La réputation de la Grece plus célebre encore par son gouvernement que par ses victoires, excita les Romains à se regler sur son exemple. Ainsi ils envoyerent des députez pour rechercher les Loix des villes de Grece, et sur tout celles d’Athenes plus conformes à l’estat de leur République.
Слава Греции, еще знатнейшия своим правительством нежели победами, побудила Римлян учредить себя по ея примеру. И тако послали они депутатов для сыскивания законов городов Греческих, а особливо Афинских, более согласных с состоянием их республики.
Dans la grande famille dont tous les membres sont naturellement égaux, l’autorité politique purement arbitraire quant à son institution, ne peut être fondée que sur des conventions, ni le magistrat commander aux autres qu’en vertu des lois.
В большей же семье, коего члены естественно равны, власть правительства по установлению своему мнимая, основана бывает только на согласиях, и правительство повелевает только в силу законов.
À l’égard des domestiques, ils lui doivent aussi leurs services en échange de l’entretien qu’il leur donne ; sauf à rompre le marché dès qu’il cesse de leur convenir. Je ne parle point de l’esclavage ; parce qu’il [p. 338] est contraire à la nature, & qu’aucun droit ne peut l’autoriser.
Il n’y a rien de tout cela dans la société politique. Loin que le chef ait un intérêt naturel au bonheur des particuliers, il ne lui est pas rare de chercher le sien dans leur misere. La magistrature est-elle héréditaire, c’est souvent un enfant qui commande à des hommes : est-elle élective, mille inconvéniens se font sentir dans les élections, & l’on perd dans l’un & l’autre cas tous les avantages de la paternité. Si vous n’avez qu’un seul chef, vous êtes à la discrétion d’un maître qui n’a nulle raison de vous aimer ; si vous en avez plusieurs, il faut supporter à la fois leur tyrannie & leurs divisions. En un mot, les abus sont inévitables & leurs suites funestes dans toute société, où l’intérêt public & les lois n’ont aucune force naturelle, & sont sans cesse attaqués par l’intérêt personnel & les passions du chef & des membres.
В разсуждении же слуг, они обязаны ему услугами за пропитание. Я здесь не говорю о рабстве по тому, что оно противно естеству и никаким правом защищено быть не может.
Ничего из вышеозначеннаго не случается в политическом обществе. Правитель не редко ищет случая, воспользоваться бедностию частных людей, а особливо когда не имеет естественной пользы от благополучий их. Ежели правление получается по наследству, то часто ребенок повелевает людям; ежели же по выбору, то многия неудобности встречаются при избрании, и в обоих случаях превосходства отечества теряются. Когда правитель имеется один, то подданные подвержены воле единаго господина, который никакой причины не имеет их любить; когда же многие, то должно в одно [с. 7] и то же время сносить их мучительство и раздоры. Одним словом злоупотребления не избежимы и их худыя следствия во всяком обществе, где общая польза и законы не имеют существенной своей силы и завсегда нарушаемы пользами частных людей и страстьми правителя и сочленов его.
C’est à la loi seule que les hommes doivent la justice & la liberté. C’est cet organe salutaire de la volonté de tous, qui rétablit dans le droit l’égalité naturelle entre les hommes. C’est cette voix céleste qui dicte à chaque citoyen les préceptes de la raison publique, & lui apprend à agir selon les maximes de son propre jugement, & à n’être pas en contradiction avec lui-même. C’est elle seule aussi que les chefs doivent faire parler quand ils commandent ; car si-tôt qu’indépendamment des lois, un homme en prétend soûmettre un autre à sa volonté privée, il sort à l’instant de l’état civil, & se met vis-à-vis de lui dans le pur état de nature où l’obéissance n’est jamais prescrite que par la nécessité.
Le plus pressant intérêt du chef, de même que son devoir le plus indispensable, est donc de veiller à l’observation des lois dont il est le ministre, & sur lesquelles est fondée toute son autorité.
Законам люди обязаны правосудием и свободностию. Сие спасительное орудие общей воли по праву возстановляет естественное равенство между людьми. Сей небесный глас вещает каждому гражданину правила общаго разсудка, научает его действовать по наставлениям собственнаго размышления и соглашаться с самим собою. Начальники при повелениях должны заставлять говорить закон; ибо сколь скоро кто не следуя установлению законов вздумает другаго принуждать повиноваться своей особенной воли [с. 21]; то тогда он уже переступает за гражданское правление и полагается против его в сущем естественном состоянии, в котором повиновение бывает только по необходимости.
Важнейшая польза правителя так как и необходимая его должность есть та, что бы стараться следовать законам, на коих власть его основана.
La puissance des lois dépend encore plus de leur propre sagesse que de la sevérité de leurs ministres, & la volonté publique tire son plus grand poids de la raison qui l’a dictée : c’est pour cela que Platon regarde comme une precaution très-importante de mettre toûjours à la tête des édits un préambule raisonné qui en montre la justice & l’utilité. En effet, la premiere des lois est de respecter les lois <…>
Mais quoique le gouvernement ne soit pas le maître de la loi, c’est beaucoup d’en être le garant & d’avoir mille moyens de la faire aimer.
Сила законов зависит больше от собственной их премудрости, нежели от строгости их блюстителей, и народная воля уважаема тем больше, что народом самим объявляется: по сему то Платон почитает важною предосторожностию, когда перед всяким повелением стоит разумное предъизъяснение показывающее как [c. 23] справедливость онаго, так и полезность. Перьвый закон повелевает почитать законы. <…>.
Правление хотя и не властно над законами, но довольно и того, что оно по них и порукою, и что имеет многия средства для снискания им любви.
Je conclus donc que comme le premier devoir du législateur est de conformer les lois à la volonté générale, la premiere regle de l’économie publique est que l’administration soit conforme aux lois. C’en sera même assez pour que l’état ne soit pas mal gouverné, si le legislateur a pourvû comme il le devoit à tout ce qu’exigeoient les lieux, le climat, le sol, les mœurs, le voisinage, & tous les rapports particuliers du peuple qu’il avoit à instituer.
Поелику же перьвая должность законодателя есть та, что бы законы соглашать с общею волею; то заключаю из сего что первое правило народной экономии или благоучреждения то, чтобы отправление должностей соответствовало законам. Дабы государство хорошо управляемо было, то довольно к тому и того, когда законодатель снабдит как должно всем потребным в разсуждении местоположения, климата, рода земли, обычаев, соседей и всех особенных народа отношений, которыя он должен учердить.
C’étoit là le grand art des gouvernemens anciens, dans ces tems reculés où les philosophes donnoient des lois aux peuples, & n’employoient leur autorité qu’à les rendre sages & heureux. De-là tant de lois somptuaires, tant de reglemens sur les mœurs, tant de maximes publiques admises ou rejettées avec le plus grand soin. Les tyrans mêmes n’oublioient pas cette importante partie de l’administration, & on les voyoit attentifs à corrompre les mœurs de leurs esclaves avec autant de soin qu’en avoient les magistrats à corriger celles de leurs concitoyens. Mais nos gouvernemens modernes qui croyent avoir tout fait quand ils ont tiré de l’argent, n’imaginent pas même qu’il soit nécessaire ou possible d’aller jusque-là.
В сем то состояла пространная наука древних правлений отдаленнейших времен, когда философы давали законы народам, и власть свою употребляли что бы учинить их разумными и щастливыми; по тому то имеется такое множество законов о воздержании от расходов, о учреждении нравов, и толикия народныя правила с величайшею осторожностию принятыя или отверженныя. Даже похитившие власть в забвении не оставляли важной сей части отправления, и приметно то, что они старались повредить нравы своих рабов с неменьшим рачением, как и правительства исправить оные в своих согражданах. Но правления нынешних времен имея попечение только о денежных сборах, думают сим все совершить, и не почитают за нужное или возможное достигать до вышесказаннаго.
Si les politiques étoient moins aveuglés par leur ambition, ils verroient combien il est impossible qu’aucun établissement quel qu’il soit, puisse marcher selon l’esprit de son institution, s’il n’est dirigé selon la loi du devoir ; ils sentiroient que le plus grand [p. 341] ressort de l’autorité publique est dans le cœur des citoyens, & que rien ne peut suppléer aux mœurs pour le maintien du gouvernement. Non-seulement il n’y a que des gens de bien qui sachent administrer les lois, mais il n’y a dans le fond que d’honnêtes gens qui sachent leur obéir.
Ежели бы политики честолюбием своим не так ослеплены были, то бы легко усмотрели сколь невозможное дело, что бы какое учреждение могло себя вести по разуму своего постановления, когда законом должности не будет управляемо; они бы уразумели тогда что главнейшая пружина народной власти находится в сердцах граждан, которая всего лучше способствует нравам к воздержанию правления. Не только одни богатые в силах наблюдать законы, но по основанию одни честные люди им повинуются.
<…> le pire de tous les abus est de n’obéir en apparence aux lois que pour les enfreindre en effet avec sureté. Bientôt les meilleures lois deviennent les plus funestes : il vaudroit mieux cent fois qu’elles n’existassent pas ; ce seroit une ressource qu’on auroit encore quand il n’en reste plus. Dans une pareille situation l’on ajoûte vainement édits sur édits, réglemens sur réglemens. Tout cela ne sert qu’à introduire d’autres abus sans corriger les premiers. Plus vous multipliez les lois, plus vous les rendez méprisables ; & tous les surveillans que vous instituez ne sont que de nouveaux infracteurs destinés à partager avec les anciens, ou à faire leur pillage à part.
Опаснейшее злоупотребление есть то, когда только по внешности законам не повинуются с тем, что бы чрез то без опасения оные нарушить можно было. Вскоре наилучшие законы сделаются вредительнейшими; не бытие их самое служило бы средством к установлению лучших законов. Тщетно в подобных обстоятельствах лишния учреждения [с. 32] издаются. Оне служат только к новым злоупотреблениям не исправляя перьвых. Умножение законов ввергает их в презрение; и поставляемые оных блюстители почесться могут новыми оных нарушителями, определенными на раздел с старыми или и на особливые сборы мздоимства.
Dans la grande famille dont tous les membres sont naturellement égaux, l’autorité politique purement arbitraire quant à son institution, ne peut être fondée que sur des conventions, ni le magistrat commander aux autres qu’en vertu des lois.
В великом семействе т: е: государстве, коего все члены естественно суть равны, власть политическая, будучи совершенно самопроизвольная в учреждении своего установления, не может быть основана как на условиях, ниже начальник может повелевать другим, как токмо по силе законов.
En un mot, les abus sont inévitables & leurs suites funestes dans toute société, où l’intérêt public & les lois n’ont aucune force naturelle, & sont sans cesse attaqués par l’intérêt personnel & les passions du chef & des membres.
Одним словом злоупотребления суть неминуемы, и последствия оных пагубны во всяком обществе, где общественная польза и законы не имеют никакой естественной силы, или безперстанно бывают колеблемы личною выгодою и страстями начальника и членов.
Le pouvoir souverain représente la tête ; les lois & les coûtumes sont le cerveau, principe des nerfs & siége de l’entendement, de la volonté, & des sens, dont les juges & magistrats sont les organes ; <…> les finances publiques sont le sang qu’une sage économie, en faisant les fonctions du cœur, renvoye distribuer par tout le corps la nourriture & la vie ; les citoyens sont le corps & les membres qui font mouvoir, vivre, & travailler la machine, & qu’on ne sauroit blesser en aucune partie, qu’aussi-tôt l’impression douloureuse ne s’en porte au cerveau, si l’animal est dans un état de santé.
Верховная власть представляет голову; законы и обычаи суть мозг; начало жил и вместилище разума, воли и чувств, которых судии и начальники суть органы. <…> [с. 16] Государтвенные доходы суть кровь, через которую мудрая Экономия, делая должность сердца, сообщает всем частям тела пищу и жизнь. Граждане суть тело и члены, кои движут и оживляют весь состав, и которых невозможно повредить, ни с одной стороны, не причинив болезненнаго впечатления мозгу, ежели животное находится в здравом состоянии.
Самая величайшая польза начальника и первая должность состоит в том, что бы бдеть [с. 32] о наблюдении законов, коих он есть хранитель, и на коих основана вся его власть.
Les citoyens mêmes qui ont bien mérité de la patrie doivent être récompensés par des honneurs & jamais par des priviléges : car la république est à la veille de sa ruine, si-tôt que quelqu’un peut penser qu’il est beau de ne pas obéir aux lois. Mais si jamais la noblesse ou le militaire, ou quelqu’autre ordre de l’état, adoptoit une pareille maxime, tout seroit perdu sans ressource.
Самые граждане оказавшие услугу отечеству, должны быть награждены почестьми, а никогда помянутыми преимуществами: ибо Республика тогда уже приклоняется к своему падению, коль скоро может кто нибудь мыслить, что не повиноваться законам есть похвально. Ежели дворянство, или военнослужащей, или другое какое-нибудь состояние примет таковое правило; то все потеряно без возвраты.
Je conclus donc que comme le premier devoir du législateur est de conformer les lois à la volonté générale, la premiere regle de l’économie publique est que l’administration soit conforme aux lois. C’en sera même assez pour que l’état ne soit pas mal gouverné, si le legislateur a pourvû comme il le devoit à tout ce qu’exigeoient les lieux, le climat, le sol, les mœurs, le voisinage, & tous les rapports particuliers du peuple qu’il avoit à instituer.
И так я заключаю, что как первая должность законодателя есть сообразовать законы всеобщей воле; так первое правило общественной Экономии есть то, что бы правление было сообразно законам. Что бы государство не было управляемо худо; то довольно уже для сего будет, ежели [с. 38] законодатель предусмотрит, как и должен, все то, чего требуют места, климат, свойство земли, нравы, соседство, и все особенныя отношения народа, который просветить ему должно.
C’étoit là le grand art des gouvernemens anciens, dans ces tems reculés où les philosophes donnoient des lois aux peuples, & n’employoient leur autorité qu’à les rendre sages & heureux. De-là tant de lois somptuaires, tant de reglemens sur les mœurs, tant de maximes publiques admises ou rejettées avec le plus grand soin. Les tyrans mêmes n’oublioient pas cette importante partie de l’administration, & on les voyoit attentifs à corrompre les mœurs de leurs esclaves avec autant de soin qu’en avoient les magistrats à corriger celles de leurs concitoyens.
В сем-то состояло великое искусство древних правительств, в сии отдаленные времена, когда философы давали законы народам, и употребляли власть свою на учинение только их счастливыми и мудрыми. Оттуда толикое множество законов, учреждений нравов, и общенародных правил принятых или отверженных с величайшим старанием. Самые тираны не забывали сии нужныя части правления; и они старалися повреждать нравы своих рабов [с. 44] с толиким же тщанием, с каковым судьи исправляют нравы своих сограждан.
Osons opposer Socrate même à Caton : l’un étoit plus philosophe, & l’autre plus citoyen. Athenes étoit déja perdue, & Socrate n’avoit plus de patrie que le monde entier : Caton porta toujours la sienne au fond de son cœur ; il ne vivoit que pour elle & ne put lui survivre. <…> L’un instruit quelques particuliers, combat les sophistes, & meurt pour la vérité : l’autre défend l’état, la liberté, les lois contre les conquérans du monde, & quitte enfin la terre quand il n’y voit plus de patrie à servir.
Дерзнем противоположить Сократа самаго Катону: один был больше философ, а другой больше гражданин. Афины были уже потеряны, [с. 57] и Сократ кроме целаго света не имел никакого отечества. Катон носил всегда свое отечество внутри сердца своего: он жил только для него, и не мог после его в живых остаться. <…> Один наставляет некоторых частных людей спорить с Софистами, и умирает за истину: другой защищает государство, вольность, законы против завоевателей мира, и оставляет наконец жизнь, когда уже не может служить более отечеству.
Voulons-nous que les peuples soient vertueux ? commençons donc par leur faire aimer la patrie : mais comment l’aimeront-ils, si la patrie n’est rien de plus pour eux que pour des étrangers, & qu’elle ne leur accorde que ce qu’elle ne peut refuser à personne ? Ce seroit bien pis s’ils n’y joüissoient pas même de la sûreté civile, & que leurs biens, leur vie ou leur liberté fussent à la discrétion des hommes puissans, sans qu’il leur fût possible ou permis d’oser reclamer les lois. Alors soûmis aux devoirs de l’état civil, sans joüir même des droits de l’état de nature & sans pouvoir employer leurs forces pour se défendre, ils seroient par conséquent dans la pire condition où se puissent trouver des hommes libres, & le mot de patrie ne pourroit avoir pour eux qu’un sens odieux ou ridicule.
И так если хотим, что бы народы были добродетельны, то начнем сие внушением им любви к отечеству; но как они любить его будут, если отечество [с. 59] для них то же есть, что и для чужестранцов, и дарует им только то, в чем никому отказать не может? еще было бы хуже, когда бы они не могли наслаждаться даже гражданскою безопасностию, и когда бы имение их, их жизнь, или свобода были во власти людей сильных, так что бы и не можно было им или не позволено прибегать к законам. Тогда будучи подчинены должностям правительства гражданскаго, не наслаждаясь даже правилами естественнаго правительства, и не будучи в состоянии употребить сил своих к своему защищению, они следственно были бы в худшем состоянии, в каком свободные люди находиться могли бы, слово отечество не имело бы для них инаго знаменования кроме ненавистнаго или смешнаго.
Que si l’autorité publique en prenant la place des peres, & se chargeant de cette importante fonction, acquiert leurs droits en remplissant leurs devoirs, ils ont d’au tant moins sujet de s’en plaindre, qu’à cet égard ils ne font proprement que changer de nom, & qu’ils auront en commun, sous le nom de citoyens, la même autorité sur leurs enfans qu’ils exerçoient séparément sous le nom de peres, & n’en seront pas moins obéis en parlant au nom de la loi, qu’ils l’étoient en parlant au nom de la nature. L’éducation publique sous des regles prescrites par le gouvernement, & sous des magistrats établis par le souverain, est donc une des maximes fondamentales du gouvernement populaire ou légitime.
Ежели общественная власть, заступая место родителей и воспримая на себя сию толь важную должность, приобретает права их чрез исполнение должностей их, то она тем менее имеет причину жаловаться, что в сем разсуждении переменяют они токмо имя, и что будут [с.78] иметь вообще, под именем граждан, тую же власть над своими детьми, какую имели раздельно под именем родителей, и не менее увидят повиновения, говоря именем закона, как бы видели онаго, говоря именем природы. Народное воспитание, по правилам предписанным от правительства и под смотрением начальников, от государя установленных, есть одно из славных положений правления народнаго или законнаго.
Il est certain que le droit de propriété est le plus sacré de tous les droits des citoyens, & plus important à certains égards que la liberté même ; soit parce qu’il tient de plus près à la conservation de la vie ; soit parce que les biens étant plus faciles à usurper & plus pénibles à défendre que la personne, on doit plus respecter ce qui se peut ravir plus aisément ; soit enfin parce que la propriété est le vrai fondement de la société civile, & le vrai garant des engagemens des citoyens : car si les biens ne répondoient pas des personnes, rien ne seroit si facile que d’éluder ses devoirs & de se moquer des lois.
Известно, что право собственности есть самое священнейшее из всех прав гражданских, и важнейшее по некоторым причинам, нежели самая вольность; или потому оно ближе относится к сохранению жизни; или для [с. 83] того, что как имущества бывают удобнее похищаемы, и труднее защищаемы, нежели жизнь, надлежит более почитать то, что может быть отнято удобнее; или на конец по сему, что собственность есть истинным основанием общества гражданского, и истинным споручником обязательства граждан; ибо если бы имущества не ответствовали за людей, то ничего не было бы легче, как пренебрегать свои должности, и смеяться над законами.