История о переменах произходивших в Швеции в разсуждении веры и правления. Ч. II

<...> tout le Royaume de Dannemarq s’étoit enfin soulevé contre Christierne.

[p. 261] Ce Prince toujours violent méprisoit les Loix & les Privileges de son Païs, il disposoit selon son caprice des biens & de la vie même de ses Sujets; il en vouloit sur tout au Clergé du prémier Ordre, & à la Noblesse qu’il soupçonnoit de méditer quelque revolte, parce qu’ils avoient lieu de se plaindre de lui.

<...> все Дацкое Королевство взбунтовалось против Христиэрна.

Сей немилосердой Государь презирал законы и привилегии своего народа. Он во удовольствие своей наглости, похищал имение и живот у своих подданных, а наипаче у духовных первых санов и дворян, думая, что они, недовольны будучи его правлением, хотят против его взбунтоваться.

Le Peuple au désespoir d’un Gouvernement si tyrannique, perdit la crainte avec le bien, il entra avec ardeur dans l’indignation & le ressentiment du Clergé & de la Noblesse. Ce fut une conspiration générale de tous les Etats & de tous les Ordres du Royaume. <…>. [p. 262] La révolte commença dans la Province de Jutland, qui confine au Holstein. Les Etats de cette Province assemblez à Arhusen déposerent publiquement Christierne, & ils oserent même lui faire signifier l’Acte de sa dégradation par Munce, Chef de la Justice de cette Province.

Простой народ, будучи в отчаянии от такого его тиранскаго владения, потерял с благополучием своим страх против него. Он вступился горячо за неудовольствие духовенства и дворянства, и зделалось всеобщее возмущение во всех государственных чинах. <…>. [с. 27] Бунт начался в Ютландской провинции смежной с Голштиниею. Чины сей провинции собравшись в Аргузене лишили Христиэрна публично престола, и отважились объявить ему [с. 28] низложение его чрез Мунса главнаго судию сей провинции.

Ce Prince [Christierne] ne songea cependant, ni à combattre les Révoltez, ni à disputer sa Couronne au Duc de Holstein. Il crut que la conjuration étoit génerale dans tout le Royaume, quoiqu’elle n’eût encore éclaté que dans une Province... <…> Il aima mieux vivre particulier, que de mourir Roi <…>.

<…> однако сей Государь [Христиэрн] и не помыслил ни о поражении бунтовщиков, ниже о споре за свою корону с Герцогом Голштинским. Он думал, что уже во всем государстве бунт зделался, которой оказался только в одной провинции.

[с. 29] <…> и он хотел лучше продолжать свою жизнь партикулярным человеком, нежели умереть Королем.

<…> & à l’égard des Bourgeois, il promit avec plaisir de conserver inviolablement tous les Privileges de la Ville.

А что касалось до мещанства, то он [Густав] с охотою оставил их привилегии ненарушимыми.

[Commencement heureux de son regne] Il introduisit même dans sa Cour plus de politesse dans les moeurs, & plus de magnificence dans les habits & dans la dépense, qu’il n’y en avoit eu sous ses prédecesseurs, soit pour adoucir ce qu’il y avoit de sauvage & de [p. 273] grossier dans l’humeur de la plûpart des Suédois, ou peut-être même aussi dans la vûë de tirer insensiblement les Seigneurs & la Noblesse de leurs Châteaux, & de les engager par une dépense extraordinaire à s’attacher à la Cour, & auprès du Prince, pour en tirer dequoi s’y soûtenir.

[Благополучное начало его владения] Он [Густав] ввел при своем дворе больше политики в нравах, и больше великолепия в платье, и другом содержании, нежели как было при его предках, или для смягчения жестоких и грубых нравов в Шведах, либо может быть для нечувствительнаго склонения знатных господ и дворян вступать в придворную службу, дабы они собственным своим содержанием делали великим его росходам некоторую помочь.

Les Suédois charmez de la valeur & des grandes qualitez de Gustave, croyoient ne travailler que pour leur bonheur, en augmentant son pouvoir & ses droits, & ce Prince habile, sous le titre apparent de Défenseur de la liberté publique, s’acheminoit insensiblement à une autorité absoluë.

Шведы тронутые храбростию и великими качествами Густава, думали поспешествовать своему благополучию чрез умножение прав его и силы, и сей разумной Государь, под наружным именем защитителя народной вольности, [с. 49] нечувствительным образом приготовлял себе путь к самодержавной власти.

Gustave par ces differentes nominations crut avoir assuré le repos de l’Etat, qui n’étoit ordinairement troublé que par l’ambition des Evêques, & il se flatoit que ses Peuples alloient joüir de la félicité de son Regne, lorsque la Regence de Lubec l’engagea dans une affaire qui lui causa beaucoup de dépense & de chagrin.

Густав думал, что чрез сии разныя учреждения утвердил покой в своем государстве, которой обыкновенно волнуем был [с. 60] от властолюбия Епископов, и ласкал себя надеждою, что подданные его будут пользоваться благополучным его правлением, как между тем правительство Любское привлекло его в такое дело, которое причинило ему много убытку и печали.

Ce ne furent cependant ni les murmures du Peuple, ni les reproches de la Noblesse qui engagerent ce Prince dans cette Guerre. Il avoit déja établi trop solidement son autorité pour avoir rien à craindre du mécontentement de ses Sujets <...>.

Однако не роптание народа, и не выговор дворянства, принудили сего Государя вступить в сию войну. Он уже довольно утвердил свою власть, и был в безопасности от возмущения своих подданных <...>.

<...> & d’ailleurs, le desir & l’esperance de se faire reconnoitre par les Danois mêmes dans cette Conférence pour Souverain légitime de Suede, l’emporterent sur la crainte de quelque infidélité.

<...> а сверьх того желание и надежда признану быть на сем съезде от самих Датчан законным Королем Шведским, преодолели страх его против какой либо неверности.

Qu’il convenoit cependant qu’il falloit des prétextes plus plausibles même que le bien de l’Etat, pour empêcher que les Peuples, à qui le Clergé & les Religieux font toujours regarder les entreprises sur leur temporel, comme autant d’attentats sur la Religion, ne pussent remuer. Que pour les guérir de leurs préventions, il devoit profiter de la réforme de Luther qui commençoit à faire beaucoup de progrès dans le Royaume.

А чтоб удержать от бунта народ, которому духовные толкуют предприятия противу временнаго их добра святотатством, то надобно употребить к тому сильнейшия меры, нежели представление государственной пользы. И чтоб отвратить его от духовенства, то должно употребить в пользу Лютерское исповедание, которое [с. 91] начинает усиливаться в государстве <...>.

<...> les commencemens des Regnes & des Empires n’étoient jamais sans de grandes difficultez. Mais <…> les Princes mêmes que les Peuples ne souffroient d’abord qu’avec peine pour Maîtres, en étoient à la fin considerez comme Peres de la Patrie.

<...> начало государств и империй происходило всегда с великою трудностию, но <…> [с. 96] Государи, которых народы сперва не могли терпеть своими обладателями почитаемы были наконец от них за отцов отечества.

Les Evêques & leurs Officiaux avoient fort étendu la jurisdiction Ecclésiastique, ils tiroient à eux toutes les affaires du Royaume sur le moindre rapport qu’elles avoient à la Religion <…>.

Епископы и их подчиненные [с. 102] далеко простерли церьковную власть. Они мешались во все государственныя дела, когда оне хотя весьма мало касались до веры.

Les Paysans sur tout souffroient impatiemment qu’on enlevât leurs cloches & les croix d’argent de leurs Eglises, qui faisoient souvent la partie la plus essentielle de leur culte. Ces Paysans naturellement feroces, prévenus par leurs Curez, regardoient cette conduite du Prince comme un attentat sur la Religion & sur leur liberté. <…> Il se faisoit tous les ans, en cette saison, une Foire considérable proche d’Upsal, ou il se trouvoit une affluence extraordinaire de Peuple, de toutes les Provinces circonvoisines. C’étoit comme une espece d’Etats pour les Paysans. <…> [p. 338] Les mécontens résolurent de profiter de cette Assemblée pour exciter quelque révolte <...>.

Мужикам наипаче [с. 124] несносно было то, что взяты были у их церьквей колокола и серебреные кресты, которые часто составляли самую существенную часть их богочтения. Сии мужики, с природы дикие, предупрежденные своими священниками, почитали такую поступку сего Государя за посягательство на их веру и вольность. <…> В сие время бывала ежегодно великая ярмонка не подалеку от города Упсаля, куда сходилось великое множество народа со всех ближних провинций, и это был, как некоторой сейм для мужиков. <…> Бунтовщики вознамерились употребить [с. 125] в свою пользу сей случай ярмонки, чтоб начать возмущение.

Il [Gustave] leur parla d’abord avec un certain air de grandeur & d’autorité, & en Prince qui a droit de commander [p. 339], & qui sçait se faire obéïr. Il leur demanda fierement qui les avoit chargez du soin du Gouvernement, pour vouloir se mêler de censurer les déliberations du Sénat, & s’ils avoient oublié que les Evêques & tout le Clergé étoient plus ennemis de leur patrie que les Danois mêmes.

Он [Густав] говорил к ним величественным и [с. 126] важным взором, как Государь, которой имеет право повелевать, и умеет принуждать к послушанию. Он спросил у них дерзновенным образом, кто наложил на них попечение о государственном правлении, что они хотят мешаться в разбор разсуждения Сенатскаго; и разве они позабыли, что Епископы и все духовные были большие неприятели их отечества, нежели сами Датчане.

Ce Prince [Charles-Quint] fit exhorter les Cardinaux de convoquer un Concile légitime pour le bien de l’Eglise qui avoit également besoin, a ce qu’il disoit, de réforme dans son Chef & dans ses Membres. Clement avoit un éloignement extrême d’un Concile. Il craignoit la réformation de la puissance Papale, mais il craignoit encore plus pour sa personne même & pour sa dignité.

Сей государь [Карл V] <…> напоминал Кардиналам, чтоб [с. 142] они созвали законной собор для пользы церьковной, которая, как он говорил, требовала исправления в своем начальнике и членах. Климент чрезвычайно убегал от собора. Он опасался исправления Папской власти, а еще и больше того боялся в разсуждении своей особы и своего достоинства.

Ce Prince commença à faire paroître ses intentions dans un repas ou se trouverent les Evêques, les Sénateurs [p. 356] les Députez des Provinces, & tous les membres des Etats. Les Officiers de sa Maison changerent à table le rang ordinaire des Séances. On donna les premieres places aux Sénateurs Séculiers, au préjudice des Evêques qui étoient en possession de les occuper, & on donna la même préférence aux Gentilshommes, qui furent placez au dessus des Députez Ecclésiastiques du second Ordre.

Сей Государь [Густав] начал оказывать свои намерения на одном пиру, [с. 148] где находились Епископы, Сенаторы, провинциальные Депутаты и все государственные чины. Придворные переменили при Королевском столе обыкновенной порядок заседания. Они посадили на вышших местах светских Сенаторов к предосуждению Епископов, которым следовало сидеть на тех местах; такое же зделано было преимущество и дворянам, которые посажены были выше церьковных Депутатов второй степени.

Il lui reprocha même qu’il parloit plûtôt en politique & en homme de Cour que comme un veritable Evêque.

Он [епископ Линкопинской] ему [епископу Стреньскому] выговаривал притом, что он говорил больше как политик и придворной человек, нежели как истинной Епископ.

<…> ils ne consentiroient jamais de céder de leurs biens, ni de relâcher de leurs droits & de leurs Privileges sans un ordre exprès du Pape, qu’ils reconnoissoient pour souverain Dispensateur de tous les biens de l’Eglise, comme il étoit le Juge infaillible sur les questions de Foi & en matiere de Religion.

<…> они не согласятся никогда уступить своих добр, прав и привилегий без точнаго Папскаго повеления, котораго признают они за самовластнаго повелителя всех церковных имений, как то он был безгрешной судия в вопросах веры и в содержании благочестия.

Le Chancelier représentoit incessamment aux principaux Députez que les Royaumes ne se devoient pas gouverner par les maximes des Prêtres & des Moines, qui ont des intérêts differens de ceux de l’Etat, & qui reconnoissent même un Prince Etranger pour Souverain dans la personne du Pape. Que selon l’exigence des tems & du bien public, le salut de l’Etat devoit être la premiere de toutes les Loix, & que toutes les autres constitutions humaines n’étant faites que pour l’entretien & la conservation de la société civile, le Prince & le Souverain Magistrat devoit être Maître de les changer suivant le besoin & la disposition de chaque Nation. 

Канцлер представил тотчас главнейшим депутатам, что государства не должно управлять по мнению духовных, которых польза различествует от государственной пользы, и которые в особе Папской признают иностраннаго обладателя за своего самодержца; что смотря по нужде времени и общей пользе, благосостояние государства почитать должно за главнейший из всех законов, и как все человеческие уставы зделаны для содержания и соблюдения гражданскаго общества, то Государь и главное правительство должны [с. 167] иметь власть в перемене их, смотря по нужде и способности всякаго народа <...>.

Ce furent les derniers efforts d’une liberté effrenée & tumultueuse, qui alloit céder la place à une autorité d’autant plus pacifique, qu’elle fut plus absolue.

Это уже было последнее усилие необузданной и возмутительной вольности, которая уступила место покойной и самодержавной власти.

Le Roi ne laissa pas de convoquer les Etats Generaux à Vesteras, dans la vûë d’y faire abolir le droit & l’usage de l’Election. <...> Il ne se trouva personne dans les Etats qui osât s’opposer à ses desseins. Les Chefs des premieres Maisons, & les anciens Sénateurs avoient péri dans le massacre de Stokholm, & les jeunes Seigneurs étoient nez depuis son Regne, & accoutumez à une obéïssance aveugle. Il ne paroissoit plus aucune trace de la premiere liberté, & de la forme de l’ancien Gouvernement.

Сей Государь [Густав] не преминул созвать государственных чинов в [с. 218] Вестерас, для уничтожения обыкновения и права выбору Королей. <...> Не было никого в сем государственных чинов собрании, кто б отважился противиться его намерению. Господа знатнейших домов и старые Сенаторы погибли в Стокгольмском убивстве, а молодые господа родились во время его государствования, и приобыкли к слепому послушанию, и не видно было никакова следу прежней вольности, и формы стараго правления.