Sous son fils Sardanapale, et aprés Alcmaeon dernier Archonte perpetuel des Atheniens, ce peuple que son humeur conduisoit insensiblement à l’estat populaire, diminua le pouvoir de ses Magistrats, et reduisit à dix ans l’administration des Archontes. Le premier de cette sorte fut Charops. Romulus et Remus sortis des anciens Rois d’Albe [P. 31] par leur mere Ilia, rétablirent dans le Royaume d’Albe leur grand-pere Numitor, que son frere Amulius en avoit dépossedé <...>.
При сыне его Сарданапале, а после Алкмеона последняго из безсменных Архонтов Афинских, сей народ, котораго свойство нрава его нечувствительно приводило к общенародному правительству, уменьшил власть своих начальников, и установил быть по десяти лет правлению Архонтов, из каковых первой был Харопс. Ромул и Рем, происшедшие от древних Царей Альбских по матери своей Илии, царство Альбское возвратили деду своему Нумитору, котораго брат его Амулий со онаго свергнул <...>.
Les juifs vivoient avec douceur sous l’autorité [P. 60] d’Artaxerxe. Ce Prince réduit par Cimon fils de Miltiade général des Atheniens à faire une paix honteuse, desespera de vaincre les Grecs par la force, et ne songea plus qu’à profiter de leurs divisions. Il en arriva de grandes entre les Atheniens et les Lacedémoniens. Ces deux peuples jaloux l’un de l’autre partagerent toute la Grece.
Иудеи жили в тишине под властию Артаксеркса. Сей Государь будучи доведен Цимоном сыном Милтиадовым Генералом Афинским, заключит мир позорный, отчаялся победить Греков силою, а старался только пользоваться их раздорами. В Афинах и в Лакедемоне происходили великие раздоры. Сии два народа завидуя друг другу, разделили всю Грецию.
La liberté du Peuple Romain n’en fut pas plus asseûrée. Pompée regnoit dans le Senat, et son grand nom le rendoit Maistre absolu de toutes les déliberations. Jules Cesar en domptant les Gaules, fit à sa Patrie la plus utile conqueste qu’elle eust jamais faite. Un si grand service le mit en estat d’établir sa domination dans son païs <...>.
Вольность народа Римскаго чрез то не безопаснее стала. Помпей властвовал в сенате и его великое имя учинило его совершенным властелином всех приговоров. Юлий Цесарь укротя Галлов, учинил отечеству своему наиполезнейшее приобретение, какого еще не бывало. Толь великая заслуга привела его в состояние утвердить власть свою в своем отечестве.
Mais cependant, comme tout se décidoit dans ces Assemblées à la pluralité des voix, & que les suffrages se comptoient par tête, les Plébéïens l’emportoient toujours sur le Sénat & les Patriciens, ensorte qu’ils formoient ordinairement le résultat des délibérations, par préférence au Sénat & aux Nobles. Servius Tullius, Prince tout Républicain, malgré sa dignité de Roi, & qui ne pouvoit pourtant souffrir que le Gouvernement dépendît souvent de la plus vile populace, résolut de faire passer toute l’autorité dans [p. 109] le Corps de la Noblesse, & des Patriciens, où il espéroit trouver des vues plus justes & moins d’entêtement.
Но как в сих собраниях все дела решились по большинству голосов, кои щитались поголовно, то для того простолюдины всегда преимуществовали перед Сенаторами и другими вельможами, так что окончание дел происходило обыкновенно, больше по разсуждению простых людей, нежели по благоизобретению Сената и дворянства. Сервий Туллий хотя и был в прочем наполнен республиканскими мысльми, но не хотех сносить того, чтоб правление государственных дел зависело от воли простаго народа; и для того вознамерился перенесть всю власть в общество вельмож и дворян, от коих он [с. 100] надеялся лучшаго провидения, и справедливейших мнений.
Cependant les Sénateurs craignant que la Ville qui étoit sans Roi, ne se trouvât exposée à l’insulte de quelques voisins, à qui le puissance de Rome fesoit ombrage, convinrent de confier alternativement à l’un d’entre eux, selon un certain ordre qu’ils établirent, l’autorité & le commandement pendant cinq jours, pendant lesquels il jouïroit de tous les honneurs de la Souveraineté : cette forme de gouvernement dura l’espace d’un an, & fut appelée Interrègne. Le même plan & le même nom se conservèrent depuis pendant la vacance du throne, & même du tems de la République, dans les intervalles qui se trouvoient souvent entre les élections des Magistrats.
Между тем Сенаторы опасаясь, чтоб город Рим, не имея у себя Короля, не был подвержен нападению соседних народов, коих безпокоила Римская сила, согласились поручать власть и правление над государством попеременно, в силу уставленнаго ими некотораго порядка, одному из своего собрания на пять дней, [с. 2] и в продолжении сего времени выбранной в такое достоинство Сенатор мог пользоваться честию и преимуществом полной власти. Сия форма правления продолжалась один год, и названа была междуцарствием, а в следующия времена употребляема она была при таких случаях, когда, в продолжении Королевскаго правления, престол был празден, или когда, в продолжении республиканскаго правления, не было кого из верховных государственных чинов.
Hieraus sind die sogenannten Aristokratien entsprungen, da die reichsten und mächtigsten Bürger, welche zu unsern Zeiten insgemein den Namen der Edeln führen, alle Gewalt und Macht an sich gezogen haben. Das übrige Volk ließ diese Veränderung im Anfange <...>.
Из сего произошли так названныя Аристократии, где достаточнейшие и сильнейшие граждане называющиеся в наших временах вообще именем дворян всю силу и власть себе присвоили. Народ сперва попустил быть сей перемене <...>.
Man hat seit einigen tausend Jahren, bis auf unsre Zeiten, sich noch nicht wegen dieser Frage vereinigen können: Welche Regierungsart die beste sey, und welche Regimentsform am meisten beytrage, den Frieden, die Wohlfarth und die Glückseligkeit eines Landes zu befördern? Einige glauben, daß eine monarchische Regierung am geschicktersten sey, diesen Endzweck zu erreichen, weil dieselbe dem alten patriarchalischen Regimente ähnlich ist, wo die Väter und Häupter eines grossen Geschlechts, mit einer unumschränckten Gewalt regierten. Man findet auch, daß die Stiftungen der ersten Oberherrschaften nach diesem Grundriße eingerichtet gewesen, und daß die Regierung in den ältesten Zeiten, welche unmittelbar auf die patriarchalischen gefolgt sind, durch Könige verwaltet worden. Weil aber einige von den ersten Regenten die ihnen anvertraute Macht mißbrauchten: so funden die Städte, und andre, welche eine Gesellschaft oder Verbindung unter sich aufgerichtet hatten, für gut, diese Gewalt durch gewisse Gesetze zu mäßigen. Daher ist nachmals der Unterscheid unter den unumschränckten und eingeschränckten Reichen entstanden. In den letztern wurden die ansehnlichsten und mächtigsten Bürger mit zur Regierung gezogen <...>.
За несколько тысяч лет до наших времен, остался в нерешимости сей вопрос, которой образ правления есть наилучшей, и какой вид владычества больше способствует к умножению щастия и благополучия в государстве? Некоторые думают, что монархическое или единовлаственное правление есть наиспособнейшее к достижению сего предмета, понеже оно с древним патриаршеским сходственно, когда отцы и начальники в большом каком роде неограниченною властию правительствовали. Основания первых господствований были расположены по сему образцу, и в древних временах последовавших непосредственно патриаршеским, владычествовали уже государи. Но как некоторые из первых государей вверенную себе власть обращали во вред, тогда города и другия учрежденныя между собою общества почли за нужное, ограничить сию власть известными некоторыми законами, из чего и произошло уже различие между неограниченными и ограниченными государствами. В сих последних выбраны были знатнейшие и сильнейшие граждане к соправлению <...>.
Tous les chrétiens étoient soumis au pape, qu’ils croyoient infaillible ; ce qui rendoit son pouvoir plus étendu que celui du souverain le plus despotique. Un misérable moine s’éleva contre une puissance si solidement [p. 270] établie, & la moitié de l’Europe secoua le joug de Rome.
Все Христиане были покорены Папе, котораго почитали безпорочным; а сие и делало власть его пространнее, нежели самаго самовластнаго Самодержца[;] против сей, столь сильно утвержденной власти, поднялся бедной монах, а от того половина Европы, и отвергла Римское иго.
L’Autorité du Sénat, sans cesse en opposition avec celle du Peuple ; l’ambition outrée [p. 17] des Grands ; les prétentions des Plébéiens qui s’accroissoient chaque jour, & beaucoup d’autres raisons, qui sont proprement du ressort de l’Histoire, causerent de nouveau des Orages violens : les Gracques & les Saturninus publierent quelques Loix séditieuses : pendant les troubles des Guerres Civiles, on vit un nombre d’Ordonnances que les événemens faisoient paroitre, & disparoitre.
Власть Сената всегда в противоположении с народною: непомерное вельмож честолюбие, возрастающия отчасу народныя требования, и много других причин, собственно до Истории надлежащих, причинили снова сильныя возмущения: Гракхи и Сатурнины издали несколько возмутительных законов; в смутныя времена междоусобной войны вышло множество установлений, которыя, завися от случаев, показывались и опять скрывались.
C’est à la loi seule que les hommes doivent la justice & la liberté. C’est cet organe salutaire de la volonté de tous, qui rétablit dans le droit l’égalité naturelle entre les hommes. C’est cette voix céleste qui dicte à chaque citoyen les préceptes de la raison publique, & lui apprend à agir selon les maximes de son propre jugement, & à n’être pas en contradiction avec lui-même. C’est elle seule aussi que les chefs doivent faire parler quand ils commandent ; car si-tôt qu’indépendamment des lois, un homme en prétend soûmettre un autre à sa volonté privée, il sort à l’instant de l’état civil, & se met vis-à-vis de lui dans le pur état de nature où l’obéissance n’est jamais prescrite que par la nécessité.
Le plus pressant intérêt du chef, de même que son devoir le plus indispensable, est donc de veiller à l’observation des lois dont il est le ministre, & sur lesquelles est fondée toute son autorité.
Законам люди обязаны правосудием и свободностию. Сие спасительное орудие общей воли по праву возстановляет естественное равенство между людьми. Сей небесный глас вещает каждому гражданину правила общаго разсудка, научает его действовать по наставлениям собственнаго размышления и соглашаться с самим собою. Начальники при повелениях должны заставлять говорить закон; ибо сколь скоро кто не следуя установлению законов вздумает другаго принуждать повиноваться своей особенной воли [с. 21]; то тогда он уже переступает за гражданское правление и полагается против его в сущем естественном состоянии, в котором повиновение бывает только по необходимости.
Важнейшая польза правителя так как и необходимая его должность есть та, что бы стараться следовать законам, на коих власть его основана.
C’étoit là le grand art des gouvernemens anciens, dans ces tems reculés où les philosophes donnoient des lois aux peuples, & n’employoient leur autorité qu’à les rendre sages & heureux. De-là tant de lois somptuaires, tant de reglemens sur les mœurs, tant de maximes publiques admises ou rejettées avec le plus grand soin. Les tyrans mêmes n’oublioient pas cette importante partie de l’administration, & on les voyoit attentifs à corrompre les mœurs de leurs esclaves avec autant de soin qu’en avoient les magistrats à corriger celles de leurs concitoyens. Mais nos gouvernemens modernes qui croyent avoir tout fait quand ils ont tiré de l’argent, n’imaginent pas même qu’il soit nécessaire ou possible d’aller jusque-là.
В сем то состояла пространная наука древних правлений отдаленнейших времен, когда философы давали законы народам, и власть свою употребляли что бы учинить их разумными и щастливыми; по тому то имеется такое множество законов о воздержании от расходов, о учреждении нравов, и толикия народныя правила с величайшею осторожностию принятыя или отверженныя. Даже похитившие власть в забвении не оставляли важной сей части отправления, и приметно то, что они старались повредить нравы своих рабов с неменьшим рачением, как и правительства исправить оные в своих согражданах. Но правления нынешних времен имея попечение только о денежных сборах, думают сим все совершить, и не почитают за нужное или возможное достигать до вышесказаннаго.
<...> secundam certas leges ipsis praescriptas potestatem suam exercerent <...>, in bellis praeirent <...>, et sacra curarent.
Сии не токмо власти самодержавныя не имели <…>.
Formam reip[ublicae] tunc etiam immutavit, IX Archontum potestatem multum imminuit <...>, infimos ex plebe ad judicia admisit <...>, atque hinc dicitur primus constituisse Democratiam <...>.
Также переменил он тогда и образ правления: власть девяти Архонтов уменьшил много: учредил выбирать в судейския достоинства и от низкаго поколения рожденных. По сему и почитают его первым установителем Демократии.
Самая величайшая польза начальника и первая должность состоит в том, что бы бдеть [с. 32] о наблюдении законов, коих он есть хранитель, и на коих основана вся его власть.
Il est certain, du moins, que le plus grand talent des chefs est de déguiser leur pouvoir pour le rendre moins odieux, & de conduire l’état si paisiblement qu’il semble n’avoir pas besoin de conducteurs.
Известно, покрайней мере, что величайшее дарование начальников есть, дабы сокрывать свою власть, что бы сделать оную не столь ненавистно, и управлять государством столь тихо, как будто бы оное в правителях и нужды не имело.
C’étoit là le grand art des gouvernemens anciens, dans ces tems reculés où les philosophes donnoient des lois aux peuples, & n’employoient leur autorité qu’à les rendre sages & heureux. De-là tant de lois somptuaires, tant de reglemens sur les mœurs, tant de maximes publiques admises ou rejettées avec le plus grand soin. Les tyrans mêmes n’oublioient pas cette importante partie de l’administration, & on les voyoit attentifs à corrompre les mœurs de leurs esclaves avec autant de soin qu’en avoient les magistrats à corriger celles de leurs concitoyens.
В сем-то состояло великое искусство древних правительств, в сии отдаленные времена, когда философы давали законы народам, и употребляли власть свою на учинение только их счастливыми и мудрыми. Оттуда толикое множество законов, учреждений нравов, и общенародных правил принятых или отверженных с величайшим старанием. Самые тираны не забывали сии нужныя части правления; и они старалися повреждать нравы своих рабов [с. 44] с толиким же тщанием, с каковым судьи исправляют нравы своих сограждан.
Mais quand les citoyens aiment leur devoir, & que les dépositaires de l’autorité publique s’appliquent sincérement à nourrir cet amour par leur exemple & par leurs soins, toutes les difficultés s’évanoüissent, l’administration prend une facilité qui la dispense de cet art ténébreux dont la noirceur fait tout le mystere. Ces esprits vastes, si dangereux & si admirés, tous ces grands ministres dont la gloire se confond avec les malheurs du peuple, ne sont plus regrettés : les mœurs publiques suppléent au génie des chefs ; & plus la vertu regne, moins les talens sont nécessaires. L’ambition même est mieux servie par le devoir que par l’usurpation : le peuple convaincu que ses chefs ne travaillent qu’à faire son bonheur, les dispense par sa déférence de travailler à affermir leur pouvoir ; & l’histoire nous montre en mille endroits que l’autorité qu’il accorde à ceux qu’il aime & dont il est aimé, est cent fois plus absolue que toute la tyrannie des usurpateurs. Ceci ne signifie pas que le gouvernement doive craindre d’user de son pouvoir, mais qu’il n’en doit user que d’une maniere légitime.
Но когда граждане любят свою должность, и когда блюстители народной власти чистосердечно стараютсь питать сию любовь [с. 50] своими примерами, и своими попечениями; тогда все затруднения исчезают, правление воспринимает некую удобность, которая избавляет оное от сего мрачнаго искуства, коего темность составляет всю его тайну. Сии великие умы стольже опасные, сколько удивительные, все сии великие Министры, коих слава соединена в нещастиями народов, уже более не сожалетельны: народные нравы заменяют разум начальников, и чем более добродетель царствует, тем менее нужны дарования. Само честолюбие, лучше бывает заслуживаемо должностию, нежели похищением: народ будучи убежден, что начальники их [с. 52] трудятся составлять их счастие, избавляют их труда укреплять могущество их; и история показывает нам на многих местах, что власть, порученная народом тем, которых он любит, и которыми он любим взаимно, есть во стократ не ограниченнее, нежели все тиранство похитителей. Сие не значит, что бы правительство перестало употреблять власть свою; но что оно долженствует употреблять оную образом законным.
Ist nun ein Staat von der ersten Sorte und durch fundamental Verträge die Gewalt des Fürsten limitiret und umschräncket so muß man aus deren Innhalt beurtheilen wie weit der Fürst auch über die succession disponiren könne. Manch mal wird in einer republique noch bey Leb-Zeiten seines Herren Vaters der Prinz zu seinen Nachfolger ernennet angenommen und wol gar gekrönet: aber es ist solches nicht gleich der Macht seines Vaters zuzuschreiben. Vielleicht daß die Stände des Reiches es durch eine freye Wahl jederzeit in solchen Reiche aus zumachen pflegen weil sie es ihrer republique zuträglich gefunden bey einen gewissen Successorem in ihren Staate zu constituiren und der Fürst kan solches Werck durch nichts als recommendiren bitten oder wie manchmal zu geschehen pfleget durch allerhand intriguen befördern. In etlichen Ländern hat das Volck das Recht der Erstgeburt als ein fundamentell Gesetz wollen angesehen wissen: es hat der Königlichen Familie und in derselben dem Erstgebohrnen das Successions Recht aufgetragen und stehet also einem Könige nicht frey ohne consens des Reiches hievon abzugehen. Zuweilen hat das Volck zwar der Familie die Succession überlassen aber sich vorbehalten einen aus derselben bey ereignenden Fall zu seinen Regenten zu erwehlen und sich keinesweges an die Ordnung der Natur oder der Linie. Andere Völcker erwarten von der denomination ihrer Regenten zwar die Nachfolger in der Regierung: allein sie wollen das Recht haben selbige zu confirmiren oder auch wenn sie erhebliche Ursach dazu finden solche zu verwerffen und sich andere aufs Tapet bringen zu lassen. Vieler andern Gewohnheiten zu geschweigen welche bey denen Völckern gleich anfangs introduciret worden oder allmählich mit der Länge der Zeit eingeschlichen, weil sie ihren republiquen vortheilhafft geschienen haben.
Ежели стат какой от первого образа, и власть обладателя чрез фундаментал[ь]ное уложение [л. 16 об.] стесненна и окруженна, то надлежит из содержания оных разсудить, коль далеко обладатель над сукцессионом диспонеровать может; иногда в републике и при времяни жизни отца принц ево наследником учреждаетца, признаваетца и венчаетца; однако ж сие не подобает властию отеческою присвоить, разве чины г[о]с[у]д[а]рства чрез доброволное выбрание оное так соизволили, для того, что они к ползе своея републики разсудили, бл[а]говремянно наследника в своем стате учредить, а обладатель в таком деле ничего не может действовать, но точию рекомандовать, просить, или чрез всякие корысти споспешествовать; в некоторых землях народ правость первородства за фундаменталное уложение уставили, и королевской фамилии, а во оном первородному, правость сукцессиона присвоили [л. 17] и по такому образу королю непристойно без соизволения г[о]с[у]д[а]рства от оного отступат[ь]; иногда народ убо королевской фамилии сукцесион отдал, а притом предудерживал себя одного из одной фамилии по приключившим случаям выбирать; а ни по какому образу себя порядку натуры по линеви обязывать; другие народы ожидают убо от учреждения обладателя своего наследника в державствование; однако ж они требуют себе той правости, чтоб им самим их утвердить, или отставит[ь] и других об[ъ]явить. Умолкаем мы многие другие обыкновении, которые в народе от начала введены, или произхождением времянии вползли, понеже оные им к републике своей показались ползователными.
Aber als Fürst hat er andre Uhrsachen für sich, die ihn veranlassen können, seinen Prinzen die Hoffnung zum Thron zu benehmen. Als Fürst zumal ein absoluter Fürst herrschet er auch über seine Familie als über Unterthanen; er hat bey ihnen auch Macht über Leben und Todt und wenn sie ein Verbrechen wider den Staat begehen kam er auch wider sie das Schwerdt der Obrigkeit gebrauchen. Dis Verbrechen muß so beschaffen seyn daß es den Endzweck oder den Wolstand der republick gewaltig laediret und die Ruhe derselben oder ihre Sicherheit über einen Hauffen zu werffen fähig ist. Ja als Fürst kann er Ursachen haben seinen Sohn in der Succession zu praeteriren welche nicht aus Haß oder Zorn über ein Verbrechen oder Beleydigung sondern wie bereits erinnert aus Liebe zu seinem Printzen herrühren. Er erkennet vielleicht an demselben eine Unfähigkeit zu regieren oder ein Gemüht daß sich durch den Mißbrauch der erlangten Hoheit ohnfehlbahr den Ruin zu ziehen werde und hält es also vor unverantwortlich ihm eine Crone aufſetzen zu lassen die sich auf seinem Haupt in scharffe Dornen verwandeln würde. Periander zu Corinth hatte zwey Söhne davon der erstgebohrene blödes Sinnes war und von der Natur wenig Geschicklichkeit erhalten hatte Land und Leute zu gouverniren: der andere Lycophron war weit klüger aber seinen Vater ungemein aufsätzig der ihn Ursach zu hassen hatte: nichts destoweniger suchte Periander diesem die Herrschafft mit Ausschliessung des erstern zu übergeben weil er ihn geschickter und würdiger zur Regierung fand die jener nicht behaupten konnte. Es könnte sich leicht zutragen nachdem ein Potentat sein Land in einen erwünschten Zustand gesetzet die alten ungereimten Sitten abgeschaffet und wie Prometheus aus einer unförmlichen massa oder wie Orpheus aus wilden Leuten vernünfftige Menschen in seinem Reiche gemachet von vielerley Mißbräuchen seine policey gesaubert und ſehr viele Vortheile anderer Länder in seine provinzien zusammengetragen daß sein erstgebohrner Printz durch einige Liebhaber der alten Sitten oder sein Temperament verleitet solches alles improbirete und den festen Vorsatz in Worten und Werken declarirete alles dermal eins auf den alten Fuß zu setzen und die introducirten neuen Gebräuche völlig abzuschaffen. Es hat der Vater diesen seinen Sohn einer beständigen Liebe gewürdiget; er hat tausenderley Mittelgebraucht, die Liebe zu den alten Gebräuchen seines Volcks aus dem Herzen zu bringen aber da alles vergebens ist, so siehet er den künfftigen Ruin seines Reiches vor Augen: er erkennet daß seine angewandte Mühe dermaleins gewiß zu Wasser werden und seine Länder wieder in ihr voriges chaos oder in den vorigen schlechten Zustand fallen dürften; er bedauret die fatalität bey der inclination seines Sohnes welche von den wahren interesse seines Reiches sich so weit entfernet: er siehet die Pflicht so er auf sich hat die Wolfahrt sowol des Sohnes als des Reiches zu befördern; er compariret die Grösse von beyden obligationen und findet daß der Wolstand seines Reiches jene sehr weit überwiege zumal da der Sohn ohnedem versorget ist und wenn er vom Thron ausgeschlossen wird sich und andern wenigern Schaden zufügen dürffte. Er behält ein herzliches Mittleyden mit seinem Sohne; es thut ihm weh, daß eine grössere Pflicht ihm in diesen Stück das interesse seines erstgebohrnen Kindes hindan setzen heisset; er ist gezwungen ohngeachtet seiner Väterlichen inclination einen andern Nachfolger zu constituiren damit der gegenwärtige vigueur seines Reiches immer steigen und dessen Wachsthum möge befördert werden.
А яко г[о]с[у]д[а]рь он другие притчины имеет, по которым своего принца надеяние к престолу от[ъ]имать может; яко г[о]с[у]д[а]рь абсолютный обладатель, так державствует над своею фамилиею, как над подданными, и в животе и см[е]рти их полную власть имеет; и когда они высокое какое преступление против стата учинили, то он над ними обладателской меч употребить может. А преступлению надобно быть от такого обстоятелства, что оное разве намерение и ползу републики гораздо повредит[ь], и покой и безопасность оной опровергнуть может; яко же обладатель, он такие притчины имеет с[ы]на своего в сукцессионе обойти, [л. 27 об.] которые не из ненависти и гнева для преступления и повреждения, но как уже упомянуто, из любления к своему принцу происходили. Разве он признавает, что он к державствованию непотребным или такого смысла, что он чрез злоупотребление полученной высокости конечное разорение себе привлечет. И для того от[е]ц за неответствователно разсуждает на него корону возложить, которая на главе его во острое терние пременяется. Периандер в Коринте имел двух с[ы]нов, ис которых первой бледоумной был и от натуры малую угодность получил г[о]с[у]д[а]рством и народом державствоват[ь], второй Ликофрон гораздо умнее, а отцу своему являлся великим неприятелем, за что упритчинен был от[е]ц ево ненавидеть, [л. 28] однако ж Периандер первородного наследия лишил и Ликофрону державствование вручил, понеже он ево угоднее и досто[й]нее к державствованию (которым другой управлять не мог) разсудил. Лехко приключитца может (когда обладатель своего г[о]с[у]д[а]рство в желаемое состояние произвел, старые неугодные нравы отставил, и яко Прометиус из безобразного клока или яко Орфеус из диких людей разумные ч[е]л[о]в[е]ки в своем г[о]с[у]д[а]рстве учинил, и от многих злоупотребленей свою политию очистил, и гараздо многие прибыли и полезности из иностранных г[о]с[у]д[а]рств в свои правинции в купность снес), что первородной принц чрез некоторых любителей стараго нрава или чрез собственной свой темперамент привлечен, [л. 28 об.] сие все хулить, и крепкое намерение в словах и делах являть, что все впредь в старом состоянии привесть, и введенные новые обыкновении весма отставить хочет; от[е]ц сего своего с[ы]на постоянным люблением объял, и тысячные способы употребил, любление к старым обыкновениям народа своего ис сердца ево искоренить, а когда все не преуспевало, для того он предбудущее разорение своего г[о]с[у]д[а]рства пред своими очми видит, и признавает, что положенной труд впредь уничтожение приимет, и свои правинции в прежней безобразной клок и плохое состояние впасти будут: сожалеет он по склонности отеческой к своему с[ы]ну, фаталитет ево, которой от истинного интереса г[о]с[у]д[а]рства гараздо отдалился; и размышляет [л. 29] должность свою, чем он обязан ползу своего с[ы]на и г[о]с[у]д[а]рства споспешествоват[ь], и равняет он великость от обоих облигационов, и обличаетца своею совестию, что полза г[о]с[у]д[а]рства своего важнее, нежели другое; особливо понеже с[ы]н иным образом пропитатися, и, когда он престола лишен, себе самому меншие убытки привлещи, может; он содержит сердешное сожаление с[ы]на своего, и болезнует, что болшая должность ему повелевает интересы своего первородного принца в сем случае оставить, а принужден, несмотря на отеческое склонение, другова наследника учредить, дабы н[ы]нешняя слава своего г[о]с[у]д[а]рства всегда процветала, и прибыток споспешествовался.