Il ne seroit pas plus raisonnable de croire que les Peuples se sont d'abord jettés entre les bras d'un Maître absolu, sans conditions & sans retour, & que le premier moyen de pourvoir à la sûreté commune qu'aient imaginé des hommes fiers & indomptés, a été de se précipiter dans l'esclavage. En effet, pourquoi se sont ils donné des supérieurs, si ce n'est pour les défendre contre l'oppression, & protéger leurs biens, leurs libertés, & leurs vies, qui sont, pour ainsi dire, les élemens constitutifs de leur être ? <…> [P. 146] Il est donc incontestable, & c'est la maxime fondamentale de tout le Droit Politique, que les Peuples se sont donné des Chefs pour défendre leur liberté & non pour les asservir. Si nous avons un Prince, disoit Pline à Trajan, c'est afin qu'il nous préserve d'avoir un Maître.
Несправедливее сего было бы разсуждать, якобы народы тотчас бросились в руки [с. 89] начальника во всем самовластнаго, без условия и безповоротно, и якобы первое средство промыслить себе безопасность общую, которое вообразили люди гордые и неукротительные, было то, чтоб стремительно предаться в невольничество. В самом деле, для чего поставили они над собою начальников, как не для защищения себя от утеснений, и для покровительства своего имения, вольности и жизни, которыя суть, так сказать, стихии составляющия их существо? <…> И так, оное неоспоримо, и правило основательное всех прав политических есть то: что народы поставили над собою начальников, для защищения вольности своей, а не для порабощения себя оным. Когда мы имеем Князя, говорил Плиний Траяну, то для того, дабы он нас предохранил, чтоб нам не иметь господина.
Deux jeunes princes, plus foibles par leur caractère que par leur âge, en qui l’éducation n’avoit rien produit parce qu’elle avoit trouvé un fonds stérile, vont règner dans un temps d’orages, où de grands hommes auroient peine à soutenir le poids du gouvernement. Leurs ministres, des femmes, des eunuques règneront pour eux ; & l’empire, croulant de toutes parts, éprouvera tout à la fois les [p. 167] maux d’une administration vicieuse, & les coups d’une infinité d’ennemis étrangers.
Два юных государя, слабейшие по свойству своему, нежели по возрасту, в котором воспитание ничего не произвело, для того что оно обрело в них безплодное основание, имеют царствовать в бурное время, когда и великие люди с трудом несли бы бремя правления. Министры их, жены, евнухи царствовали вместо них; и империя, потрясаемая со всех сторон, претерпит в одно время и бедствия порочного правления, и поражения бесчисленных посторонних врагов.
Таким образом, пала монархия, Феодориком основанная и возвышенная Тотилою, двумя государями, которых сравнять можно с величайшими мужами. Готской народ, к которому Прокопий показывает толико презрения, заслуживает похвалы и сожаление всякого, кто [с. 338] отдается слепо предразсуждениям.
Il représenta fortement par lettres à l’empereur que les princes n’ont aucun droit sur les esprits ; que leur puissance est bornée à la police extérieure ; qu’ils ne peuvent punir que les [p. 290] perturbateurs de l’ordre public. Justin répondit que, sans gêner les consciences, il pouvoit employer à son service ceux qu’il jugeoit à propos ; que l’ordre public exigeoit l’uniformité du culte <…>.
Он сильно в письмах представил императору, что государи никакого права не имеют над разумами; что власть [с. 293] их ограничивается внешним правлением; что они могут наказывать токмо возмутителей народной тишины. Юстин ответствовал, что, не связуя совести, он мог употреблять в службу свою всех тех, кого ему угодно; что народное благоустройство требовало единообразия в богослужении <…>.
C’est à la foiblesse & à l’imprudence de ce prince, qu’on doit attribuer la plupart des maux qui infectèrent l’église, & qui refluoient nécessairement sur la société. Sous un sage empereur, ou les disputes auroient été moins violentes, ou du moins l’autorité suprême n’auroit pas été avilie.
Слабости и малоумию сего государя приписать должно большую часть зол, которыми заразилась церковь, и которыя обращались по необходимости на общество. Под правлением мудрого императора или распри были бы не столь сильны, или бы по крайней мере высочайшая власть не унизилась.
Je parle des communes & du gouvernement municipal. Ces communes étoient une association des bourgeois pour leur défense. Elles avoient le droit d’élire un maire & des échevins, de se gouverner, de prendre les armes ; à condition de fournir au prince un nombre d’hommes en cas de guerre, & de lui payer quelques redevances.
Здесь говорится о земских сословиях и о правлении вольном. Сии сословия были сообщества граждан, заведенные для собственного их защищения; да и имели они право выбирать себе старшину и его товарищей; судить себя взаимно и вооружаться под тем договором, чтоб в случае войны давать своему владетелю несколько воинов и платить ему некоторую подать.
Ce prince mérita le titre de législateur. Il établit solidement le droit d’appel aux justices royales, & ce fut un des meilleurs expédiens pour affoiblir l’extrême autorité des seigneurs. Il défendit absolument les guerres privées, que l’anarchie féodale avoit rendues légitimes. Il substitua les preuves juridiques au duel. Mais les désordres triomphèrent encore longtemps de la législation <…>.
Сей государь заслуживает быть назван законодателем; ибо учредил он постоянное право для отзыву в королевские суды, что и было самым лучшим средством к ослаблению чрезвычайной силы вельмож. Он запретил точным образом тайные войны, которые во время поместного безначалия почитались за законные; а вместо поединка приказал ведаться судом. Но [c. 274] над сим его узаконением закоренившиеся беспорядки будут еще торжествовать долгое время <…>.
En ces temps d’anarchie, le droit public d’Allemagne commence à se débrouiller. On voit le collége des électeurs, celui des princes, celui des villes, & le corps de la noblesse immédiate qui ne dépend d’aucun prince particulier.
Во время сего безначалия право народное в Немецкой земле стало приходить в порядок; ибо начались быть видимыми собрания курфирстов, [c. 278] князей, городов и сообщества неподчиненного благородства, или такого, которое не зависело ни от какого частного князя.
Ce prince, si redoutable aux Maures, donna un code à ses sujets, pour fixer la jurisprudence trop incertaine. Saint Ferdinand fut aussi législateur. Il établit le conseil royal de Castille ; il commença le corps de lois appelé las partidas, auquel Alphonse X, surnommé le Sage, son successeur, mit la dernière main.
Сей государь столь страшной Маврам издал подданным своим закон к решению весьма сомнительных дел, да и святой Фердинанд был также законодатель; ибо учредил он королевский совет в Кастилии, и начал делать собрание законов, называемое лас партидас, которые наследник его Альфонз X, прозванный благоразумным, окончил.
Ils forment ces communautés municipales, ces communes, gouvernées par leurs propres magistrats, & armées pour la défense de leurs priviléges, avec l’obligation de servir le prince contre ses ennemis.
Потом учинили они гражданские сообщества, или сословия, управляемые собственными своими судьями, и вооруженные для защищения своих преимуществ с тем обязательством, чтоб служить им государю против его неприятелей.
On ne vouloit pas s’exposer au despotisme d’un autre prince. On disoit : “Que fera un monarque vicieux, si [p. 227] Charles XII a fait lui-même notre malheur ? ” Sa sœur, Ulrique-Eléonore, épouse du landgrave, mise sur le trône par la diète, au commencement de 1719, se prêta au désirs ou plutôt à la volonté des Suédois. On la remercia de l’aversion juste & raisonnable qu’elle avoit témoignée pour le pouvoir arbitraire & absolu ; on décida d’abolir ce pouvoir, & l’on régla le gouvernement.
<…> почему и не хотели они подвергнуться самовластию другого государя, говоря: «что уже сделает над нами наполненный пороками государь, когда и сам Карл XII был причинителем нашего несчастья?» В следствие чего возведенная государственным съездом в 1719 году на престол сестра королевская и супруга ландграфова Улрика Элеонора, склонилась на желание, или [c. 266] лучше сказать, на требование Шведов, кои и благодарили ее за справедливое и благоразумное ее омерзение, кое оказала она к самодержавию и беспредельной власти; да и определила уничтожить королевскую силу и установить новый порядок правления.
La législation devoit occuper un prince, si attentif aux véritables objets du gouvernement. Il publia un code tiré en partie des lois de Suède.
Сочинение законов о истинных предметах правления долженствует занимать толь старательного государя, каков был Петр Великий; почему и обнародовал он собрание оных, что некоторую частью и было выбрано из Шведских законоположений.
<…> si Louis XIV avoit été véritablement sage, il auroit usé de sa puissance en prince modéré, en pere de son peuple, & en arbitre équitable des nations étrangères. Mais l’ivresse de la fortune & de la grandeur va le porter encore à de violentes démarches, qui, le rendant odieux, seront tôt ou tard une source de calamités publiques. J’insiste sur les fautes de ce monarque si célébré, parce qu’elles fournissent d’importantes leçons de sagesse.
Plusieurs domaines, autrefois dépendans des Trois-évêchés & de l’Alsace, étoient depuis long-tems possédés par différens princes d’Allemagne. On veut les réunir à la couronne. On établit pour cela deux chambres, l’une à Metz, l’autre à Brisac. Ces tribunaux prononcent les réunions, & le roi se fait ainsi justice à soi-même. [P. 3] Le parlement de Besançon réunit Montbéliard, comme fief de la Franche-Comté.
<…> если был он совершенно благоразумен, то бы употребил власть свою, как надлежит воздержному государю, отцу своего народа и правосудному посреднику иностранных областей. Но будучи упоен счастьем и великостью, употребил он паки насильственные поступки, которые, приведя его в ненависть, учинятся рано или поздно источником народных несчастий. Я останавливаюсь на проступках толь славного государя; для того что подают они нам самые важные наставления в благоразумии.
Как многие области, зависящие от трех Алзасских епископов, находились уже издавна во владении различных Немецких князей: то и захотелось ему присовокупить их к своему государству. В следствие чего и учредил он два судилища: один в Меце, а другое в Бризахе, которые и объявили о присоединении оных, чем король и доставил себе мнимую справедливость сам собою. Парламент же Безансонский, почитая [c. 5] Монтбельярд за принадлежащий ко Франш-компту город, присовокупил и его также ко Франции.
La Princesse Sophie qui avoit un esprit aussi supérieur que dangereux, bien loin de se retirer dans un Couvent, comme c’étoit alors la coutume des filles des Czars, voulut profiter de la foiblesse de l’âge de Pierre, & conçut le dessein de se mettre à la tête de l’Empire. A-peine Fœdor fut-il expiré, que par ses intrigues elle excita dans le corps des Strelitz (1) une des plus terribles révoltes : car après qu’elle eut fait [p. 287] répandre le sang de quantité de Seigneurs, les Strelitz proclamerent Souverains les deux Princes Ivan & Pierre, & leur associerent Sophie en qualité de Corégente. Elle jouit aussi-tôt de tous les honneurs d’une Souveraine, sans être déclarée Czarine. Elle eut la premiere place au Conseil, signa toutes les expéditions, fit graver son image sur les monnoies ; en un mot elle s’arrogea la puissance suprême : cependant elle en partagea le fardeau avec le Prince Basile Galitzin, qu’elle fit Administrateur de l’Etat, & Garde des Sceaux, homme supérieur en tout genre à tout ce qui étoit alors dans cette Cour. Pendant qu’elle régnoit ainsi depuis plus de six ans, Pierre avoit atteint sa dix-septieme année, & se sentoit le courage de soutenir son droit ; il donnoit déja des signes de cette élévation de génie, qui le rendit le réformateur d’un peuple plongé jusques-là dans les ténebres de la barbarie, & qui fixa long-tems l’attention de toute l’Europe.
(1) Corps de milice à-peu-près semblable à celui des Janissaires en Turquie.
Царевна же [c. 5] София имела разум сколь тонкой, столь и опасной и весьма была далека от того, чтоб уединиться в монастырь, как в тогдашнее время был обычай у Царских дщерей. Она желала воспользоваться младостию лет Петровых и приняла намерение соделаться властительницею в государстве; по чему, как скоро Царь Феодор скончался, то она своими хитростями возбудила престрашный бунт в войске стрельцов, которое по приказанию ея пролив кровь многих знатных вельмож, всенародно объявили Государями обоих Царевичев Иоанна и Петра, присоединив к ним и Софию в качестве соправительницы. В следствие чего [с. 6] тотчас стала она употреблять все знаки сана самовластныя Государыни, небыв наименована Царицею, и занимала перьвое место в совете, подписывала все определения, приказывала на монетах изображать свою особу, словом: присвояла себе совершенно верховную власть; но бремя сие разделяла с Князем Васильем Голицыным, возложив на него чин опекуна правительства, хранителя Государственной печати, и главноначальника над всеми при дворе тогда находившимися.
Во время, как она таким образом державствовала более 6 лет, Петр достиг до 17 года своего возраста и почувствовал уже себя в силах [с. 7] воспользоваться своим правом. Великия его природныя дарования открывшияся свету, через которыя соделался он после просветителем народа своего погруженнаго во тьме невежества, удивляли всю Европу, устремлявшую на него особливое внимание, […]
Charles après avoir poursuivi le Roi Auguste, répandu la terreur dans la Haute Pologne & en Saxe, obligé toute la famille de ce Prince de se retirer dans le cœur de l’Empire, s’avança vers la Lithuanie ; il força à Holosin les retranchemens des Russes, que le Czar y avoit formés pour empêcher Charles de passer la riviere de Vabis.
Карл же в то время изгоняя Короля Августа и приводя в трепет верхнюю Польшу и Саксонию так, что принудил всю Фамилию сего Государя удалиться в Немецкую Империю и пришед к Литовскому Княжеству разбил при Головчине Российские ретрашаменты, сделанные для воспрепятствования ему в переходе чрез реку Бибичь.
Après la prise de Vismar par les Alliés de Pierre, ce Prince résolut de faire un second voyage en Europe : il avoit fait le premier en homme qui s’étoit voulu instruire des arts ; il fit le second en Prince qui vouloit connoître les intérêts de toutes les Cours. Il mena la Czarine avec lui : ils passerent d’abord par Copenhague, Lubek, Neustad ; ils allerent à Hambourg, descendirent l’Elbe, & arriverent à Amsterdam. Le Czar resta trois mois à la Haye, petite ville qui est le centre des négociations de l’Europe. On jettoit alors les fondemens d’une grande révolution. Le Cardinal Alberoni, Ministre en Espagne, homme audacieux, rouloit un projet capable de bouleverser l’Angleterre & la France. Goerts, fameux Ministre de Charles XII, s’étoit lié avec la Cour de Madrid, & étant de concert avec Alberoni, ils entretenoient des intelligences avec tous les Anglois qui tenoient pour la Maison des Stuarts. Le parti du Prétendant devoit éclater, tandis que [p. 317] Charles XII descendroit de la Norwege dans le Nord d’Ecosse : le même Alberoni ménageoit une conspiration en France contre le Régent du Royaume, qui étoit alors le plus grand appui du Roi George.
После взятия Визмара союзниками Российскими, Петр Великий принял намерение вторично обозреть Европу. В первый раз странствовал в звании человека, желавшаго обучаться художествам; в другой же раз путешествовал Государем, для познания выгоды и польз всех дворов. Он взял с собою и свою Супругу: сперва отправились они в Копенгаген, Любек и Нейстадт, оттуда же в Гамбург, а из онаго в Амстердам. Три Месяца пробыли в Гаге, не большом городе, но который был центр всех дел происходивших [c. 70] в Европе. В тогдашнее время располагали было основание великой перемены. Кардинал Албероний, Министр Гишпанский, человек смелый, намерялся произвесть в действо предприятие, способное опровергнуть Англию и Францию. Герц, славный Министр Карла XII. вступил в союз с Гишпанским двором и будучи в согласии с Алберонием имели тайную переписку со всеми Агличанами державшимися Дому Стуартов. Сторона Претендента должна была вдруг появиться, как скоро Карл XII выступит из Норвегии в Северную часть Шотландии: между тем Албероний подкреплял так же и во Франции заговорщиков [c. 71] против Регента Королевства, который тогда служил великою подпорою Королю Георгию.
Ce Prince partit donc de Hollande, où il laissa la Czarine, & arriva en France. Il fut reçu à la Cour avec tous les honneurs qu’il méritoit. Au lieu de l’appartement du Louvre qui lui fut d’abord offert, il aima mieux, pour éviter le cérémonial, s’aller loger à l’Hôtel de Lesdiguieres, où il fut traité & défrayé. Le lendemain le Régent de France vint le saluer à cet Hôtel : ensuite il reçut les respects du Corps de la Ville, & deux jours après il alla au Château des Tuileries. Tout étoit prêt pour le recevoir avec les distinctions les plus marquées : il en trouva tous les dehors & toutes les cours occupés par la Maison du Roi sous [p. 318] les armes. Ce fut au milieu de ces divers corps de troupes, qui formoient un spectacle aussi magnifique que guerrier, qu’il arriva à l’entrée du Château. On amena le jeune Roi au-devant de lui. L’air noble de Louis, & les graces de l’enfance répandues sur sa personne, firent une douce impression sur le Czar. Il se sentit saisi d’une tendre admiration, & s’intéressant aussi-tôt pour cet aimable Prince, qui lui paroissoit être trop entouré & pressé par ses propres Courtisans ; il le prit, & le porta quelque tems dans ses bras.
La politesse Françoise se montra ingénieuse, pour faire sentir au Monarque Russe tout ce qu’elle avoit de noble & de charmant : on s’empressa de lui procurer tous les amusemens les plus conformes à son goût ; & dans ces lieux, où sont renfermés les chefs-d’œuvres des divers Arts qu’on exposoit à ses yeux, tout ce qui sembloit mériter son approbation, lui étoit offert de la part du Roi (1).
(1) Sa Majesté Louis XV regnant, vient de renouveller dans cette présente année les mêmes attentions dignes de la grandeur de son ame à l’égard du Roi de Danemarck, lorsque ce Prince est venu dans sa Cour. Il lui a procuré les amusemens convenables à son rang & à son âge, & il en a usé envers ce Prince, dans toutes les occasions, avec les manieres nobles & élevées qui accompagnent les actions d’un grand Roi.
Государь отправился во Францию один, а супругу свою оставил в Голландии, и по прибытии туда принят был при дворе со всеми знаками чести, приличными толь Великому Монарху. Вместо дворца в Лувре, который был ему назначен, желал он лучше, для избежания тягостных обрядов, жить в доме де Ледигиеров. На другой день его прибытия Регент Франции приезжал к нему с поздравлением, также и все знатнейшие в городе; а чрез два дни был он в Тюйллери, где для принятия его все было приготовлено, и где все площади и [с. 73] пустыя места заняты были гвардиею Королевскою, стоявшею в ружье; и он сквозь сие войско, составлявшее позорище сколь великолепное, столь и воинственное, прибыл ко дворцу, и младый Король вышел к нему на встречу. Благородный вид Лудовика и приятность младости изображавшияся на его лице, произвели в душе Российскаго Монарха сильное действие. Чувствуя себя приятным восторгом объята, и полюбя юнаго сего Государя, окруженнаго и стесненнаго своими придворными, взял его к себе на руки и носил несколько времени.
Политика французская употребила все свое искуство, для показания Российскому Монарху [с. 74] всего того, что имела особеннаго и внимания достойнаго: старалися представить ему все увеселения, сходнейшия с Его склонностями, и в тех местах, где хранились превосходнейшие памятники разных художеств, были ему открыты, и что особливо похвалы Его удостоивалось, то поднесено Ему было от имени Короля.
Сей Великий Государь любил славу, но поставлял оную единственно в том, что бы подданных своих осыпать благодеяниями.