Wer hat ihn gestürzt? Einer von seinen Gouverneurs in Medien, Arbaces genannt <…> [S. 27]. Nachdem er den König also unter den Kebs-Weibern mit geschminkten Angesichte und abgeschorten Barte selbsten gesehen, verdroß es ihn, daß so manche brave Generals unter seinem Commando stehen müsten, wiegelte also den Grössesten des Reichs auf, wieder ihn zu rebelliren.
Кто Сарданапала с престола низверг? Мидской губернатор Арбацес <…>. Понеже Арбацес увидел, что Сарданапал царь его выбривши бороду, а притом набелившись и нарумянась посреди наложниц своих сидит; то от сего омерзения так осердился, что всех вельмож и генералов, к возмущению против ево возбудил.
Wenn es dem Sultan beliebt, einen allgemeinen Staatsrath zusammen zu berufen, zu welchem alle Große des Reiches, die Geistlichkeit (Ulema), die Kriegs- und andere Bediente, auch wohl die alten und erfahrensten Soldaten gerufen werden; so wird der Diwan genennet Ajak Diwani, weil die ganze Versammlung steht.
Der oberste Weßir oder Großweßir (Wessiri ässäm) (das Wort Weßir bedeutet einen Verwalter der Reichsgeschäffte) ist der höchste Bediente, und der nächste nach dem Kaiser.
Когда Султан соблаговолит созвать полный совет, на который все вельможи, духовенство (улема) военные и другие служители, такожде старые и заслуженные солдаты сходятся; то оное собрание называется Аяк Дивани, потому что в нем все стоят. Верьховный или великий Визирь (Вессири Ессем) (а слово Визирь значит управителя государственных дел; ) есть самый знатный Министр и первый по Султане.
Sénateurs, Chevaliers, Nonces, Maréchaux des Diètes, Prélats, Palatins, Castellans, Starostes, Grands Officiers de la Couronne, personne ne s’absenta.
Падение государя имеет три степени. Потеряние народнаго почтения его потрясает; лишение склонности вельмож его колеблет: а наконец возмущение подданных его низвергает.
Труд простаго народа обогащает вельмож; а увеселения вельможей заставляют бедных препровождать всю свою жизнь в нужде.
Les Generaux, sous prétexte de faire subsister leurs Troupes, s’emparoient des revenus de la République: & [f. 10a] l’Etat s’affoiblissoit à proportion que les particuliers devenoient puissans. <...> [f. 11a] Tout l’argent de l’Etat étoit entre les mains de quelques Grands, des Publicains, & de certains Affranchis plus riches que leurs Patrons.
Полководцы под видом, будто бы на содержание их войск, брали себе доходы Республики; Государство же ослабевало по мере обогащения и усиления особенных. <...> [л2. 6b] Все богатство Государства находилось в руках некоторых Вельмож, публиканов и некоторых освобожденных отпущенников, более изобиловавших, нежели довольствовались сами их Патроны*.
*Милостивцы
L’Etat Républicain succéda au Monarchique; le Sénat & la Noblesse [p. 54] profiterent des débris de la Royauté; ils s’en approprierent tous les droits; Rome devint en partie un Etat Aristocratique, c’est-à-dire que la Noblesse s’empara de la plus grande partie de l’autorité souveraine. Au lieu d’un Prince perpétuel, on élut pour gouverner l’Etat, deux Magistrats annuels tirez du Corps du Sénat, ausquels on donna le titre modeste de Consuls, pour leur faire connoître qu’ils étoient moins les Souverains de la République, que ses Conseillers, & qu’ils ne devoient avoir pour objet que sa conservation & sa gloire.
Монархия стала быть Республикою. Сенат и вельможи от того воспользовались присвоением себе власти и всех прав царственных. Рим отчасти сделался Аристократическим государством: то есть, что тогда большая часть Самодержавной власти [с.63] принадлежала Вельможам. Вместо безсменнаго Государя, избраны были к правлению, из общества Сената, два ежегодных Правителя, которым дано умеренное название, Консулы; дабы они почитали себя боле Советниками, нежели Властелинами Республики, и имели бы всегдашним предметом ея сохранение и славу.
Rome par l’établissement du Tribunat, changea une seconde fois la forme de son Gouvernement. Il étoit passé, comme nous venons de le voir, de l’Etat Monarchique à une espece d’Aristocratie, où toute l’autorité étoit entre les mains du Sénat & des Grands. Mais par la creation des Tribuns on vit s’élever insensiblement, & comme par degrez, une nouvelle Démocratie dans laquelle le peuple, sous differens prétextes, s’empara de la meilleure partie du Gouvernement.
Рим учреждением Трибунства переменил в другой раз образ правления. Сказано уже было, что Монархическое его состояние учинилось некоторым родом Аристократии*, по которой вся власть была в руках Сената и Вельмож. Но заведением Трибунов, не чувствительно, и мало по малу [с. 161] возставлена некоторая Демократия**, по которой Народ под разными видами присвоил себе лучшую часть правления.
*Аристократия, есть политический образ правления, в котором вышшая власть принадлежит числу знатнейших особ породою, богатством, разумея к тому и достоинствами. Венецианское правление может называться Аристократическим.
** Демократия есть образ Правления, в котором власть принадлежит Народу не терпя никаковой особой власти.
Le veritable sujet de la dispute & de l’animosité des deux partis, rouloit sur ce que les Nobles & les Patriciens prétendoient que par l’expulsion des Rois ils avoient succedé à leur autorité, & que le Gouvernement devoit être purement Aristocratique; au lieu que les Tribuns tâchoient par de nouvelles Loix de le tourner en Democratie, & d’attirer toute l’autorité dans l’Assemblée du Peuple qu’ils gouvernoient à leur gré. Ainsi l’ambition, l’interêt & la jalousie animoient ces différens partis, & faisoient craindre aux plus sages une nouvelle séparation, ou une Guerre civile.
Справедливая причина ссоры и озлобления с обоих сторон состояла в [с. 216] том, что Вельможи и Патрикии по отрешении Царей хотели быть наследниками их власти, и учинить правление точно Аристократическим; Трибуны же с их стороны старались новыми законами сделать оное Демократическим и привлечь всю власть в Народное собрание, которым они управляли по своей воле. Сим образом властолюбие, корысть и ревность действовали в разных частях Народа, и подавали страх или новаго разделения, или междоусобной войны между Гражданами.
Saepe mecum cogitare soleo, unde tanta existat inter subditos et magistratus, interque Principes et beneficiarios dissensio : Et positis utrinque calculis, tum hos, tum illos ratione niti invenio. Subditi enim de parva, quam in dominis reperiunt, conqueruntur benignitate. Domini vero de multiplici queruntur, quam in subditis inveniunt, inobedientia.
Часто я сам в себе разсуждаю, откуда между подданными и правительствами, Государями и вельможами, толикое несогласие происходит: и уважа с обеих сторон, нахожу, что и те и другие на справедливости утверждаются. Ибо подданные вопиют на Государей за малое к ним благопризрение; а Государи жалуются о премногом непослушании, которое они обретают в подвластном народе.
Le luxe de l’Orient passa à Rome avec les dépoüilles de ces grandes Provinces. Ce fut pour l’entretenir qu’on commença à briguer les Charges de la République dont le profit augmentoit avec l’Empire. <...> [p. 348] L’ambition prit la place de la justice dans leurs entreprises: une sordide avarice & l’interêt particulier succederent à l’interêt du bien public: l’amour de la patrie se tourna en attachement pour des chefs de parti. Enfin la victoire, la paix, & l’abondance ruinerent cette concorde entre les Grands & le peuple <...>.
Роскошь от Востока перешла в Рим с корыстями полученными от сих завоеванных великих Провинций. А дабы удовольствовать сию роскошь, Римляне начали разными происками доставать Чины в Республике, кои сугубо приносили прибыль, по мере разпространения над Светом Владычества Римскаго. <...> Любоначальство заступило место правосудия в их предприятиях; постыдная алчность к воинству и особенная корысть, место прилепления к общему благосостоянию; любовь к Отечеству пременилась в прислужничество развратным Начальникам. На конец общая над всеми победа, мир и изобилие рушили прежнее соучастие Вельмож с Народом <...>.
[Примечание: игра слов, на которую не обратил внимания переводчик: patrie - partie (“родина” - “партия”, в смысле отдельной группы интересов)].
L’ambition & l’interêt firent éclater le ressentiment des premiers de Rome. On reprocha publiquement à Tiberius qu’il ne vouloit attribuer au peuple la disposition du Royaume d’Attalus, que pour s’en faire mettre la Couronne sur la tête. On l’accusa même de se vouloir faire le tyran de son propre pays; & il y en avoit qui publioient qu’il s’étoit saisi par avance du bandeau Royal, & de la robe de pourpre d’Attalus. Mais ces bruits injurieux, & qui venoient de l’animosité des Grands, ne convenoient guéres au caractere de Tiberius. Jamais personne ne fut plus Républicain que ce Tribun. Tout ce qu’il avoit fait au sujet du partage des terres, n’avoit eu pour objet que de rapprocher la condition des pauvres citoyens de celle des riches, & d’établir une espece [p. 371] d’égalité entre tous les citoyens.
Властолюбие и жадность к богатству воздвигли мщение Первоначальных в Риме. Явно укоряли Тиверия, что он отдавал Народу разпределение [с. 462] Аталовых Областей единственно в том виде чтоб возложить на себя Корону. Его обвиняли к тому, что он желал соделаться тираном своей отечественной Области; и некоторые разглашали, что он заране похитил к себе Царской венец и порфиру Аталову. Но сии несправедливые слухи произошедшие от злобы Вельмож, ни мало не сходствовали со нравом Тиверия. Ни когда ни кто Республиканин не мог иметь большей любви к Республике, какую сей Трибун доказывал. Все что он произвел касаясь до раздела земель, имело едину только цель, чтоб приближить состояние бедных к состоянию богатых, и возставить некторое равенство между всеми Гражданами.
<...> dans un tems où Rome n’avoit presque plus d’un Etat Républicain que le seul nom. Les Grands seuls regnoient avec un empire absolu. Toute l’autorité du gouvernement étoit renfermée dans quelque maisons particulieres qui se remettoient le Consulat de main en main.
<...> в то время как Римская Республическая Область имела, так сказать, едино только имя Республики. Одни Вельможи правили тогда ею с полным властительством. Вся власть Правления заключалась в некоторых знатных Домах, кои передавали между собою Консульство один к другому.
Les gens de bien comme Caton, Ciceron, Catulus & plusieurs autres, tous zélez Républicains, regardoient cette puissance excessive de quelques citoyens, leurs richesses immenses, & l’attachement particulier des armées pour leurs Generaux, comme la ruine de la liberté. Ils ne pouvoient souffrir que sous [p. 262] prétexte de servir leur patrie, ces Grands se perpetuassent dans des Charges dont l’autorité suprême les exposoit à la tentation de se rendre les maîtres.
Добродетельные люди, как Цицерон, Катон, Катул и многие другие ревностные Республикане, почитали сие чрезмерное великомощество некоторых Граждан, их неизчетныя богатствы, и особую привязанность войск к своим Полководцам, гибелью вольности. Они не могли сносить чтоб под видом принесения услуг своему Отечеству, сии Вельможи навсегда оставались в должностях, с которыми соединенная Высочайшая власть приводила их к безпрестанному покушению соделаться вечными Властителями.
III. Das Regierungsrecht der West-Gothischen Könige war nicht unumschränkt, die Magnaten und nachher die Geistlichkeit hatten in Reichssachen mit zu sprechen. Doch war die Krone anfangs erblich, und ward erst nach und nach wählbar.
ІІІ. Власть Королей Вестготских была не безпредельная: ибо вельможи, а после и духовенство в государственных делах голоса подавали. Однако же с начала на престол по наследству вступали, а после от времени до времени Короли уже избирамые были.
III. Eben um diese Zeit aber brechen im Herzen des Reichs schwere Unruhen aus, welche von dem Missvergnügen des Grossen und des Volks, oder der sogenanten Fronde, gegen die Regierung einer ausländischen Regentin und eines ausländischen Ministers, entstehen. Den ersten Sturm veranlasset die Festsetzung einiger Parlaments-Herren [Aug. 26].
III. Но в самое сие время произошли внутри государства великия смятения от негодования вельмож и народа, или так называемых пращников (Frondeurs), недовольных правительством чужестранныя Государыни и чужестраннаго министра. Первое смятение произошло от задержания под караулом некоторых Парламента членов [Авг. 26].
Nec vero instituti mei est hic loqui contra foeminas Principes et illustres, quae oppida et castella in patrimonio suo (plura) possident. Illis enim a beneficiariis (subditisque) jure debita non adimo servitia ; sed eis, obedientiam praestent matrimonii ratione maritis debitam, persuadere cupio. Foeminas humiles et plebejas cum maritis nonnunquam discordare mirum non est. Fortunas enim quas perdant, tenues, et laborem, quem in discrimen committant, exiguum habent. At foeminae Principes ac illustres, quae multis imperare audent, cur uni ut pareant, demittere se abnuant ; Nam, quod citra cujusquam injuriam dictum velim, abunde stulticiae, parum intelligentiae inest foeminae, quae gubernandi regni peritiam sibi vendicat, et aequo animo maritum ferendi scientia caret (ac patientia).
Однакож я не намерен здесь противоречить Великим Государыням и Княгиням, во владении своем многие города и крепости имеющим. Ибо я не прекословлю, чтоб вельможи и подданные законную им приносили службу; но точию посоветовать желаю, дабы оне в разсуж[д]ении брака должное супругам своим послушание отдавали. Подлыя и простонародныя жены, не дивно, что с мужьями иногда бывают не согласны. Ибо пожитки, кои утратить, скудные; и честь, которую потерять, малую имеют. Но Великия Государыни и Княгини, многими повелевать дерзающия; чего ради одному повиноваться и перед одним смириться не желают? Ибо (не в обиду говорю) довольно глупости и мало разума в той жене обретается, которая к правлению целаго государства знание и искусство себе присвояет; а единаго мужа своего великодушно и терпеливно сносить не умеют.
Ex iis, quae cavere in praesidibus et judicibus Principes oportet, hoc quoque est, ut nullo pacto violari antiquas in rebuspublicis suis leges patiantur, et in earum locum mores, nescio quos, introduci peregrinos. Ea quippe vulgi in eo, quod dicit, varietas, in eo, quod petit, levitas est; ut novum in singulos dies Regem creari, et novam in singulas horas legem ferri cupiat.
Из тех вещей, коих Государи в Вельможах и судьях остерегаться должны, есть и сие, чтоб ни под каким видом не допускали в государствах своих нарушать древние законы, и на место их вводить, неведомо какия, странныя обыкновения. Ибо толикое есть простаго народа в том, что говорит, непостоянство; и в том, чего требует, легкомыслие; что новаго на каждой день поставлять Царя, и новой на каждой час учреждать закон желают.
Ainsi la Reine se crût obligée de l’élever aux plus hautes dignitez de l’Etat, & de le rendre le plus grand Seigneur de son Royaume. Personne au moins de ceux qui sçavoient les services que ce Seigneur avoit rendus à la Reine <...> ne trouvoit étrange qu’elle le comblât d’honneurs & de dignitez <...>.
<...> Елисавета считала себя обязанною возвести его [графа Лейчестера] на высочайшую степень государственных достоинств, и сделать главнейшим вельможею королевства своего. Что она жаловала его чинами и препоручала ему первейшия должности, сему никто не удивлялся, по крайней мере из тех, которые знали о услугах оказанных сим вельможею королеве <...>.
Nicht nur, dass die mehresten Stimmen den einer ununterrichteten Menge gewiss nicht die Klügsten find; dass vielleicht gerade das Gegentheil zu vermuthen ist; so find durch die demokratische Regierungsform, weder die Verzögerung, noch der Unterscheid des Antheils gehoben, welche in den öffentlichen Beratschlagungen so sehr einfließen. Daher wählten andre aus dem Volte gleichsam die Edleren zur Verwaltung des gemeinen Weisens: von Ihnen empfiengen die Staaten den Namen Aristokratien.
Поскольку не токмо составляющие большинство голосов при многом стечении народа непросвещенного без сомнения не суть самые благоразумнейшие, но и может быть надлежит ожидать совсем того противного, то через демократический образ правления не отвращена ниже медленность, ниже разность участия, которые в публичные советования имеют только великое влияние. Того ради для управления обществом избраны были в народе так сказать благороднейшие или вельможи, от которых области и получили имя Аристократии (правления вельможных).