Cet habile Politique fit ces règlemens pour s’assurer la couronne. Car ayant à faire à des hommes encore féroces, & qui ne se connoissoient pas bien en vrai mérite, il craignit qu’une trop grande familiarité ne lui attirât le mépris, & ne donnât lieu à des complots & à des conspirations contre une autorité naissante, qui ne manque jamais de faire des jaloux & des mécontens. Mais demeurant ainsi caché aux yeux du peuple, & ne se faisant connoitre que par les sages loix qu’il établissoit, & par l’exacte justice qu’il se piquoit de rendre à chacun, il s’attiroit le respect & l’estime de ses sujets.
Сей искусной политик [Деиоцес] зделал такия учреждения, для удержания при себе Королевской власти. Он имел дело с людьми грубыми и дикими, которые не знали в чем состоит прямое достоинство; и для того опасался он, чтоб снисходительное его обхождение не привлекло на него презрения, и не подало бы причины к бунтам противу начинающейся его власти, которая никогда от зависти и неудовольствия свободна быть не может; а пребывая таким образом скрыт от народных глаз, и оказывая себя пред ним чрез установление мудрых законов, и чрез делание всякому точной справедливости, доставлял себе почтение и уважение от своих подданных.
Mais on ne sait pas seulement quel roi régnoit alors à Babilone ; <…>.
On ne sait autre chose dans ces ténebres de l’histoire, sinon qu’il y avoit depuis très-longtems de vastes empires, & des tyrans dont la puissance étoit fondée sur la misere publique ; que la tyrannie étoit parvenue jusqu’à dépouiller les hommes de leur virilité, pour s’en servir à d’infames plaisirs au sortir de l’enfance, & pour les employer dans leur vieillesse à la garde des femmes ; que la superstition gouvernoit les hommes ; qu’un songe étoit regardé comme un avis du ciel, & qu’il décidoit de la paix & de la guerre, &c.
<…> однако, не известно, какой царь тогда государствовал в Вавилоне <…>.
Ничего другаго не известно в сей исторической тьме, кроме того, что издавна были пространные государства, что тираны утверждающие власть свою на бедствиях народных, коих мучительство простиралось до безчеловечия, для гнусных забав своих лишали мужей во младости мужественности их, а в старости употребляли к охранению жен, что суеверие владычествовало людьми, что сны были почитаемы за небесное предвещание, что ими возжигалися войны и постановлялся мир и проч.
ÉCONOMIE ou ŒCONOMIE, (Morale & Politique.)
Ce mot vient de οἶκος, maison, & de νόμος, loi, & ne signifie originairement que le sage & légitime gouvernement de la maison, pour le bien commun de toute la famille. Le sens de ce terme a été dans la suite étendu au gouvernement de la grande famille, qui est l’état. Pour distinguer ces deux acceptions, on l’appelle dans ce dernier cas, économie générale, ou politique ; & dans l’autre, économie domestique, ou particuliere. Ce n’est que de la premiere qu’il est question dans cet article.
ЭКОНОМИЯ* (НРАВОУЧЕНИЕ И ПОЛИТИКА).
Слово сие происходит от Греческаго οἶκος, Дом и νόμος, Закон, и происхождением своим значит разумное и справедливое домоправление к пользе всего домашняго общества. Смысл сего выговора распространился потом на правление великаго общества, то есть государства. Для отделения одного от другаго, в последнем называется хозяйство общее или народное, в первом хозяйство домашнее или участное. Здесь только о втором речь будет, то есть о хозяйстве общем или народном.
[В сноске : *Мне кажется руское наше слово хозяйство во всех случаях тоже значит, что хотя уже и обруселое, но чужестранное Экономия. И так в первом сем отделении полагаю тут слово Экономия для того, что речь о происхождении слова и о сложности его, впрочем из любви к моему природному, везде буду класть хозяйство].
En établissant la volonté générale pour premier principe de l’économie publique & regle fondamentale du gouvernement, je n’ai pas cru nécessaire d’examiner sérieusement si les magistrats appartiennent au peuple ou le peuple aux magistrats, & si dans les affaires publiques on doit consulter le bien de l’état ou celui des chefs. Depuis long-tems cette question a été décidée d’une maniere par la pratique, & d’une autre par la raison ; & en général ce seroit une grande folie d’espérer que ceux qui dans le fait sont les maîtres, préféreront un autre intérêt au leur. Il seroit donc à propos de diviser encore l’économie publique en populaire & tyrannique. La premiere est celle de tout état, où regne entre le peuple & les chefs unité d’intérêt & de volonté ; l’autre existera nécessairement par-tout où le gouvernement & le peuple auront des intérêts différens & par conséquent des volontés opposées. Les maximes de celle-ci sont inscrites au long dans les archives de l’histoire & dans les satyres de Machiavel. Les autres ne se trouvent que dans les écrits des philosophes qui osent reclamer les droits de l’humanité.
Утвердя волю общую начальным положением хозяйства народнаго, и правилом основательным правления я не щел нужным изпытать прилежнее, правители ли принадлежат народу? Или народ правителям? И в делах народных, на добро ли общества или на добро начальников смотреть должно? Давно уже сей вопрос разрешен с одной стороны опытом, с другой стороны разсудком; и великое бы дурачество было вообще надеяться, чтоб те, которые действительно властители, предпочли чужую пользу своей. К стате сего надобно еще разделить хозяйство на народное и утеснительное. Первое есть всего общества, где царствует между народом и начальников единственность пользы и воли; второе неизбежно пребывать будет всегда там, где правление и народ будут иметь пользы разныя, следствием и воли противуположенныя. Правило сего пространно [c. 14] описаны в историях и сатирах Maxиавеля, прочия находятся только в сочинениях тех Философов, которые дерзали возстановлять права человечества.
I. La premiere & plus importante maxime du gouvernement légitime ou populaire, c’est-à-dire de celui qui a pour objet le bien du peuple, est donc, comme je l’ai dit, de suivre en tout la volonté générale <…>.
I. Первое и наинужнейшее положение правления законнаго или народнаго, то есть того котораго цель добро народное, есть как я уже сказал, следовать во всем воле общей <…>.
Quand une fois les fonds publics sont établis, les chefs de l’état en sont de droit les administrateurs ; car cette administration fait une partie du gouvernement, toûjours essentielle, quoique non toûjours également : son influence augmente à mesure que celle des autres ressorts diminue ; & l’on peut dire qu’un gouvernement est parvenu à son dernier degré de corruption, quand il n’a plus d’autre nerf que l’argent.
Когда один раз основание доходов народных учреждено, начальники в обществе по праву суть распорядители оных; потому что и сие распоряжение составляет часть правительства, всегда существительное хотя не всегда в одном состоянии пребывающее, и увеличивается столько, сколько другия подпоры уменьшаются; можно сказать, что правление при самом падении, ежели оно не имеет другого подкрепления кроме денег.
<…> secondement parce que c’est le seul moyen de maintenir l’union entre le sacerdoce & l’empire, sans laquelle la société ne peut subsister. Le concours des deux puissances étant donc essentiel dans les choses qui regardent la foi, il en faut conclure que le consentement des princes Chrétiens est nécessaire toutes les fois qu’il est question de célebrer un concile œcuménique. Ajoûtez à cela que le consentement des princes représente celui des peuples ; car dans chaque état le prince est le représentant de la nation. Or ce consentement des peuples opere celui de toute l’Église, qui, selon la réponse de Philippe-le-Bel à une bulle de Boniface VIII. n’est pas seulement composée du clergé, mais encore des laïcs. Une autre observation à faire est que les princes Chrétiens n’ont pas perdu irrévocablement le droit de convoquer les conciles œcuméniques. En effet, comme ils sont obligés en qualité de magistrats politiques de veiller à ce que le bien de l’état, qui est intimement lié avec celui de la religion, ne reçoive aucune atteinte ; <…>.
Второе, что сей есть только один и способ для сохранения согласия между Империею и духовенством, без коего и общество сохраниться не может, почему вспоможение обоих властей быв нужно в [c. 149] вещах, касающихся до веры, то из того и заключается, что нужно согласие Христианских Государей к созыванию Вселенского собора, присовокупя к тому и то, что согласие Государя представляет согласие народное: ибо во всяком государстве Царь собою народ изображает, и так сие народное согласие производит с собою и соизволение всей церкви, которая по мнению Филиппа Ле Бела в его ответе на буллу Вонифатия VIII. не из одного духовенства составлена, но из светских. Другое примечание можно зделать, что Христианские Государи не совсем потеряли право созывать Вселенские соборы; ибо быв оне должны в сходственность звания политического начальника смотреть, чтоб польза государственная, которая соединена с пользою закона, не была повреждена <…>.
Das Land gefiel ihr nicht. Sie hatte einen Eckel und Abscheu an den Sitten und Gebräuchen der Leute, und die schwedische Sprache war ihren Ohren höchstunangenehm.
Государство ей столько не нравилось, что она имела омерзение к народным нравам и обыкновениям, так что и самой шведской язык был ей весьма противен.
L’Autorité du Sénat, sans cesse en opposition avec celle du Peuple ; l’ambition outrée [p. 17] des Grands ; les prétentions des Plébéiens qui s’accroissoient chaque jour, & beaucoup d’autres raisons, qui sont proprement du ressort de l’Histoire, causerent de nouveau des Orages violens : les Gracques & les Saturninus publierent quelques Loix séditieuses : pendant les troubles des Guerres Civiles, on vit un nombre d’Ordonnances que les événemens faisoient paroitre, & disparoitre.
Власть Сената всегда в противоположении с народною: непомерное вельмож честолюбие, возрастающия отчасу народныя требования, и много других причин, собственно до Истории надлежащих, причинили снова сильныя возмущения: Гракхи и Сатурнины издали несколько возмутительных законов; в смутныя времена междоусобной войны вышло множество установлений, которыя, завися от случаев, показывались и опять скрывались.
SOUVERAINS, s. m. pl. (Droit naturel & politiq.) Ce sont ceux à qui la volonté des peuples a conféré le pouvoir nécessaire pour gouverner la société.
L’homme, dans l’état de nature, ne connoît point de souverain ; chaque individu est égal à un autre, & jouit de la plus parfaite indépendance <…>.
Les hommes ne se sont mis en société, que pour être plus heureux ; la société ne s’est choisi des souverains que pour veiller plus efficacement à son bonheur & à sa conservation. <…>
Les peuples n’ont point toujours donné la même étendue de pouvoir aux souverains qu’ils ont choisis. L’expérience de tous les tems apprend, que plus le pouvoir des hommes est grand, plus leurs passions les portent à en abuser : cette considération a déterminé quelques nations à mettre des limites à la puissance de ceux qu’elles chargeoient de les gouverner. Ces limitations de la souveraineté ont varié, suivant les circonstances <…> Il faut cependant que la limitation du pouvoir ait elle-même des bornes. Pour que le souverain travaille au bien de l’état, il faut qu’il puisse agir & prendre les mesures nécessaires à cet objet ; ce seroit donc un vice dans un gouvernement, qu’un pouvoir trop limité dans le souverain : il est aisé de s’appercevoir de ce vice dans les gouvernemens suédois & polonois.
D’autres peuples n’ont point stipulé par des actes exprès & authentiques les limites qu’ils fixoient à leurs souverains ; ils se sont contentés de leur imposer la nécessité de suivre les lois fondamentales de l’état, leur confiant d’ailleurs la puissance législative, ainsi que celle d’exécuter. C’est-là ce qu’on appelle souveraineté absolue. Cependant la droite raison fait voir qu’elle a toujours des limites naturelles ; un souverain, quelque absolu qu’il soit, n’est point en droit de toucher aux lois constitutives d’un état, non-plus qu’à sa religion ; il ne peut point altérer la forme du gouvernement, ni changer l’ordre de la succession, à-moins d’une autorisation formelle de sa nation. D’ailleurs il est toujours soumis aux lois de la justice & à celles de la raison, dont aucune force humaine ne peut le dispenser.
Lorsqu’un souverain absolu s’arroge le droit de changer à sa volonté les lois fondamentales de son pays ; lorsqu’il prétend un pouvoir arbitraire sur la personne & les possessions de son peuple, il devient un despote. Nul peuple n’a pu ni voulu accorder un pouvoir de cette nature à ses souverains ; s’il l’avoit fait, la nature & la raison le mettent toujours en droit de réclamer contre la violence. Voyez l’article Pouvoir. La tyrannie n’est autre chose que l’exercice du despotisme.
САМОДЕРЖЦЫ (право естеств. и полит.) суть те, которым воля народов поручила власть нужную для управления обществом.
Человек в естественном состоянии не ведает Самодержца : каждый частный человек равен другому и пользуется всесовершеннейшею независимостью.
[с.87] Люди собрались в общество чтоб быть благополучнейшими ; общество избрало себе Самодержцев, чтобы чрез них больше и действительнее утвердити благоденствие свое и сохранить себя в целости. <…>
[с. 88] Народы не всегда давали равную власть Самодержцам, которых они избирали. Опыт всех времен доказывает что, чем больше страсти приводят их к употреблению оныя во зло. В разсуждении сего некоторые народы положили пределы власти [с. 89] тех, коим отдали себя в управление. Сии ограничивания переменялися по обстоятельствам <…>. В прочем нужно что бы самое ограничение власти имело пределы : а дабы Самодержец имел попечение о [с. 90] благе общем, надобно чтоб он мог действовать и принимать меры нужныя для сего предлога. И так власть Самодержца весьма ограниченная, будет порок во правлении : легко можно приметить таковой порок во правлении Шведском и Польском.
Другие народы договорами нарочно учиненными и неоспоримыми не предохранили пределов полагаемых ими своим Самодержцам : но только предписали им необходимо следовать законам в основание положенным в государстве, поверяя им в прочем власть законодательную так равно как и исполнительную. Таковое самодержавство называется самодержавством совершенным. Однако здравый разсудок показывает, что оное всегда имеет естественные пределы : Самодержец, сколь ни совершенна власть его, не имеет права касаться законам составляющим государство, ниже вере ; не может переменять образа правления, [с. 91] ни порядка наследства без точнаго уполномочивания народнаго, и всегда подвержен он законам правосудия и благоразумия, от которых ни какая человеческая сила свободить его не может.
Когда Самодержец совершенный старается присвоити право переменять по своей воле законы за основание принятые в его государстве ; когда требует власти произвольныя над животом и имением народа своего, тогда делается он Деспотом. Ни какий народ не мог и не желал дать таковыя власти своим Самодержцам : если же он то учинил, естество и благоразумие всегда подает ему право противится насилию. Тиранство есть ни что иное, как произведение в действо Деспотисма т.е. безпредельныя власти.
On peut distinguer trois sortes de gouvernemens ; le républicain, le monarchique, le despotique. Dans le républicain, le peuple en corps a la souveraine puissance. Dans le monarchique un seul gouverne par des loix fondamentales. Dans le despotique, on ne connoît d’autre loi que la volonté du maître, ou plutôt du tyran. Ce n’est pas à dire qu’il n’y ait dans l’univers que ces trois especes d’états ; ce n’est pas à dire même qu’il y ait des états qui appartiennent uniquement & rigoureusement à quelqu’une de ces formes ; la plupart sont, pour ainsi dire, mi-partis ou nuancés les uns des autres.
Правление можно разделить на три рода, народное, самодержавное и самовластное. В народном правлении народ весь вместе имеет верховное могущество, в самодержавном одна особа управляет по принятым за основание законам, а в самовластном не знают другаго закона, кроме воли Государя или лучше сказать мучителя. Сим разделением не утверждается того, что бы о всей вселенной были только сии три рода правлений, как не говорится здесь и того, что бы находилися такие государства, которыя бы единственно и в точности принадлежали к одному какому нибудь из сих учреждений; но большая из них часть суть, так сказать, полсмешены или одни другим подтенены.
Il seroit donc à propos de diviser encore l’économie publique en populaire & tyrannique. La premiere est celle de tout état, où regne entre le peuple & les chefs unité d’intérêt & de volonté ; l’autre existera nécessairement par-tout où le gouvernement & le peuple auront des intérêts différens & par conséquent des volontés opposées. Les maximes de celle-ci sont inscrites au long dans les archives de l’histoire & dans les satyres de Machiavel. Les autres ne se trouvent que dans les écrits des philosophes qui osent reclamer les droits de l’humanité.
И так к стате еще разделить можно общую экономию на народную и владельческую. Перьвая есть всего государства, в которой и народ и правители имеют одинаковую пользу и волю; последняя же неотменно должна быть, когда правление и народ иметь будут разныя пользы и следственно противныя воли. Правила сей последней пространно описаны в бытописаниях и сатирах Махиавеля. Правила же перьвой находятся только в сочинениях философов осмелившихся возстановить права человечества.
And first we must observe, that in criminal cases a nobleman shall be tried by his peers. The great are always obnoxious to popular envy: were they to be judged by the people, they might be in danger from the prejudice of their judges; and would, moreover, be deprived of the privilege of the meanest subject, that of being tried by their equals, which is secured to all the realm by magna carta.
<…> Вельможи Великобританские во всех уголовных делах должны быть судимы себе ровными Вельможами by their own peers. Сие [с. 162] правило для того установлено, что Вельможи всегда бывают подвержены ненависти народной; и естьли бы они судимы были народом, тогда бы они остались в немалой опасности от народных Судей, и могли бы напоследок быть лишены тех привилегий, в силу которых, соблюденных в славном изложении Великой Карты in magna carta и последний из подданных имеет право судим быть себе равными людьми.
§ХVII. Oligarchie
Que si le systéme Démocratique vient à être altéré, ensorte que peu de membres s’emparent de toute l’autorité, pour la faire servir à leurs intérêts propres, préférablement au bien commun, alors ces Gouvernemens dégénerent en ce qu’on appelle Oligarchies, qui ne sont autre chose que le Despotisme de quelques personnes réunies. Tel fut dans Rome le fameux Triumvirat entre Octavien-Auguste, Marc-Antoine, & Lépide. Telles furent aussi les associations à l’Empire, par la création des Césars; comme lorsqu’Antonin le Pieux adopta Marc Aurele, & Lucius-Vérus, qui régnerent apres la mort d’Antonin : & lorsque aussi le Sénat déclara Empereurs Pupien & Balbinus ; ou quand Dioclétien s’associa Maximien, creation qui fut suivie de celles de Galerius & de Constance. La même chose avoit été pratiquée a Sparte, vers la fin de sa République. Un tel systeme de Gouvernement ne paroissant pas établi consentement du Peuple, & étant plutôt contraire à la constitution de l’Etat, peut passer pour tyrannique.
Так называют демократическое правление в таком случае, когда вся власть похищается малым числом членов и обращается ими к собственным своим выгодам в предосуждение общественнаго блага; олигархия не иное что есть, как диспотизм [sic] некотораго числа людей. Она случилась в Риме во время славнаго тирумвирата Октавиана Августа, Марка Антония и Лепида. Таковыя заговоры были также в Империи при постановлении Кесарей; в то время как благочествивый Антонин усыновил Марка Аврелия и Луция Вера, по смерти его царствовавших, и когда Сенат обнародовалпровозгласил Императорами Пупиана и Балбиена. То же самое приключилось в Спартанской Республике пред окончанием оныя. Как система сия в правлении учреждается без народнаго согласия и противна Государственному узаконению, то может почесться за тираническую.
L’Economique est une troisieme branche de la science du Gouvernement, qui prévient ou répare les désordres que peut mettre dans les Finances de l’Etat une prodigalité excessive, la négligence ou l’avidité de ceux à qui l’on confie cette partie de l’Administration. Elle compare les revenus de l’Etat à ses dépenses. Elle recherche les moyens d’augmenter les uns & de diminuer les autres. L’Agriculture, le Commerce, les Manufactures, [p. 97] les Impôts, tout ce qui peut remplir le trésor public sans vexer le peuple, est de son ressort. Elle ne doit jamais oublier ce grand principe, que le trésor public ne doit point s’augmenter aux dépens des richesses des particuliers, mais s’accroître avec elles & en même proportion.
Домоводство есть третия ветвь науки правления предупреждающая или заглаждающая [sic] безпорядки, кои может произвести в доходах государьственных чрезмерная расточительность, нерадение или жадность тех, коим вверяют сию часть, оно сравнивает доходы государственныя с издержками. Оно изыскивает средства к умножению одних и к уменшению других. Земледелие, купечество, рукоделия, подати и все что может наполнить общественное сокровище без народного утеснения, до сего относится. Оно никогда не должно збывать сие великое правило: да не увеличивается общественное сокровище насчет богатство частных людей, но да возрастет наравне с оными.
Il seroit donc à propos de diviser encore l’économie publique en populaire & tyrannique. La premiere est celle de tout état, où regne entre le peuple & les chefs unité d’intérêt & de volonté ; l’autre existera nécessairement par-tout où le gouvernement & le peuple auront des intérêts différens & par conséquent des volontés opposées.
И так нужно еще разделить Экономию общественную на народную и тираническую. Первая есть каждого государства, где между народом и начальниками царствует единообразность пользы и воли; а другая существует необходимо повсюду, где правительство и народ имет разыличныя пользы, и следовательно воли противоположенныя.
L. 297. On voit par ce précis des révolutions de la Germanie, comment elle fut d’abord assujettie à un gouvernement Monarchique ; comment ce gouvernement a été détruit ; et par quels moyens les etats sont parvenus à l’autorité dont ils jouissent. Ces révolutions ont fait naître le droit Public d’Allemagne, et contribué à sa perfection.
П. 286. Из сего краткаго начертания перемен Германии видно, каким образом была она с начала подчинена Монархическому правлению; как сие правление было изпровержено, и какими средствами Штаты дошли до нынешней власти. Таковыя перемены породили народное Немецкое право и способствовали к его усовершению.
21. Mutaturus sententiam, dic, utilitati publicae te studere, non vulgi opinioni.
21. Аще хощеши узаконение превратити, глаголи: яко не ради народного разумения, народа общаго пожитку тако творю.