Les Hollandois semblent presque aussi jaloux de la liberté de cette Ville [Dantzig], que de la leur propre ; & ils ne souffriroient pas volontiers de la voir assujettie par quelque Puissance que ce fût, non pas même par les Polonois, qui en sont pourtant les veritables Souverains ; mais qui la laissent vivre suivant ses loix, se contentant que la monnoye y soit frappée au coin du Roy de Pologne, & la justice renduë en son nom.
Голанцы о вольности сего города [Гданска], так как о своей собственной свободе ревность и усердие имея, не допущают [с. 204] до того, чтоб не только которая другая держава, но ни самая бы республика Польская Гданским не овладела, которая сему городу истинная охранительница и законной владетель; но непрестанно того смотрят, чтоб Данциг собственными законами себя правил, и деньги под защищением Короля Польскаго на свое имя делал.
La politique des Chinois, qui craignoient que la frequentation des Etrangers ne corrompît leurs Loix, ou ne donnât à ceux-ci une occasion d’entreprendre sur leur liberté, sous le prétexte du Commerce, les avoit obligé pendant plusieurs milliers d’années, de fermer l’entrée de leur Empire à toutes sortes de Nations, & de se contenter du négoce interieur qu’ils y faisoient eux-mêmes. Mais enfin, l’Empereur regnant ayant ouvert ses Ports à tout le monde en 1685, les Indiens & les Européens se sont également empressez d’user de la liberté de ce nouveau Commerce <...>.
Китайцы по особливой политике, а более опасаясь того: дабы иностранные народы закону и уставов их не повредили, также бы не получили способу к опровержению вольности их: чрез несколько тысяч лет никого из чужестранных народов к себе не пускали, но одним внутренним между собою купечеством довольствовались. А последней Китайской Цесарь с 1685. году, всего света народам для комерции в свое государство ездить позволил <...>.
Ainsi Rome si jalouse de sa liberté, par cét amour de la liberté qui estoit le fondement de son Estat, a veû la division se jetter entre tous les Ordres dont elle estoit composée. De là ces jalousies furieuses entre le Senat et le peuple, entre les Patriciens et les Plebeïens ; les uns alleguant toûjours que la liberté excessive se détruit enfin elle-mesme ; et les autres craignant au contraire, que l’autorité, qui de sa nature croist toûjours, ne dégénerast enfin en tyrannie.
И так Рим толь ревностной к своей вольности, от самой сей любви к оной, которая была основанием его государства, увидел раздор вселившейся между всеми [c. 71] степенями граждан, из которых оно состояло. Оттуда произошли сии свирепыя зависти между Сенатом и народом, между Патрициями и подлостью. Одни непрестанно предлагали, что непомерная вольность напоследок истребит сама себя ; а другие напротив того боялись, чтоб власть возрастающая, как свойственно ей, не пременилась на конец в тиранство.
Il ne se parloit que de liberté dans ces assemblées ; et le Peuple Romain ne se crut pas libre s’il n’avoit des voyes legitimes pour résister au Senat. On fut contraint de luy accorder des Magistrats particuliers appellez Tribuns du Peuple, qui pussent l’assembler, et le secourir contre l’autorité des Consuls, par opposition, ou par appel.
В собраниях их ни о чем так не твердили, как о вольности ; и Римской народ не считал себя вольным, пока не будет иметь законных путей спорить Сенату. Принуждены были дать им особенных начальников, назвав их Тривунами народными, которые б могли их собирать, и [c. 74] вспомоществовать им противу власти Консулов, сопротивлением или челобитьем.
[Forme du Gouvernement de Suede] Vers le milieu du quatorzième siecle le Roïaume de Suede étoit encore électif, & quoique les enfans & les plus proches parens du Roi succedassent ordinairement à la Couronne, c’étoit quelquefois sans égard à l’ordre de la naissance, & toujours en vertu d’une élection. Les Suedois se servoient même souvent de ce droit comme d’un [p. 2] titre pour déposer leurs Souverains, quand ces Princes donnoient atteinte à la liberté ou aux Privileges de la Nation.
[Форма правления Шведскаго] Около половины четвертаго надесять веку Королевство Шведское было еще выборное; и хотя дети и ближние родственники Королевские наследствовали престол; однако сие наследство бывало иногда не по праву природы, а больше по выбору, и Шведы часто употребляли сие право на низложение государей, когда они делали какое посягательство на их вольность, или привилегии.
[Senat de Suede] Le Sénat avoit presque toute l’autorité; il étoit ordinairement composé de douze Seigneurs de Province, ou qui avoient les premieres Charges de l’Etat. Ces Seigneurs se rendoient à Stokholme, Capitale du Royaume, & auprès du Roi, quand il arrivoit quelque affaire d’importance <…>. [p. 5] La dignité de Sénateur n’étoit point héréditaire; quand il y avoit quelque place vacante dans le Sénat, le Roi choisissoit parmi les Evêques & les principaux Seigneurs de la Nation, une personne qui lui fût agréable pour la remplir. Le Prince par ce droit pouvoit faire entrer ses amis & ses créatures dans le Sénat <…>
[p. 6] <…> les Suédois regardoient les Sénateurs comme les Protecteurs de la liberté & des Privileges de la Nation: c’étoit proprement dans ce Corps que résidoient la toute-puissance & la majesté de l’Etat; le Sénat rendoit souverainement la Justice <…>.
[Шведской Сенат] Сенат имел почти всю власть. Он обыкновенно состоял из двенатцати Правителей провинциальных, или таких господ, которые занимали первые чины в государстве; и когда случалось какое важное дело, то съежжались сии господа к Королю в столичной город Стокгольм <…>.
[с. 6] Достоинство Сенаторское не было наследное; когда было какое праздное место в Сенате, то Король выбирал между Епископами и главнейшими господами такого человека, которой казался ему достойным того чина; и государь по сему праву мог определять своих доброжелателей и фаворитов <…>
[с. 7] <…> Шведы почитали Сенаторов, как покровителей их вольности и привилегий, и в их собрании состояла вся сила и величество Государства. Сенат делал суд во всех делах самодержавным образом.
Les Bourgeois de Stokholme & les [p. 10] Habitans des autres Villes Maritimes qui ne subsistoient que par le commerce, avoient plus de soumission & d’attachement pour le Roi <…>. Les Païsans au contraire, qui dans ce Royaume ont le privilege particulier d’envoyer des Députez de leur Corps aux Etats, suivoient aveuglément les mouvemens de leurs Seigneurs, & défendoient toujours avec opiniâtreté la liberté & les priviléges de leurs Provinces.
Стокгольмские мещане и других приморских городов жители, которые содержали себя одною коммерциею, имели больше других почтения и любви к Королю <…>. [с. 12] Мужики напротив того, которые в сем государстве особливую имеют привилегию, посылать от себя депутатов на государственные съезды, слепо следовали воле господ своих, и защищали всегда с великим упрямством вольность и привилегии своих провинций.
Mais comme ces moyens étoient encore trop foibles pour contenir une Nation accoûtumée à une liberté excessive, & toujours prête à se revolter, cette Princesse travailla à se faire des créatures, & à former un parti dans le Royaume, qui fût capable de s’opposer aux revoltes & de maintenir son autorité.
Но как сии средства были весьма слабы к удержанию народа, приобыкшаго к чрезвычайной вольности, и всегда готоваго к возмущению; то сия государыня старалась сделать себе в сем государстве из фаворитов партию, котораяб могла противиться возмутителям и подкреплять ея власть.
MONARCHIE LIMITÉE, (Gouvernement.) sorte de monarchie où les trois pouvoirs sont tellement fondus ensemble, qu’ils se servent l’un à l’autre de balance & de contrepoids. La monarchie limitée héréditaire, paroît être la meilleure forme de monarchie, parce qu’indépendamment de sa stabilité, le corps législatif y est composé de deux parties, dont l’une enchaîne l’autre par leur faculté mutuelle d’empêcher ; & toutes les deux sont liées par la puissance exécutrice, qui l’est elle-même par la législative. Tel est le gouvernement d’Angleterre, dont les racines toujours coupées, toujours sanglantes, ont enfin produit après des siecles, à l’étonnement des nations, le mélange égal de la liberté & de la royauté. Dans les autres monarchies européennes que nous connoissons, les trois pouvoirs n’y sont point fondus de cette maniere ; ils ont chacun une distribution particuliere suivant laquelle ils approchent plus ou moins de la liberté politique. Il paroît qu’on jouit en Suede de ce précieux avantage, autant qu’on en est éloigné en Danemark ; mais la monarchie de Russie est un pur despotisme. (D. J.)
МОНАРХИЯ ОГРАНИЧЕННАЯ (правление.) есть род Единоначалия, в котором три власти смешаны совокупно так, [с. 72] что одна другой служит перевесом и противуположением. Единоначалие ограниченное наследное есть кажется наилучший образ Монархии, ибо независимо от твердаго оныя состава, общество законоположительное составлено тамо из двух частей, из которых одна обуздывает другую взаимною своею силою воспрепятствования; обе же связаны властию исполнительною, которая чрез то сама есть законодательная. Таково правление Аглинское, котораго корни всегда отсекаемые, всегда кровию обагряемые, по истичении многих веков произвели на конец к удивлению всего света равное смешение вольности и царской власти. В других Европейских нам известных Единоначалиях не смешаны таким образом три власти: но каждая власть имеет во всех трех некоторое особливое участие, по которому больше или менше приближаются они ко гражданской вольности. Кажется, что во Швеции [с. 73] наслаждаются таковым драгоценным преимуществом столько, сколько в Дании удалены от онаго (Д. Ж.)
[Примечание: переводчик опустил последнюю фразу статьи (mais la monarchie de Russie est un pur despotisme) – «но русская монархия есть чистый деспотизм»].
L’Amour de la liberté a été le premier objet des Romains dans l’établissement de la République, & la cause ou le prétexte des Révolutions dont nous entreprenons d’écrire l’histoire. Ce fut cet amour de la liberté qui fit proscrire la Royauté, qui diminua l’autorité du Consulat, & qui en suspendit le titre en differentes occasions. Le peuple même, pour balancer la puissance des Consuls, voulut [p. 2] avoir des Protecteurs particuliers tirez de son Corps: & ces Magistrats Plebeiens, sous prétexte de veiller à la conservation de la liberté, s’érigerent insensiblement en Tuteurs des Loix, & en Inspecteurs du Senat & de la Noblesse.
Любовь к вольности была первым предметом Римлян, при основании Республики, и причиною или поводом к последовавшим обращениям, о которых мы предпринимаем писать историю. Любовь к вольности отрешила Королей, уменьшила Консульскую* [л. 3b] власть, так как повремянно уничтожала их правы во многих случаях. Народ собою, чтоб умерить власть Консулов, избирал между равными своими особливых покровителей, возводя их на степени; и сии начальствующие Плебеяне**, под видом сохранения вольности, сделались нечувствительно хранителями законов, и надзирателями над Сенатом и благородным обществом.
* Консулы, двое были в Республике Начальники, и избирались ежегодно по отрешении Царей.
**Так названы были мещане, или простый Народ в Риме
[Примечание: здесь и далее подстрочные примечания выполнены переводчиком].
Après avoir désolé l’Europe, les Romains s’occuperent à la civiliser. Ils établirent dans les provinces conquises une forme de gouvernement sévere, mais réguliere, & qui assuroit la tranquillité publique. Ils donnerent à leurs nouveaux sujets leurs arts & leurs sciences, leur langue & leurs moeurs, [p. 3] foible dédommagement peut-être de la perte de la liberté.
По опустошении Европы, Римляне упражнялись в ея просвещении. В завоеванных провинциях учредили они строгой, но правильной образ правления, которой обещевал общее спокойство. Они сообщили новым своим подданным свои художества и науки, свой язык и свои обычаи, слабое награждение может быть за потеряние вольности.
Les villes, en acquérant le droit de communauté, devinrent autant de petites républiques gouvernées par des loix connues de tous les citoyens & égales pour tous ; la liberté étoit regardée comme une partie si essentielle de leur constitution, qu’un serf qui s’y refugioit & qui dans l’intervalle d’une année n’étoit pas réclamé, étoit aussi-tôt déclaré homme libre & admis au nombre des membres de la communauté.
Города, приобретши право общества, зделались небольшими республиками или общенародиями, и были управляемы известными всем гражданам и равными для всех законами; вольность почитаема была за толь существенную часть их постановления, что ежели какой раб прибегал в оные, и чрез год требован не был, то [с. 70] немедленно объявляем вольным человеком и допускаем был в число членов общества.
Chaque individu chez les anciens Germains avoit la liberté de s’engager dans une expédition militaire proposée ; & il ne paroît pas que l’autorité publique lui imposât [p. 18] aucune obligation à cet égard.
У древних Германцов каждый имел свободу итти в предлагаемый военный поход; и не видно было, чтобы народная власть налагала на него какое либо в разсуждении сего обязательство.
Par une suite de cet esprit de liberté & d’indépendance personnelle, que les Germains conserverent même après qu’ils furent unis en société, ils resserrerent la jurisdiction personnelle de leurs [p. 19] magistrats dans des limites très-étroites ; ils se réserverent & exercerent tous les droits de la vengeance personnelle ; le magistrat n’avoit le pouvoir ni d’emprisonner un homme libre, ni de lui infliger aucune peine corporelle.
Посредством сего духа вольности и личной независимости, которую Германцы сохраняли так же и после соединения их в сообщество, они заключили личное судоправление своих правительств в весьма тесные пределы; себе предоставили и употребляли все права личнаго мщения; правительство не имело власти ни заключать в темницу свободнаго человека, ни осуждать его к какому либо телесному наказанию.
Il y avoit dans les villes d’Allemagne des habitans de trois différentes classes : les nobles, familiae ; les citoyens ou hommes libres, liberi ; les artisans qui étoient esclaves, homines proprii. <…> Henri V, qui commença son regne l’an 1106, affranchit les artisans esclaves qui habitoient dans les villes <…>. Les villes d’Allemagne acquirent plus tard que celles de France la liberté ; mais elles étendirent leurs priviléges beaucoup plus loin. Toutes les villes impériales & libres, dont le nombre est considérable, acquirent en entier le titre d’immédiates, terme qui, dans la jurisprudence Germanique, désigne qu’elles étoient sujettes de l’empire seul, & qu’elles possédoient dans leur district tous les droits d’une souveraineté parfaite & indépendante
В Германских городах жители разделялися на три разные рода: на дворян, familiae; граждан или людей свободных, liberi, ремесленников, которые были невольники, homines proprii. <…> Генрих V, который начал государствовать в 1106 году, отпустил на свободу тех ремесленных рабов, которые жили в городах <…>. Хотя Германские города приобрели свободу позже нежели Француские; однако они гораздо далее распространили свои преимущества. Все имперские и свободные города, число которых не малое, прозваны были непосредственными, которое слово в Германском законоискустве означает, что зависели оные от одной только империи, и пользовалися в своем уезде всеми правами совершенной и независящей власти.
Peu de temps après que le tiers-état se fut introduit dans l’assemblée de la nation, [p. 101] l’esprit de liberté, que cette innovation réveilla en France, commença à produire des effets remarquables. On vit dans plusieurs provinces de ce royaume, la noblesse & les communautés former des associations, par lesquelles elles s’engageoient réciproquement à défendre leurs droits & leurs privileges mutuels contre les procédés arbitraires & redoutables de la couronne.
Вскоре после того как третий чин введен был в народособрании, дух вольности, которую сие новое установление возобновило во Франции, начал производить достойныя примечания дела. Во многих областях сего королевства дворянство и общества составляли союз, чрез который обязывалися они защищать свои права и свои взаимныя преимущества против самопроизвольных и опасных поступков короны.
<...> & publie <...> un Manifeste dans lequel il se plaint des malheurs où son frere le Protecteur avoit plongé le Royaume, & de l’esclavage où il l’avoit reduit : l’accusant de n’entretenir tant [p. 151] de Troupes étrangeres que pour se rendre le Tyran de l’Angleterre: & que c’étoit la raison qui l’avoit obligé, lui Amiral de prendre les armes pour deffendre la liberté du Roi & de la Nation.
<...> [Томас Сеймур] обнародовал манифест, которым жаловался на несчастии, в кои брат его погрузил государство, объявляя, что оно приведено им в рабство: обвиняя ж его тем, будто он содержал столь многочисленное чужестранное войско только для того, чтоб сделаться тиранном Англии; старался уверить, что сия-то причина побудила его адмирала приняться за оружие, для защищения вольности короля и всего народа.
Les Etats de Hollande étoient cependant dans une grande perplexité, parce qu’ils voyoient bien qu’ils ne pouvoient éviter de recevoir [p. 54] le Duc d’Alençon pour Gouverneur, & que la necessité des affaires les y obligeoit, n’ayant pas d’autre moyen de se mettre en liberté: outre qu’ils l’avoient promis, & qu’enfin il faloit se resoudre, ou à recevoir ce Prince en qualité de Souverain, avec quelques conditions qui moderoient un peu son pouvoir, où à retomber en la puissance du Roi Philippe, qui les avoit traitez en Tyran, & qui n’auroit épargné ni leur corps, ni leur ame: mais ce n’étoit-là que changer un Maître pour un autre; puis que si le Duc d’Alençon venoit à se marier avec la Reine Elisabeth, comme cela devoit arriver selon toute apparence, ils ne pouvoient manquer de tomber en la puissance des Anglois.
Голандские Статы находились между тем в великом недоумении, ибо ясно видели они, что не льзя им было обойтиться без того, чтоб не принять к себе правителем дюка д’Алансона, необходимость же дел их к тому и принуждала, потому что не было для них иных способов к получению вольности своей; сверх того что они сие обещали уже ему, и что наконец должно было решиться, или принять принца сего в достоинстве самодержца, с некоторыми договорами умеривающими самовластие его, либо паки предать себя во власть короля Филиппа, поступавшаго с ними тирански, и который не пощадил бы уже ни тела, ни души их: но сие значило переменить только одного господина на другова; ибо ежели дюк д’Алансон женится на королеве Елисавете, чему надлежало быть по всему видимому, то [с. 65] они не преминут подвергнуть их владычеству Англичан.
Ces pauvres gens <...> au plaisir de trouver leur liberté dans celle de leur païs, touchez de [p. 181] sentimens de reconnoissance, & agitez de la peur qu’ils avoient de retomber dans leurs chaînes, composerent comme une nouvelle Compagnie de conjurez, qui n’eût pas moins d’ardeur pour affermir le Trône du Duc de Bragance, que le Corps de Noblesse qui en avoit formé le premier dessein.
Сии бедные люди <...> имели великую благодарность к особам даровавшим отечеству их свободу; и опасаясь, дабы опять не попасть в оковы, присоединились к числу мятежников, изъявляя не меньше усердия к возведению на престол Герцога Браганскаго, как и главные зачинщики бунта.