Die militärische Regierungsform behauptet: ein Prinz muss dienen, das ist, er muß ein guter Soldat werden. Ein nützlicher Satz in einem monarchischen Staate. Der Müßiggang der Prinzen ist [S. 48] eine Quelle innerlicher Unruhen.
Die bekannte Rede: Der Fürst hat nicht ihrer, wohl aber sie des Fürsten nöthig; ist ein Wort eines Herrn, das man mit Verehrung seiner Güte auf die Viertel-Stunde, da es gesprochen wird, keineswegs aber als eine Regierungs-Maxime gelten lassen kann. Zum höchsten kan es bey der Hof-Dienerschaft statt finden, wo mancher im wahrem Sinn von der Gnade des Fürsten lebt.
Славная речь, что не Принц имеет нужду в служащих людях, а напротив того они в нем, есть такая речь, которая годится только на минуту, а правилом к правлению служить ни коим образом не может, а кольми паче, она совсем не годится для придворных чинов, из коих многие действительно живут из одной Принцовой милости.
C’est alors qu’à la voix du devoir qui ne parle plus dans les cœurs, les chefs sont forcés de substituer le cri de la terreur ou le leurre d’un intérêt apparent dont ils trompent leurs créatures. C’est alors qu’il faut recourir à toutes les petites & méprisables ruses qu’ils appellent maximes d’état, & mystères du cabinet. Tout ce qui reste de vigueur au gouvernement est employé par ses membres à se perdre & supplanter l’un l’autre, tandis que les affaires demeurent abandonnées, ou ne se font qu’à mesure que l’intérêt personnel le demande, & selon qu’il les dirige. Enfin toute l’habileté de ces grands politiques est de fasciner tellement les yeux de ceux dont ils ont besoin, que chacun croye travailler pour son intérêt en travaillant pour le leur ; je dis le leur, si tant est qu’en effet le véritable intérêt des chefs soit d’anéantir les peuples pour les soûmettre, & de retirer leur propre bien pour s’en assûrer la possession.
Тогда то голос должности недействующей больше сердцами, начальники принуждены заменять криком угроз. Или блистанием мнимой какой не есть пользы, которую они обманывают тварей своих. Тогда то они имеют прибежище ко всем бездельным и презрительным хитростям, называя их правилами общества и тайностями кабинета. Вся остальная сила правления употребляется членами его на погибель взаимную, свергать друг друга, а дела останавливаются и лежать, или есть ли когда и делаются, так разве польза какая ни есть участная того требует, и как ей угодно. Наконец вся хитрость сих великих народоправителей состоит уметь так залепить глаза людей, в которых им нужда, дабы каждый думая работать для своей пользы, работал для их; говорю для их, ежели бы в самой вещи могла быть истинная польза начальников во унижении народов, для лучшего покорения, или в разточении их имений для вернейшего овладения самим оными.
Que la patrie se montre la mere commune des citoyens, que les avantages dont ils joüissent dans leurs pays le leur rende cher, que le gouvernement leur laisse assez de part à l’administration publique pour sentir qu’ils sont chez eux, & que les lois ne soient à leurs yeux que les garants de la commune liberté. Ces droits, tout beaux qu’ils sont, appartiennent à tous les hommes ; mais sans paroître les attaquer directement, la mauvaise volonté des chefs en réduit aisément l’effet à rien. La loi dont on abuse sert à la fois au puissant d’arme offensive, & de bouclier contre le foible, & le prétexte du bien public est toûjours le plus dangereux fléau du peuple. Ce qu’il y a de plus nécessaire, & peut-être de plus difficile dans le gouvernement, c’est une intégrité sévere à rendre justice à tous, & sur-tout à protéger le pauvre contre la tyrannie du riche.
Tels sont par conséquent les maux qu’on guérit difficilement quand ils se font sentir, mais qu’une sage administration doit prévenir, pour maintenir avec les bonnes mœurs le respect pour les lois, l’amour de la patrie, & la vigueur de la volonté générale.
Да кажется же отчество гражданам своим материею общею, да будет им любезно выгодами, коими они в своих землях пользуются, да оставит им правительство некоторое участие во учреждениях народных, дабы чувствовали, что они у себя, и законы да не будут в их глазах инаковым, как защитниками общия свободы. Сии права со всею красотою их принадлежат всем людям, и хотя худая воля начальников, кажется не прямо утесняет их, однако легко силу их уничтожает. Во зло употребляемый закон, сильному против беднаго служит вдруг оружием утесняющим и щитом оборонительным; и ложный вид добра народного есть наиопаснейший бич народу.
И так нужнейшее дел правления упреждать чрезвычайное неравенство в щастиях; [c. 32] не обирая сокровищ от имущих, но отимая способы присовокуплять оныя, ниже строя прибежища бедным, но не допуская граждан сделаться бедными.
Следственно, такия болезни, которыя трудно вылечить когда оне уже чувствуются, на кои разумное правление упреждать должно, для удержания при добрых нравах, почтения к законам, любви к отчеству и силы воли общей.
C’est ainsi qu’un gouvernement attentif & bien intentionné, veillant sans cesse à maintenir ou rappeller chez le peuple l’amour de la patrie & les bonnes mœurs, prévient de loin les maux qui résultent tôt ou tard de l’indifférence des citoyens pour le sort de la république, & contient dans d’étroites bornes cet intérêt personnel, qui isole tellement les particuliers, que l’état s’affoiblit par leur puissance & n’a rien à espérer de leur bonne volonté. Par-tout où le peuple aime son pays, respecte les lois, & vit simplement, il reste peu de chose à faire pour le rendre heureux ; <…>.
Такто правление прилежное и добронамеренное печась беспрестанно сдерживать и возбуждать в народе любовь к отечеству и добрые нравы, упреждает издалека худыя следствия рано или поздно происходящия от небрежения гражданами судьбы общественной, и содержит в тесных пределах пользу участную столь отвергающую людей участных, что общество самими силами их слабеет и теряет надежду ожидать от них доброй воли. Везде, где народ любит свою землю, почитает законы, и живет просто, не много остается сделать его благополучным; <…>.
III. Ce n’est pas assez d’avoir des citoyens & de les protéger ; il faut encore songer à leur subsistance ; & pourvoir aux besoins publics, est une suite évidente de la volonté générale, & le troisieme devoir essentiel du gouvernement.
Il est certain que le droit de propriété est le plus sacré de tous les droits des citoyens, & plus important à certains égards que la liberté même ; <…>.
<…> la propriété est le vrai fondement de la société civile, & le vrai garant des engagemens des citoyens <…>.
Не довольно иметь граждан и их покровительствовать; должно еще думать о их содержании; упреждать нужды народныя, есть видимое следствие воли общей и третий существительный долг правления.
<…> известно, что право собственности есть наисвященнейшее из всех прав гражданских и в некоторых случаях важнее самой свободы; <…>.
<…> собственность есть настоящее основание сообщества гражданского и действительный залог обязательств гражданских <…>.
En général, quoique l’institution des lois qui reglent le pouvoir des particuliers dans la disposition de leur propre bien n’appartienne qu’au souverain, l’esprit de ces lois que le gouvernement doit suivre dans leur application, est que de pere en fils & de proche en proche, les biens de la famille en sortent & s’alienent le moins qu’il est possible.
Хотя установление законов учреждающих власть участных в расположении [c. 40] собственнаго имения принадлежит в общем только Государю; но разум законов, которому правление применяясь к ним должно следовать состоит в том, чтоб от отца сыну, от ближняго ближнему родовое имение доставалося, и как можно меньше из роду вон выходило.
Si le peuple se gouvernoit lui-même, & qu’il n’y eût rien d’intermédiaire entre l’administration de l’état & les citoyens, ils n’auroient qu’à se cottiser dans l’occasion, à proportion des besoins publics & des facultés des particuliers <…>.
Ежели бы народ правил сам собою и не было бы никакого посредия между правлением и гражданами, им бы оставалось в случае обложить каждому самому себя по мере нужд общих и по возможности сил участных <…>.
Quand une fois les fonds publics sont établis, les chefs de l’état en sont de droit les administrateurs ; car cette administration fait une partie du gouvernement, toûjours essentielle, quoique non toûjours également : son influence augmente à mesure que celle des autres ressorts diminue ; & l’on peut dire qu’un gouvernement est parvenu à son dernier degré de corruption, quand il n’a plus d’autre nerf que l’argent.
Когда один раз основание доходов народных учреждено, начальники в обществе по праву суть распорядители оных; потому что и сие распоряжение составляет часть правительства, всегда существительное хотя не всегда в одном состоянии пребывающее, и увеличивается столько, сколько другия подпоры уменьшаются; можно сказать, что правление при самом падении, ежели оно не имеет другого подкрепления кроме денег.
Pour exposer ici le système économique d’un bon gouvernement, j’ai souvent tourné les yeux sur celui de cette république : heureux de trouver ainsi dans ma patrie l’exemple de la sagesse & du bonheur que je voudrois voir regner dans tous les pays.
Для предложения здесь хозяйственного соображения в хорошем правлении, я часто обращал взор мой на правление сей республики: и так щастлив, что нашел в моем отечестве пример премудрости и благополучия, которыя хотели бы я видеть царствующими во всех землях.
Ajoûtons à tout ceci une importante distinction en matiere de droit politique, & à laquelle les gouvernemens, jaloux de faire tout par eux-mêmes, [p. 349] devroient donner une grande attention. J’ai dit que les taxes personnelles & les impôts sur les choses d’absolue nécessité, attaquant directement le droit de propriété, & par conséquent le vrai fondement de la société politique, sont toûjours sujets à des conséquences dangereuses, s’ils ne sont établis avec l’exprès consentement du peuple ou de ses représentans.
Ко всему этому прибавим еще нужное разделение в праве политическом, кое правления жадныя делать все сами собою, весьма бы должны были примечать. Я сказал, что разкладки по душам и налоги на вещи необходимо нужныя, утесняя право собственности, следственно и истинное основание сообщества политическаго, подвержены всегда опасным следствиям, ежели не утверждены согласием народа или представляющих его; <…>.
Il me parait certain que tout ce qui n’est ni proscrit par les lois, ni contraire aux mœurs, & que le gouvernement peut défendre, il peut le permettre moyennant un droit. Si, par exemple, le gouvernement peut interdire l’usage des carrosses, il peut à plus forte raison imposer une taxe sur les carrosses.
ROME, (Géog. anc.)
A peine cette ville naissante fut-elle élevée au-dessus de ses fondemens, que ses habitans se presserent de donner quelque forme au gouvernement ; leur principal objet fut de concilier la liberté avec l’empire, & pour y parvenir, ils établirent une espece de monarchie mixte, & partagerent la souveraine puissance entre le chef ou le prince de la nation, un sénat qui lui devoit servir de conseil, & l’assemblée du peuple. Romulus, le fondateur de Rome, en fut élu le premier roi ; il fut reconnu en même tems pour le chef de la religion, le souverain magistrat de la ville, & le général né de l’état.
ГЕОГРАФИЯ РИМ (древняя география)
Едва только насаждающейся сей город возвелся из своих оснований, как его обитатели спешили дать ему некоторый образ правления. Главной их предмет состоял в том, чтоб соединить вольность с начальством, и дабы того достигнуть, установили они роль смешенной Монархии, и разделили правительствующую власть между Начальником или Государем народа, Сенатом, которой должен был ему служить советом и собранием народа. Ромул, основатель Рима, был избран первым его Царем, и в самое то время объявлен Начальником закона, Самодержавным Судьею города и природным Полководцем государства.
2. <…> in eine solche Regierung erwachsen, die Aristoteles ein Heroisches Reich genennet, so nichts anders ist, als eine Democratie mit einem sothanen vornehmen Bürger, der mehr Ansehen etwas zu rathen, als Macht, nach seinem Belieben zu befehlen, hatte. Es scheinet dieses die älteste Art von Republiquen zu seyn <…>.
2. <…> в правление, названное от Аристотеля Героическим, которое не что иное есть, как род Демократии, управляемой первым оным гражданином, имевщим тогда больше власти советовать, нежели повелевать по своему соизволению. Впрочем [с. 4] сей род правления был, как кажется, самой древней <…>.
43. Bey der Regierungs-Form in Engeland ist dieses sonderlich zu beobachten, daß der König nicht alles nach seinem Gefallen thun kann, sondern muß über verschiedene Dinge des Parlaments Consens einholen. Es wird aber unter diesem Nahmen verstanden die Zusammenkunft der Stände in Engeland und wird eingetheilet in das Ober-Hauß und Unter-Hauß. In jenem sitzen die Bischöfe und der titulierte Adel. In diesem aber die Abgeordnete von den Städten in zwey und funfftzig Graffschaffen [sic!], darein das Königreich Engeland eingetheilet ist. Und soll der Ursprung des Parlaments dieser seyn, daß die meisten Könige in Engeland ihrem Adel grosse Macht gestattet <…>. [S. 371] Weil man darnach viel Sprechens von dem Recht des Volcks machte und das Unter-Hauß sich einbildete, es stünde in der That die Souverainität bey ihnen, und wann der König nicht alles nach ihrem Willen machte, fienge es zu murren an <…>.
43. О учрежденном в Англии правлении сие наипаче примечать должно, что Король не самодержавен, но для решения важнейших дел собирать должен парламент. Под именем парламента разумеется собрание чинов Аглинских, и разделяется оной на верьхней и нижней Парламент. В перьвом заседают Епископы и знатнейшее дворянство, а в последнем депутаты от городов и от 52 графств, на которыя Аглинское Королевство разделено. Великая власть сих двух парламентов началась от того, что многие Аглинские Короли великия давали привилегии [с. 428] своему дворянству <…>. Оные депутаты начали много разсуждать о народных правах, и нижней [с. 429] представлял себе, что от него действительно зависит высочайшая власть, а когда Король делал что-нибудь не по его воле, то оной за то весьма негодовал.
I. 1. <…> Ja es kommt mir sehr glaublich vor, daß es die gantze Zeit [S. 2] übeer biß an die Sündfluth keinen Staat, so mit hoher bürgerlicher Herrschaft und Ordnung verfasset, gegeben; sondern daß keine andere Regierung als der Hausväter gewesen. Sintemalen es nicht glaublich scheinet, daß eine solche abscheuliche Unordnung hätte einreiffen können, wenn die Menschen der bürgerlichen Herrschaft und Gesetzen wären unterworffen gewesen <…>.
I. 1. <…> Весьма вероятно кажется, что до самого потопа не было и следу такого государства, в котором бы предписаны были гражданския права и законы, но было одно только домашнее правление: ибо неимоверно, чтоб толь пагубной беспорядок произойти мог, когда бы род человеческой подвержен был гражданскому праву и законам <…>.
53. Was die Regierungs-Art von Teutschland betrifft, so ist es nicht ein solches Reich, wo ein König ist, der des gantzen Reichs Kräffte brauchen kann, und nach dessen blossem Befehl sich alle und jede, so im gantzen Reich sich befinden, sich anschicken müssen. Es ist auch alldar die Königliche Gewalt nicht auf solche Masse umschräncket, wie in einigen Reichen in Europa, wo der König gewisse Actus der höchsten Gewalt ohne der Stände Bewilligung nicht exerciren kann. Sondern es hat seine eigene Beschaffenheit mit der Regierung in Teutschland, dergleichen in keinem Reich in der Christenheit zu finden ist, ausser daß vor alten Zeiten Franckreich fast ein gleiches [S. 844] Ansehen gehabt. Denn es hat zwar Teutschland ein Haupt, so den Titel eines Römischen Kaysers führet; welcher Titel in seiner ersten Bedeutung nichts anders als die Souverainität über die Stadt Rom, und die Protection über die Römische Kirche und deren Patrimonium importiret <…>. Darneben aber haben die so genannte Stände von Teutschland, welche zum Theil grosse und mächtige Landschafften besitzen, über ihre Land und Leut so vieles von der Souverainität, daß, ob sie wol dem Kayser und Reich mit Lebens-Pflicht zugethan sind, man sie dannoch nicht als eigentliche-genannte Unterthanen, oder vornehme Bürger in einer Republick ansehen kann. Denn sie besitzen die hohe Lands-Obrigkeit, wie sie es nennen; Krafft derer sie die höchste Jurisdiction über ihrer Unterthanen Leib und Leben exerciren, <…> unter sich, und mit auswärtigen Staaten Bündnüsse machen; doch, daß sie nicht wider den Kayser und das Reich gerichtet seyen; <…> Ob nun wohl diese Hoheit der Stände machet, daß der Kayser im Reich, so ferne es von seinen [S. 845] Erbländern unterschieden, mit nichten en souverain regieren kan; so befindet sich doch, daß, je mehr Macht und Ansehen ein Kaiser für sich selbst gehabt, je mehr haben sich die Stände nach seinem Willen anschicken müssen. Inmassen man dann auch findet, daß die Hoheit der Stände, ohne waß von der Churfürsten Amt in der Güldenen Bulle ausdrücklich disponiret ist, mehr auf das Herkommen und den alten Gebrauch, als auf ausdrückliche Constitutiones sich gegründet; diß durch den Westphälischen Frieden selbige Hoheit und Gerechtsame klar, ausdrücklich, und absonderlich confirmirt worden.
53. Что касается до правления в Немецкой земле, то оная не такое государство, которым бы управлял Король, так чтоб силы всего государства по своей воле обращать мог, и по его бы единственному повелению все находящиеся в государстве поступали. При том королевская власть там не так ограничена, как в некоторых Европейских государствах, где Король некоторыя определения своею властию без соизволения чинов исправлять не может. В Немецкой земле правительство совсем особливаго состояния, какого в других государствах в Христианстве найти не можно, кроме того, что в древния времена во Франции подобное правление было. В Немецкой земле есть глава, имеющая титул Римскаго Императора. Сей титул в первом своем знаменовании заключал в себе самовладетельство над городом Римом и защищение Римской церкви и ея владений <…>. Сверх сего так называемые Немецкие чины, которые отчасти великими и сильными землями обладают, над своими землями и народом имеют столь [с. 278] великое самодержавство, что хотя они Цесарю и Империи жизнью подчинены, однако не можно их собственно почесть за подданых или знатнейших мещан в Республике. Ибо они имеют высочайшую власть в своей земле и высочайшее право над своими подданными и над их жизнью, <…> между собою и с иностранными государствами союзы заключают, но так, чтобы оные ни против Цесаря, ни против Империи не клонились <…>. Хотя сия высокая власть чинов причиною, что Цесарь в Империи, поелику он отличен от своих наследных земель, не может самовластно правительствовать, однако можно видеть, что чем больше Цесарь сам собою силы имеет, тем больше чины по его воле поступать должны. Ибо можно усмотреть, что великая власть чинов кроме того, что о Курфирстском достоинстве в золотой Булле именно объявлено, больше на предках и древнем употреблении, нежели на действительных узаконениях была основана, пока [с. 279] напоследок Вестфальским миром оная власть и право ясно, именно и особливо не подтверждена.
54. <…> Zu solchen giebt die irreguliere Regierungs-Form nicht wenigen Anlaß, als welche eigentlich kein Königreich noch Systema Sociorum ist, sondern von beyden etwas hat, indem weder der Kayser über das gesamte Reich, noch jeder Stand besonders über sein Land die vollkommene Souverainetät hat; und jener doch mehr als ein blosser Director, diese aber mehr, als blossen vornehmen Unterthanen und Bürgern zukommen kan, davon besitzen <…>.
54. <…> Немалую к тому причину подает неправильное правление, которое свойственно ни королевство, ни Республика, но из обоих нечто имеет, ибо ни Цесарь над всею Империею, ни каждой чин особливо над собственною землею не имеет совершеннаго самовладельства и Цесарь больше Директору, а чины знатным подданным или мещанам подобны <…>.
24. Ihre Regierungs-Form belangend, so hat zwar Polen ein Haupt, so den Namen und Staat eines Königs führet. Aber wenn man dessen eingeschränckte Gewalt ansiehet, so ist er in der That nicht vielmehr als ein Princeps oder Ober-Regent einer freien Republick. Dieser wird allezeit durch freie Wahl, darbei ein jeder anwesender Edelmann sein Votum hat, angenommen. Und ob wohl die Polen gerne bey dem Königlichen Stamm geblieben, haben sie doch niemals bey des vorigen Königs Leben einen Successoren wehlen wollen, sondern lassen es allezeit auf ein Interregnum ankommen, weil sie meynen, selbiges sey die beste Zeit, die Mißbräuche, so bey voriger Regierung eingerissen seyn mögen, abzuschaffen, und die heimliche Wege, ihre Freiheit zu beschleichen, zu verstopffen. Jedoch damit bey den Interregnis nicht innerliche Verwirrung gemacht werde, wird die Justitz viel strenger, als sonsten, zu selbiger Zeit exerciret <…>.
X. 24. Что до образа правления касается, то Польша имеет начальника, которой как имя, так и штат королевский имеет. Но ежели на ограниченную его власть посмотреть, то он подлинно не больше, как начальник или главной правитель вольной республики. Возводят его всегда на престол вольным выбором, в которой всякой находящийся при том дворянин голос имеет. Хотя Поляки всегда из королевского колена его выбирали, однако при жизни Короля никогда не хотели избрать наследника. Они больше желают, чтоб было междуцарствие, ибо почитают оное за наилучшее время к уничтожению злоупотреблений, которые при прежнем правлении разпространились, и для прекращения тайных средств, которыя вольности их со временем ущерб могли бы причинить. А дабы во время междуцарствий не было внутренних мятежей, то поступают в то время по правилам гораздо [с. 407] строже, нежели как при Короле.