris abundat, amicis caret; si amicis abundat, thesauris caret.
[речь Марка Аврелия к сыну] Поелику ты вскоре наследником империи Римской быть имеешь; то думаешь, что по восприятии наследства Монархом неба и земли будешь. Но ежели бы ты разумел, колико печалей и бедствий влечет с собою власть и правительство; истинно лучше бы ты желал всем повиноваться, нежели одному повелевать. Поелику я тебя Императором оставляю; то ты думаешь, что я оставляю тебе великое начальство, но обманываешься: ибо все в тебе одном, а ты напротив один во всех нужду имеешь. Ты думаешь, что я тебе премногия сокровища оставляю, поелику оставляю тебе величайшие государственные доходы; но ты и в сем обманываешься: ибо ежели Государь сокровищами изобилует, то не имеет другов; естьли же изобилует другами, то сокровищ не имеет.
R. Le seigneur, le maître & autres échelons de supériorité n’ont que des droits de retour sur leurs sujets ou inférieurs, pour les biens & les avantages qu’ils leur procurent.
D. Et le Souverain?
R. Le Souverain est le gardien, le conservateur & le protecteur de la propriété, bien loin de chercher à l’attaquer ni à l’enfreindre.
D. Chaque homme a donc sa personne en propriété, sans qu’aucun puisse y prétendre droit?
R. Sans doute.
О. Господин, хозяин или другаго звания начальник не имеет над подданными или подчиненными своими инаго права, кроме права взаимности или возврата за доставление им имения или выгод.
В. А Государь?
[С. 16] О. Государь есть страж, защитник и хранитель собственности каждаго, и следовательно он устранен от утеснения или нарушения оной.
В. По сему всяк сам над собою властелин и никто другой права собственности над личностию другаго присвоять неможет?
О. Без сумнения.
Les vassaux devinrent presque indépendans. Leurs sujets dont ils furent les protecteurs s’attacherent à eux plus qu’au souverain <…>.
Помещики учинились почти независимыми. Подданные их, которых прежде были они только защитники, стали более им подвластны, нежели Государю.
François I, prince vaillant, à qui il ne manquoit qu’une sage politique pour effacer tous les [p. 38] souverains de l’Europe <…>.
Франциск перьвый, Государь военоносный и храбрый, коему недостает [с. 81] токмо благоразумной политики, инакоже бы помрачил славу всех прочих современных ему Государей в Европе <…>.
Оба Государи подавали друг другу знаки совершенной доверенности, посещалися взаимно не брав с собою придворных <…>.
Cet ambitieux & hypocrite monarque vouloit passer pour le défenseur de la foi en attaquant les droits des peuples & des couronnes.
Славолюбный и лицемерный сей Государь хотел прослыть защитником веры, чрез нарушения прав народных и скипетродержцев.
From all this detail it should seem, that the legislative authority resides conjunctively in the prince, the council of state, and the town; that the people of Vallengin have a kind of negative voice; and that the three estates propose and promulgate the laws.
Из сего описания видно, что законодательная власть находится вместе у Государя, и Штатскаго и Городоваго совета; что Валангинской народ имеет род отрицательнаго голоса, и что собрание трех чинов сперва предлагает, а по том и утверждает законы.
La deuxième difficulté vient des préjugés de l’enfance, des maximes dans lesquelles on a été nourri, sur [p. 359] tout de la partialité des Auteurs, qui, parlant toujours de la vérité dont ils ne se soucient guère, ne songent qu’à leur intérêt dont ils ne parlent point. Or le peuple ne donne ni chaires, ni pensions, ni places d’Académies : qu’on juge comment ses droits doivent être établis par ces gens-là ! J’ai fait en sorte que cette difficulté fût encore nulle pour Emile. A peine sait-il ce que c’est que gouvernement ; la seule chose qui lui importe est de trouver le meilleur ; son objet n’est point de faire des livres ; & si jamais il en fait, ce ne sera point pour faire sa cour aux Puissances, mais pour établir droits de l’humanité.
Второе затруднение происходит от предразсудков младенчества [с. 394], от правил, в которых были воспитаны, особливо от пристрастия сочинителей, кои, говоря всегда об истине, о которой мало пекутся, помышляют только о своих выгодах, о которых не упоминают. И так, как народ не налагает ни уз, не делает награждений, не дает мест в Академиях; то пусть же судят, как права его должны быть устроены сими людьми! Я постарался еще сделать сие затруднение ничтожным для Эмиля. Едва знает он, что значит правление; единая важная для него вещь есть то, чтобы найти самое лучшее. Его намерение не книги писать; естьли он кoгда нибудь и напишет, то это не для того будет, чтоб льстить Государям, но для того, чтоб устроить права человеческия.